Так и знакомимся. Имя её не помню, что-то вроде Белого пера стремительной птицы, или наоборот, Стремительное перо белой птицы… не разобрала. Тем более, что она откликалась на более простое имя Тереза.

7920 Boulevard Saint-Laurent, Montréal

17 марта, местное время 8 утра.

О! Нам завтрак приносят. Непонятно из чего каша с еле уловимым запахом масла и железная кружка со слабым раствором чая. Сметаю всё мгновенно, и, глядя на очищенную посуду, думаю: я поела или нет, а был ли в чае сахар? Ничего не поняла.

Открывается дверь. Интересно, зачем? Завтрак подавали в окошечко. Незнакомый полисмен протягивает мне коробки. А-а-а, понятно, в окно не пролезут.

— Ваш вчерашний заказ, мадемуазель. Лейтенант Камбер велел передать.

С первого взгляда понимаю, что это не мой заказ. Мой родной наверняка с почестями или без оных похоронен в желудках местного народонаселения. С яблочным соком они угадали, а вместо томатного вижу персиковый. И пицца острая.

— Это не мой заказ, я такого не ем, — возвращаю коробки полицейскому, потом передумываю, — А впрочем, давайте.

Яблочный сок оставляю себе, остальное отдаю Терезе.

Я больше не улыбаюсь. Никому. Никому здесь я больше улыбаться не буду. Рассчитывала совсем на другое. Обыграть роль избалованной кокетливой красотки, всех обаять, может быть даже спеть. В итоге обзавелась бы канадской фанатской группой в полном составе здешнего полицейского участка. И даже грубость Клода не помешала бы. И после всего остального, включая подленькие провокации лейтенанта, которые можно списать на профессиональную деформацию, была возможность повернуть в мирную сторону. Дверь захлопнулась, когда лейтенант Камбер угощался кофе, даже не подумав предложить мне. Я потом в камере воду из-под крана пила. Противную, кстати, на вкус.

Всё остальное выливалось уже в треснувшую и потёкшую чашу моего ангельского терпения.

В девять часов меня выводят из камеры. За четверть часа до этого до нас донёсся рёв раненого бегемота. Кто-то бушевал минут десять.

— Самый большой начальник прибыл, — ухмыляется индеанка, разделываясь с пиццей, и едко добавляет, — Его сиятельное всемогущество главный инспектор Альфред Лафар.

Сиятельное всемогущество вижу в общем холле. Натурально, на бегемота смахивает. Брыла, заметное брюшко, короткие руки. Облачён в гражданский костюм и уже этим отличается от всех прочих.

А обстановочка совсем другая, нежели вчера вечером. Большая часть народа не знакома, видать, часть сменилась, но мои девицы, которые совсем не красавицы, и лейтенант Камбер пока здесь. Лейтенант стоит навытяжку, слегка побагровевший, у девиц вид «Как бы нам не прилетело», остальные усиленно стараются не отсвечивать.

— Мадемуазель Агдан, я… — мужчина представился. Именно тем, кого назвала моя соседка по камере. Только «сиятельного всемогущества» не прозвучало.

Обращение по моему псевдониму «Агдан» сразу всё объясняет. Провернулись где-то колёсики. Буланже наверняка известил о случившемся «Sony Music», а уж им-то хватит возможностей, я полагаю, даже на правительство выйти. Хотя ничего сложного тут нет, я и сама могла бы. Один звонок в наше посольство и пошла плясать губерния.

— Мадемуазель Агдан, что же сразу моим ребятам всё не объяснили? — укоризненно рокочет Лафар. О, опять я во всём виновата! Прямо родной Кореей повеяло.

Не нахожу нужным отвечать, хотя «бегемот» ждёт. Вместо этого пристально и безотрывно смотрю на лейтенанта Камбера. Тот опять краснеет, старательно отводит глаза и помалкивает. Первой не выдерживаю я.

— Лейтенант Камбер, не хотите ответить за меня?

— Она говорила… — кое-как выдавливает из себя лейтенант. На него давит тяжёлый взгляд разгневанного начальства, и проигноривать его он не может.

— Говорила, что она звезда и военнослужащая южнокорейской армии, — лейтенант мучительно рожает признание.

Высокое начальство остаётся терзать своих подчинённых, а я ухожу в знакомый закуток, где девицы-не красавицы возвращают мне изъятое накануне имущество. Тоже небыстрая процедура, но живее за счёт не слишком тщательного осмотра с моей стороны. Мне главное — деньги, документы и смартфон с планшетом. Так что за неполный час мы управляемся.

Уже на выходе меня притормаживает лейтенант и суёт какую-то бумагу.

— Подпишите и свободны.

— Нет, — отвечаю коротко и категорично. Знакомство с документом не располагает. Это заявление от моего имени о том, что никаких претензий к данной полицейской станции я не имею.

Хотя и увязал лейтенант мою свободу с моей подписью, но когда я выхожу, меня никто не останавливает. Останавливает небольшая кучка журналистов, но уже на улице. Уже разнюхали! Вот кто везде работает не за страх, а за совесть. Журналиста, как волка, ноги кормят. Глядь! А я ведь есть хочу! И чувствую себя без помощников, как без рук, даже такси вызвать не могу, не знаю местных контактов. Ладно, эту проблему мы сейчас решим.

Авиалайнер «Эйр Франс», рейс Монреаль — Париж

17 марта, Монреальское время — 20:30, полчаса полёта.

Охренительный у меня канадский вояж получился. Я планировала несколько дней, боялась, что в неделю не уложусь. Куда там! Вчера вечером прилетела, сегодня вечером улетаю. Ровно сутки. Прилетела — получила по фасаду со всех сторон — улетела. Победить только забыла.

Когда нарвалась у выхода на журналистов, первая мысль была естественной, неконструктивной и глупой. Что-то вроде «принесла вас, шакалов, нелёгкая!». Слава святым апельсинам, первая мысль пришла не одна. За ней меня посетила другая, третья…

Вторая мысль: журналистов называют иногда четвёртой властью, но это чушь собачья. СМИ — не власть, СМИ — хаос и стихия. Но стихия, которую можно иногда использовать, как используют парусники силу ветра. Столько раз мне от них доставалось, не пора ли мне научиться ставить парус?

Третья мысль, следствие второй: мой ответный удар по полицейским чинам, допустившим хамство, и администрации гостиницы, входящей в огромную сеть «Хилтон» по всему миру, стихия СМИ усилит на несколько порядков. Голов слетит столько, что не перепрыгнешь через эту кучу.

Четвёртая мысль: удар имеет смысл придержать, но только по администрации отеля. Их прокол имеет смысл монетизировать в кругленькую сумму. И сотней тысяч долларов меня сейчас не соблазнишь.

За несколько секунд я прокрутила всё это в голове и только после этого соизволила заметить журналистов, которые наперебой кричали свои вопросы и совали мне в лицо микрофоны. Отодвинув этот надоедливый пучок, сделала предложение:

— Вот вы, — обратилась к единственной женщине, — ваш вопрос будет первым, если вы мне такси вызовете.

— Ун секонд, — дама принялась вызванивать такси, остальные стихли. Журналистка назначила время через двадцать минут, на пять минут больше максимума, на который я была готова. Ювелирная точность! Запроси она двадцать пять минут, я бы запротестовала, а ради пяти шум не стала поднимать.

— Заметьте, мсье, — комментирую я, — она думает и о вас.

— Или планирует задавать свой вопрос минут пятнадцать, — съехидничал кто-то.

— Мадемуазель Агдан, — вступила в дело дама, — надолго ли вы к нам в Канаду и планируете ли концертные гастроли в Квебеке, Канаде, а может, у вас в планах тур по всему континенту?

— Мой визит в Канаду закончится, как только завершу свои дела. Гастроли в Канаде не планируются. Ни в ближайшее время, ни вообще. По остальному континенту ничего определённого сказать не могу. Нас пока никто к себе не зовёт.

— А с какой целью вы прибыли в Монреаль? — успела задать внеплановый вопрос дама и её вежливо оттёрли.

— У меня кое-какие личные дела и дела бизнеса, не связанные с концертной деятельностью. Хочу встретиться с подругой и провести одну деловую встречу. После этого покину вашу страну.