Мы сказали уже, что различие разумов прямо пропорционально количеству понятий и легкости их сочетаний. Мы можем поэтому вообразить себе некую шкалу всех этих столь различных умов. Допустим, что шкалу эту венчает собою дон Исаак Ньютон, разум которого соответствовал бы ста миллионам понятий, внизу же расположился бы альпийский поселянин, разум коего соответствует ста тысячам понятий. Между этими двумя числами мы можем поместить бесконечное количество средних пропорциональных, которые будут означать собою умы, превосходящие ум поселянина, однако не достигающие высоты, на которой обретается гений дона Ньютона.

На этой шкале находится также и мой разум и ваш разум, сударыня. Свойствами умов, находящихся на верху шкалы, будут: прибавление новых открытий к открытиям Ньютона, способность понимать их, постижение определенной их части и владение умением сочетать.

Таким же образом мы можем вообразить шкалу, идущую вниз; шкалу, которая начиналась бы с поселянина, обозначенного ста тысячами понятий, и нисходила бы к умам, обозначенным шестнадцатью, одиннадцатью, пятью — и завершалась бы существами, имеющими всего четыре понятия и одиннадцать комбинаций, затем три понятия и четыре комбинации.

Дети, имеющие четыре понятия и одиннадцать комбинаций, не умеют ещё понимать отвлеченности; однако между этим числом и ста тысячами расположится разум, составленный из известного числа понятий с такими комбинациями, следствием которых будут понятия отвлеченные. До этого сложного разума животные никогда не доходят, не доходят также и дети, глухие и слепые от рождения. Эти — из-за отсутствия впечатлений, животные же — из-за отсутствия комбинаций.

Простейшим отвлеченным понятием является то, которое относится к числам. Оно заключается в отделении от предметов их числовых свойств. Ребенок, прежде чем он усвоит себе это простейшее отвлеченное понятие, не умеет абстрагировать, он может только отнимать посредством анализа свойств, что, впрочем, тоже в известном смысле является абстрагированием. К первому отвлеченному понятию ребенок приходит постепенно, а последующие отвлеченные понятия создает себе сам по мере того, как получает новые понятия и учится их сочетать.

И поэтому шкала уровней умственных способностей, от самой низшей и до самой высшей степени, состоит из ступеней, качественно тождественных. Её очередные ступени создает возрастающее число понятий и, согласно правилам, им соответствует возрастающее количество комбинаций. Но это — везде и всегда — одни и те же элементы.

Отсюда следует, что умственные способности существ, принадлежащих к разным видам, можно считать, по сути, качественно тождественными, совершенно так же, как наиболее запутанное вычисление есть не что иное, как последовательность сложений и вычитаний, или же действий, качественно тождественных. Точно так же, любая математическая задача или проблема, если в ней нет пробелов, по сути дела является цепью абстракций, начиная с простейших и кончая высочайшими и сложнейшими.

Веласкес добавил ещё несколько подобных сопоставлений, которые Ревекка, казалось, слушала с удовольствием, так что они разошлись, явно довольные друг другом.

Проснулся я рано и вышел из шатра, чтобы подышать свежим утренним воздухом. Веласкес и Ревекка вышли для того же.

Мы направили наши шаги к дороге, чтобы убедиться, не проезжают ли по ней какие-нибудь путешественники. Придя к ущелью, вьющемуся между двумя утесами, мы решили присесть.

Вскоре мы заметили караван, который приближался к ущелью и тянулся футов на пятьдесят ниже скал, на которых мы находились. Чем более путешественники приближались к нам, тем большее любопытство они в нас возбуждали. Четыре индейца открывали шествие. Всю их одежду составляли длинные рубашки, обшитые кружевами. Соломенные шляпы с султанами из перьев покрывали их головы. Все четверо были вооружены длинными пищалями. За ними следовало стадо вигоней; на каждом из них сидела обезьяна. Затем на великолепных конях следовала свита негров, превосходно вооруженных. За ними ехало двое пожилых мужчин на роскошных андалузских скакунах. Оба старика были закутаны в плащи голубого бархата, на которых вышиты были кресты ордена Калатравы[239]. Вслед за ними восемь туземцев с Моллукских островов несли китайский паланкин, в котором сидела молодая женщина в богатом испанском платье. Юноша на резвом скакуне грациозно гарцевал у дверец её паланкина.

Затем мы увидели ещё одну особу — лежащую и даже в обмороке: её несли в лектике, рядом с ней ехал священник на муле, кропил её лицо святой водой и, как нам показалось, изгонял из неё бесов. Замыкала шествие длинная процессия людей всяческих оттенков кожи, начиная с эбенового и до оливкового, ибо совершенно белого мы не заметили вовсе.

Пока караван следовал мимо нас, мы не подумали о том, чтобы узнать, кто эти люди; однако, как только последний из них прошел, Ревекка сказала:

— В самом деле, стоило бы разузнать, кто они такие.

Едва она произнесла эти слова, я заметил какого-то человека из каравана, который оказался позади всех. Я решил сойти со скалы и побежал за этим увальнем. Тот пал передо мной на колени и, дрожа от страха, завопил:

— Сеньор разбойник, пощади дворянина, который, хотя и родился в краю золотых копей, не имеет за душой ни гроша!

Я возразил ему на это, что я отнюдь не разбойник и что только хочу узнать, кто те знатные особы, которые только что проследовали.

— Если только об этом речь, — сказал американец, вставая, — я охотно удовлетворю твоё любопытство. Давай поднимемся вот на этот высокий утес; с него мы сможем обозреть весь караван. Впереди ты видишь, сеньор, людей в странных одеяниях, которые открывают шествие. Это горцы из Куско и Кито, сопровождающие этих прекрасных вигоней, которых господин мой намерен принести в дар всепресветлейшему государю Испании и Индии.

Эти негры — невольники моего господина, или, вернее, были ими, ибо испанская земля на терпит ни рабства, ни ереси, и с того самого момента, как эти черномазые ступили на сию священную землю, они так же свободны, как ты и я.

Господин преклонных лет, которого ты, сеньор, видишь справа, это граф де Пенья Велес, племянник прославленного вице-короля той же фамилии и гранд первого класса. А другой старик — маркиз Торрес Ровельяс, сын маркиза Торрес и супруг последней наследницы семейства Ровельяс. Оба эти господина жили всегда в теснейшей дружбе, которую ещё более укрепит женитьба юного Пенья Велес на единственной дочери маркиза Торрес Ровельяс.

Ты видишь отсюда эту восхитительную пару. Юноша-жених оседлал роскошного скакуна; невеста же возлежит в паланкине, который король Борнео много лет назад подарил покойному вице-королю де Пенья Велес.

Что же касается девушки в лектике, над которой священник читает молитвы, изгоняющие бесов, то я, так же, как и ты, сеньор, не знаю о ней ничего. Вчера утром из любопытства я подошел к какой-то виселице, стоящей при дороге. Я нашел там эту юную девушку, лежащую между двумя висельниками, и позвал всех наших путешественников, желая показать им эту диковину. Граф, мой господин, видя, что юная девица ещё дышит, приказал отнести её к месту нашего ночлега; он решил даже задержаться там ещё на один день, чтобы можно было лучше ухаживать за болящей. И в самом деле, незнакомка заслуживает этих забот, ибо она необыкновенно красива. Сегодня решили уложить её в лектику, но бедняжка ежеминутно теряет силы и впадает в беспамятство.

Придворный, который следует за лектикой, — дон Альвар Масса Гордо, первый кухмистер, а скорее дворецкий графа. Рядом с ним шествуют пирожник Лемада и кондитер Лечо.

— Спасибо тебе, сеньор, — сказал я, — ты наговорил мне гораздо больше, чем я хотел узнать.

— А засим, — прибавил он, — тот, который замыкает шествие и имеет честь говорить с тобой, есть не кто иной, как дон Гонзальв де Иерро Сангре, перуанский дворянин, ведущий свою родословную от прославленных Писарро[240] и незабвенных Альмагро[241] и достойный наследник их мужества.