ЧжуВон меняет план на ходу, он выводит меня из лифта и тащит в какой-то закоулок. Сначала вниз, на междуэтажье, потом в сторону и вот там нас вряд ли кто побеспокоит. А полностью прийти в себя я не успеваю. Сопротивляюсь только инерционно, пока не трогает — стою, тащит — волокусь за ним. Вот гадство! Он меня сейчас а-ха-ха, и всё! Мой хитроумный план в тартарары, репутация туда же, а потом меня по всей Корее снова с грязью смешают. Отобьюсь от нетизенов и на этот раз? А если нет? Опять слабею… да пошло оно всё!

Квартира Юны

3 января, время 5-ый час вечера.

— Это что ты себе позволяешь, сержантишко недоделанный?! — Я не косплею прокурорский взгляд, ярость благородная сама рвётся наружу. Попытка удержать её в рамках и придаёт моему лицу и голосу вид прокурора, требующего сурового наказания для мерзавца, убившего свою жертву, потом изнасиловавшего и ограбившего её. Именно в такой последовательности, и не обязательно жертва — она.

На пике того ража, на который я взобралась легко и непринуждённо, чудилось мне, что ненамного отличается тот гипотетический убийца, насильник и грабитель от живого охламона, сидевшего передо мной. Не знаю, насколько велика его сила воли, но с чувством вины, которое то и дело с боем пробивалось на поверхность, он справляется плохо. Этот самый ожесточённый бой идёт уже снаружи, замечаю невооружённым взглядом по выражению лица и глаз. Пацак подставился знатно, я прямо теряюсь от предоставленных мне перспектив. Пока бью по ближним целям.

— Чем ты думаешь? Тем, что у тебя в штанах прячется? Это телесное воплощение всего твоего могучего интеллекта? — сарказм не сочится, он бьёт в обвиняемого мощной ядовитой струёй.

— Да что случилось-то, Юна?! — В краткий миг временного преодоления чувства вины ЧжуВон бросается в контратаку, — Подумаешь, поцеловались разок, и я немного увлёкся. Разве ты не достойна того, чтобы тобой увлечься.

— Я много чего достойна, — парирую выпад-комплимент, — но ты не увлёкся, ты голову потерял. Да-да, конечно, я и этого достойна. И останавливаться ты не собирался, я тебя остановила.

Это так. Нашлись у меня резервы. Человек, особенно если он молод, себя не знает. Я немного знаю, одну из доминант характера можно выразить вопросом: «А не пошалить ли прямо сейчас?». Вот она меня и спасла.

И ещё один момент поняла, про себя и сложные гендерные отношения. Часто, для того, чтобы добиться девушки, достаточно её рассмешить. Это не гарантия успеха, но смех девчонок обезоруживает. Дело это обоюдоострое, может сработать в обратную сторону. В тот момент, когда гормональный шторм полностью затуманивает сознание, смех этот туман разгоняет. Кое-какие весёлые мысли разогнали мой туман. Сил они не придали, но голова включилась и заработала. И сказала своё слово доминанта «надо пошалить». Для начала урвала свою долю удовольствия, стала отвечать ЧжуВону. Слегка прикусила ему губу, нет, не для того, чтобы сделать больно, а так, обозначить активность. Провела рукой ему по груди, за спину и опустила ниже. Кульминация взорвалась в момент, когда я отвела руку, а затем, резко шлёпнув, сильно цапнула его за задницу. Мужчины меня поймут, именно по-мужски я это и сделала.

— О-о-о-у! — протянула я, оторвавшись от его губ и хищно оскалившись, — Какая соблазнительная попка!

Для описания его лица в этот момент не нахожу других слов, кроме выходящих за рамки общепринятой и узаконенной лексики: полное охреневание. Кажется, мне есть чем ответить Юркину, а то какой-то неравновесный обмен у нас получается. И меня этот образ будет долго преследовать. Лучшего лекарства от плохого настроения не придумать. За это его и простить можно, но я ему про это ни за что не скажу. А я маленькая бяка, а я маленькая стервь!

Вид его вызывает еще один взрыв смеха, который я давлю, выпуская наружу короткий смешок, что полностью разряжает обстановку. Практическое подтверждение давно известного: похихикайте над мужчиной в ответственный момент и от его эрекции следа не останется. Окончательную точку поставил мой командный голос и мягкий толчок в грудь.

— Ефрейтор, кру-гом! К месту назначения! Шагом марш!

И сейчас мой кандидат в сержанты сидит в гостиной на диване, который играет роль скамьи подсудимых. Маму я загнала на кухню словами «Иди, приготовь чего-нибудь, мы тут немножко ссориться будем».

— Я тебя остановила. Сам ты действовал исключительно по нарастающей. Сначала поцелуйчики, потом утащил в уголок, начал тискать. До раздевания дошло…

— Какого раздевания, Юна? — сделал круглые глаза пока ефрейтор, — Всего лишь куртку твою расстегнул…

— Странно было бы сдирать с меня джинсы, не сняв куртки, — без труда отражаю его жалкие попытки защититься.

— Не было такого даже в мыслях! — открестился ЧжуВон.

— Напоминаю особо одарённым! Головой ты в тот момент не пользовался. Поэтому мысль у тебя в тот момент была только одна. Она у тебя в штанах в это время билась. И рвалась наружу.

Уверенность с лица ЧжуВона спасается паническим бегством.

— Подсудимый, признаёшь свою вину? — перехожу на официальный язык, пора заканчивать, у меня там мама томится. Не очень ей удобно у двери подслушивать.

— Это твоя красота во всём виновата, — предпринял убогую попытку защититься глупый «недосержант».

— Даже на смягчающее обстоятельство не тянет, — отвергаю я.

— Это полностью меня оправдывает, ты слишком красива! — запальчиво лезет в ловушку пацак. Что совсем смешно, я и пальцем не шевельнула, сам выстроил ловушку и тут же в неё запрыгнул. Кто ещё видел таких охотников? На каком конкурсе идиотов?

— Понятно. Значит, если на улице меня подловит и изнасилует какой-нибудь горячий перец, его надо будет простить и отпустить? — Удар нокаутирующий, но добавляю, — веселёнькую перспективку ты мне нарисовал, спасибо.

Пацак на полу, условно говоря, но пытается встать.

— На улицу ты без охраны не ходишь…

— А-а-а, так это только охранникам можно меня насиловать?! — «обрадовалась» я, — Ведь ты же со мной и роль охранника, в том числе, исполнял. Я ничего не перепутала?

Пацак корчится, слов не находит. Зато у меня их в избытке.

— Последний раз спрашиваю, признаёшь свою вину?

— Хорошо, хорошо, — выдавливает из себя ЧжуВон, — признаю, был не прав, потерял голову…

— Прекрасно. Будешь наказан. Предупреждаю сразу, наказан будешь очень жестоко, — с сожалением кривлю губы, — Мне тебя даже жалко. Немножко.

— Надеюсь, не отказом в общении? Нет? Тогда, что угодно, — легкомысленно решает подсудимый.

— Видишь ли, палач просто не может отказать в общении своему подопытному, — только после такого пояснения в его глазах мелькает неуверенность.

— От такой красотки я стерплю, что угодно, — лицо глупого пацака сверкает решимостью и отвагой.

— Хорошо. Остался ещё один вопрос. Какой у тебя размер шеи и головы? Мне для тебя нужно купить намордник, ошейник и поводок. Пожалуй, электрошокер не помешает.

— Я тебе что, собака что ли? — набычился ЧжуВон.

— Собака, не собака… — пожимаю плечами, — но, несомненно, представляешь опасность. Как-то мне кто-то рассказывал, что мы на виду у всей страны, что мы должны следить за каждым своим словом, не говоря о действиях. Любая неосторожность может обернуться огромными неприятностями. Я ошибаюсь, или это всё-таки ты мне говорил?

— Итак…

Меня прерывает мама.

— Юночка, вы ещё долго?

— Мама, мы ещё говорим, но ты можешь выходить. Итак, — обращаюсь к пацаку, — какие меры предосторожности мне предпринять?

— Достаточно моего слова, — бурчит ЧжуВон.

В своём взгляде показываю столько сомнения, насколько способна.

— И ты его даёшь?

ЧжуВон с явным облегчением кивает.

— Даю слово, что без разрешения лезть к тебе не буду.

— И в случае нарушения я немедленно откажу тебе в приватном общении, — сурово выношу я окончательный вердикт, — Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.