Вся эта картина по всему доставляет огромное наслаждение синеглазой девушке в военной форме, разместившейся на одноместной кровати. Откинувшись на железную дужку и закинув одну ногу на одеяло, девушка откровенно сияет на прикованного парня. «ЧжуВон» мрачно зыркает то на неё, то оценивающе на вбитые в стену штыри.

— Вот так ты и провисишь ещё пол-суток, — торжественно объявляет сангса, — Только потом отпустим. Не хотел подождать в комфорте, значит, так повисишь.

— Пытки запрещены в нашей стране законом, — хмуро смотрит на неё «ЧжуВон».

— А пытки ещё не начинались, — весело сообщает девушка, — я пока в раздумьях, чего бы с тобой сотворить, глупый мажорчик.

— А не боишься, что потом тебя отловят и сделают с тобой то же самое?

— Не, мажорчик, не боюсь, — радостно хихикает сангса, — Я сейчас приведу своих девчонок, они сдерут с тебя штаны и посмотрят, за чем это так гонялась та толпа сумасшедших. Если ты сделаешь так же, то попадёшь под статью о сексуальных домогательствах и насилии над женщиной.

— А вы, получается, не попадёте? — ехидно осведомляется «ЧжуВон».

— Нет, мажорчик. Девочки из военной полиции, имеют право проводить доследственные действия. Надо же выяснить, за каким-таким чудом гонялись те дуры, — сангса откровенно потешается.

Она потешается, и «ЧжуВон» это прекрасно понимает, но холодок в груди появляется. Ему и в самом деле заявлять о таком «насилии» будет не с руки. Засмеют на всю страну.

— Они не за этим гнались, — недовольно отвечает он, — Им всё равно, что там у меня и какого размера. Их размер моего наследства интересует.

— Ёксоль! Я и забыла совсем! Два миллиарда, надо же! Магия больших чисел, не иначе, — девушка издевательски фыркает.

Как «ЧжуВон» ни старается, уловить фальшь в её словах не может ни на грамм. Ей что, и в самом деле, всё равно? — глаза парня светятся огромным недоверием.

— Давай, госпожа сангса, расскажи мне, что на тебя такая магия не действует, — сарказма в тоне через край. Что совсем не смущает сангсу.

— Не действует, — подтверждает она, — Ни на кого не действует, у кого мозги есть. Это не ты владеешь двумя миллиардами. Это твои миллиарды владеют тобой и имеют тебя, как хотят. Во всех позах и разной последовательности.

— Неприлично девушке так выражаться, — «ЧжуВон» находит, к чему прицепиться. Но сангсу так просто не собьёшь.

— Мажор-оппа, я давно в армии, а здесь не принято ходить вокруг да около. Все говорят прямо, кратко и максимально понятно.

— Слышу, что грубо, но ничего не понятно, — упорствует парень.

— Потому что ты глупый мажорчик, — девушка встаёт, берёт с тумбочки дубинку. Начинает прохаживаться рядом, играя ударным инструментом, как бы примериваясь, куда и с какой силой врезать. «ЧжуВон» поначалу смотревший настороженно, слегка расслабляется. Ни одна имитация удара не перестаёт быть таковой.

— Ты глупый мажорчик, — продолжает сангса, красиво размахивая дубинкой, — Можешь ты потратить якобы свои два миллиарда на что хочешь? Нет, не можешь. Они вложены в предприятия, ценные бумаги, акции. Это ты будешь обязан заботиться о них, положишь жизнь на то, чтобы они прирастали. Ты будешь находиться на службе якобы своих денег. Они распоряжаются твоей жизнью, а не ты ими.

— А ты, выходит, своими деньгами распоряжаешься лично и как хочешь? Аж несколькими десятками миллионов вон, — откровенно издевается «ЧжуВон». Сангса останавливается, мерит парня долгим взглядом.

— Попробуй ещё раз. Ты же должен с первого взгляда понимать, сколько человек имеет. Иначе, какое ты высшее общество? Так, глупый недоучка. Условие мягкое: плюс-минус пятьдесят процентов. У тебя три попытки. Не угадаешь, врежу, — девушка хлёстко, аж с гудением, режет воздух дубинкой перед лицом парня.

— Неужто целых сто миллионов вон? — издёвки в тоне не убавляется, — Я, конечно, могу оценить примерный капитал любого человека, но ты пойми правильно. Нам всё равно, сколько у тебя, десять или сто тысяч долларов, или даже миллион, если у тебя их меньше десяти. Мы просто разницы не чувствуем.

— У тебя последняя попытка, — хладнокровно отвечает сангса, — напряги мозги, если они у тебя есть, мажор-оппа.

— А-д-ж-ж-ж… возможно три-четыре или даже пять миллионов долларов у тебя есть. Всё-таки внешность модельная, глаза редкие… а-х-с-с-с-с…

Сангса делает неуловимо быстрый выпад дубинкой тычком. Прямо в солнечное сплетение и выдохнуть перед ударом «ЧжуВон» не успевает. И вот ехидная девица наслаждается зрелищем задыхающегося парня.

— Не угадал, — равнодушно информирует девушка, когда он с трудом восстанавливает дыхание, — Причём мои капиталы превышают установленный тобой лимит в десять миллионов долларов. Так что твоя отговорка не работает, мажор-оппа.

Девушка ещё раз прошлась по камере, то ли пританцовывая, то ли исполняя какой-то неведомый прикованному боевой комплекс. Останавливается прямо напротив.

— А теперь скажи мне, паршивец-оппа, как ты посмел коснуться меня без моего разрешения?! — её глаза нестерпимо блестят синим светом. Так ярко, что парень жмурится. Сангса меж тем крепко берётся за отворот рубашки и резко рвёт вниз. Затем треск разрываемой ткани повторяется, обнажая торс молодого человека.

Девушка приближает к нему своё пышащее яростью лицо. У парня слегка расставлены ноги, девушка в ботинках на толстой подошве, так что она смотрит ему глаза в глаза. «ЧжуВон» непроизвольно отворачивается. И тут ему в шею впивается вампирский укус. Парень вздрагивает всем телом, бьётся, пытается вывернуться, но бессильно обвисает.

КНДР, горный массив, 25 км строго на восток от городка Кильччу

14 мая (минус 11 дней), время 19:30.

На высоком холме, таком высоком, что ему можно присвоить гордое звание горы, стоят двое. Молодой мужчина и девушка. Рядом громоздится нечто с каркасными крыльями, обтянутыми тёмной тканью. Опытный глаз сразу признает в нелепо выглядящей на земле конструкции дельтаплан.

— Что-то мне страшно, оппа, — говорит девушка.

— Не бойся, — успокаивает мужчина, — Относись к этому, как к приключению. На многих мировых курортах то, что мы сейчас сделаем, туристам за деньги предлагают.

— Правда? — девичьи глаза смотрят с непонятной надеждой.

— Правда, ДжиЛин. Мы ещё съездим в эти места.

Мужчина ласково приобнимает спутницу. Говорить о вероятности того, что по ним могут открыть огонь, он не стал. Да и величина той вероятности была так себе.

— Давай посидим, закатом полюбуемся, — ХанГи усадил девушку на небольшой валунчик, вытащил из рюкзака термос, разлил по стаканчикам горячий чай. Сам уселся рядом по-турецки.

— А чего мы ждём? Темноты?

— Да. Ночью нас никто не увидит. А после заката с этого склона, — он показал рукой, — вверх идёт восходящий поток воздуха. Мы его оседлаем, поднимемся метров на триста и полетим в сторону моря.

— А если в море нас не встретят?

— Кхе-х… ну, что ж, тогда полетим на юг, может, наткнёмся на какое-нибудь судно, идущее в сторону Южной Кореи.

— А если не наткнёмся?

— Тогда сами полетим к берегу. Придётся лететь километров триста, то есть часов шесть-восемь.

— А если…

— А если я тебе сейчас подзатыльник дам? — ХанГи хоть улыбается, но решает прекратить нагнетание глупых страшилок. Девушка замолкает, а то вдруг реально затрещина прилетит.

Там же, через полтора часа.

— Пора, — ХанГи подходит к дельтаплану, всё проверяет. Девушка стоит рядом. Затем по команде мужчины они оба впрягаются, поднимают аппарат. ХанГи включает мотор, пока они здесь, их никто не услышит. Погранзона только через полтора километра.

Пара разгоняет дельтаплан под уклон, мотор добавляет тяги, и аппарат быстро отрывается от склона. ХанГи летал второй раз в жизни и при посадке в первом полёте аппарат немного помял. Инструктор, товарищ Пак, — как догадывался ХанГи, оттуда, — на этом тренировки прекратил. «Хватит тебе. Надо только подняться, а в море садиться проще», — такими словами он завершил короткую тренировку. ХанГи его понимал. Сломать машину проще простого, ремонтировать сложно. Тем более товарищ Пак его пару раз катал и всё подробно объяснял.