Но факт оставался фактом: с этим мальчиком было удобно. Мальчик, без гроша за душой, был, на самом деле, его другом, чего ни Дмитрий, ни остальные никогда не смогли сделать из-за черствости их сердец. Поэтому, несмотря на все свои внутренние протесты, он чувствовал в себе необходимость сделать что-то действительно полезное, пока Саша работал, до костей истирая свои пальцы.

Это было совершенно незнакомое чувство, которое он и сам не мог понять, почти так же, как он не мог, например, понять, почему он не попытался ускользнуть из этого дома сегодняшним утром, просто, забыть про все долги и уйти.

— Не верь ему, — сказал Петр, обращаясь к Саше тихим слабым голосом. — Он не такой благообразный, как кажется. Ведь я не спрашиваю, где он взял всю эту одежду, которая сейчас на нас. Она явно не его размера, и я не думаю, что она когда-нибудь принадлежала ему… Ведь только один Бог знает, что, на самом деле, произошло с ее владельцем. Все, что мы должны сделать прямо сейчас… — Он уже было подумал о том, чтобы войти в дом, взять в руки меч и забрать все, что им нужно. Но Саша был слишком честен, чтобы поддержать это… — Мы должны спуститься к реке, отвязать лодку и уплыть подальше отсюда.

Саша ответил ему лишь после небольшой паузы:

— Я не думаю, что нам удастся далеко уйти.

— Но ведь ты и так слишком много переработал на него, а о тех двух чашках чая, которые мы выпили, не стоит и беспокоиться.

Саша с некоторой тревогой взглянул на Петра.

— Нет, — сказал он. — Пожалуйста, потерпи еще хотя бы один день. Когда я разговаривал с ним, он сказал, что с охотой поможет нам, если мы поможем ему…

— Помогать ему… В чем, собственно, мы можем помочь ему, скажи мне ради Бога? Что именно он просил тебя сделать?

— Он не посвящал меня во все подробности…

— Боже мой…

— Возможно, что эта помощь включает в себя многое…

— Ради Бога, малый, послушайся меня…

— Я думаю, что он должен сдержать свое слово, именно так они поступают чаще всего…

— Они, они… Эти жалкие мошенники в Воджводе, которые врут по три раза в час каждому попавшему в их сети простаку. И этот человек точно так же обманет тебя, Саша Васильевич, можешь даже не сомневаться в этом. Он может искалечить нас, отравить или сделать Бог знает что еще, но помочь…

— Он не может врать, если дело касается волшебства, я не думаю, что он может так поступить. — Саша нахмурил брови. — И ты не можешь знать, что все колдуны в Воджводе являются шарлатанами. Возможно, что большая часть их похожа на меня: они владеют очень малой долей искусства волшебства, которой не достаточно, чтобы добиться настоящих результатов. Они всего лишь не мешают событиям развиваться. Но я знаю многое, что связано с этим, и знаю, как опасно использовать в таких случаях ложь. Огромная опасность подстерегает любого из них, если они, и на самом деле, не знают, что хотят получить. Очень опасно бездумно пользоваться этим даром. Я знаю это, Петр. Я не способен на что-то серьезное, но я знаю, как действуют эти вещи, потому что я чувствую их. — Он даже несколько раз стукнул себя в грудь. — Вот здесь. Но я не могу дать тебе лучших объяснений.

— Батюшки мои!

— Я говорю как раз о тех самых вещах, с некоторыми из которых мы столкнулись в этом доме. Когда ты сталкиваешься с ними в очередной раз, то ты узнаешь о них все больше и больше.

— Послушай, малый, но ведь так может пройти вся жизнь…

— Я знаю, знаю, что ты скажешь. Ты думаешь, что я просто дурак. Но ведь это не так, Петр!

Саша встал с бревна и пошел прочь.

— Подожди, малый…

Саша остановился, согнув плечи и опустив голову.

— Ведь я никогда не говорил, что ты дурак, — продолжал Петр. — Я прошу у тебя прощенья, поверь мне. Я говорю это от чистого сердца. Ты очень благоразумный юноша, но ты не должен полностью полагаться только на себя. Ведь именно ты спас мою жизнь, и я никогда не забуду этого.

— Тогда слушай, что я говорю, — сказал Саша.

— А что потом? Поверить этому человеку? Нет, я отказываюсь.

— Просто не делай ничего. По крайней мере, пока. И не оставляй меня здесь одного.

Мальчик был явно напуган, это было очевидно, но он еще не потерял своего рассудка.

— Не смей ходить куда-нибудь, не сообщив мне об этом, — очень сурово заявил ему Петр. — Если же ты должен будешь пойти куда-то со стариком, то мы должны идти вместе. Вот мое отношение к происходящему.

— Но ведь ты-то, как раз, и не сможешь пойти. Если он отправляется за каким-то лишь ему одному известным делом, твоя помощь будет бесполезной, если ты не веришь в то, что происходит. Ему очень не понравится это.

— Это тот самый человек, который вырвал меня у смерти, чтобы вновь вернуть в жизнь. Это великий мастер, парень. Следует отдать должное его ловкости и уменью. И, разумеется, если он может делать, то, что ты говоришь, он не будет нуждаться в моей помощи. Я глубоко убежден, что он предпочтет твою.

Саша выглядел очень расстроенным.

— Но только не планируй уйти с ним тайком, — сказал Петр. — Ты слишком чистосердечен, и если его занятия могут сделать тебя счастливым, то я готов поверить во что угодно, по крайней мере на то время, пока он будет занят своими заклинаниями. Я не буду делать ничего, что так или иначе может обидеть его, за исключением того, что буду сопровождать вас.

Одежда высохла к вечеру, поленница была сложена, полы вымыты, рыба почищена, обед приготовлен, подан и съеден…

По Сашиным представлениям, теперь старик должен был подняться из-за стола, взять свой кафтан, посох и предложить ему отправиться с ним. Так оно в конце концов и вышло. Когда Ууламетс собрался, Саше оставалось лишь смиренно произнести:

— Да, мой господин.

Затем он снял с колышка свой новый кафтан и одел его, стараясь не глядеть в сторону Петра. Он все-таки боялся темноты, уже сгущавшейся за дверью дома, боялся старика, и, в равной мере, боялся, как бы Петр не выкинул какую-нибудь глупую шутку.

Петр тоже встал и взялся за свой кафтан, висевший рядом с дверью. Саша наблюдал за ним краем глаза, когда Ууламетс сказал:

— Тебе не обязательно идти вместе с нами.

Петр не сказал ни слова, только потуже подтянул пояс, да снял с соседнего колышка шапку.

— Оставайся здесь, — совершенно недвусмысленно сказал ему старик.

Но Петр, должно быть, не слышал его, так как не обратил на эти слова никакого внимания.

Тогда Ууламетс начал хмуриться. Он посмотрел на Сашу, который притворялся, что не замечает раздражения старика по поводу упрямой настойчивости, с которой Петр собирался последовать за ними, и старался как можно ниже опустить голову, все время думая о том ужасном созданье, которое могло поджидать их в темноте двора, и как им удастся преодолеть границу этого зловещего пространства и добраться до леса.

— Ну хорошо, — сказал в конце концов старик, подхватывая свой посох. — Очень хорошо.

С этими словами он открыл дверь и спустился на темное крыльцо.

Тяжелое хлопанье крыльев послышалось на крыше. Когда же Саша, пересиливая страх, взглянул вверх, то не увидел ничего, кроме промелькнувшей тени. Петр шел сзади, почти рядом с ним, и Саша неожиданно почувствовал радость от его присутствия. Эта радость смешивалась с чувством вины, потому что в глубине души он все-таки осознавал, что как ни ждал он помощи от Петра, но, тем не менее, ему не хотелось выдавать это за предмет своего желания. У него были предчувствия надвигающихся на них несчастий, среди которых больше всего его беспокоило нечто, чего он не мог выразить словами, а только лишь ощущал, что оно сосредоточено вокруг Ууламетса, подобно злонамерению, которое не имеет конкретного назначения и источника и за которое поэтому никто не несет никакой ответственности. В этом и заключалась главная опасность, это был риск, которого было очень трудно избежать.

Поэтому единственное, что он желал, так это чтобы Петр был рядом с ним. Петр же упорно шел следом, сначала по неровной тропинке, а потом по старой дороге, туда, куда вел их Ууламетс. Вскоре они вышли к реке, где у причала стояла старая лодка.