Саша подумал, что, видимо, его собственные усилия не пропали даром и его желанья подействовали даже на Ууламетса. Поэтому он решил не останавливаться на этом, а продолжал поддерживать свои внутренние устремления еще и еще, не прерываясь ни на мгновенье, а потом вдруг прервал их и встал, наконец исчерпав все свои возможности.

— А это уже наглость с твоей стороны, — заметил Ууламетс, стоявший сзади него, опершись о посох.

— Вы сказали, что отпустите нас, и исполните свое обещание, если я сделаю то, что вы просили. Вы обещали дать нам с собой еду, одежду и одеяла.

— Да, разумеется, я хотел бы поступить именно так, — сказал старик. — Но весь вопрос в том, как вы сможете выйти из этого леса, а это уже совсем другое дело. — Ууламетс вернулся к столу и прислонил посох к стене. — Сила волшебства в значительной мере зависит от долгого опыта, а легкость, с которой оно достигается, зависит от молодости. Чем проще повод для обращения к нему, я думаю, что ты понимаешь меня, тем легче может быть достигнут результат. Моя дочь значительно старше тебя, но причины, по которым она прибегает к волшебству, гораздо проще твоих. Ты можешь назвать в качестве первой причины то, что она — русалка. А разве ты смог бы остановить ее сегодняшней ночью? Думаю, что нет. Поэтому, вполне возможно, ты хотел бы получить совет.

Несомненно, он хотел получить совет, но только от кого-то другого, не от этого старика. Но Петр вот-вот был готов сбежать из этого дома, и, поэтому Саша не мог отказываться от предложения. Ууламетс был прав в одном: они действительно оказались в серьезной опасности. А искать помощь можно было только здесь, в этом доме.

— Что мы должны сделать? — спросил Саша с достаточной кротостью в голосе. Однако, как и раньше, он не был настроен верить всему, что скажет Ууламетс.

Но Ууламетс на самом деле был достаточно благоразумен, чтобы понимать это. Он долго и пытливо смотрел на мальчика.

— Я хочу вернуть свою дочь, — наконец сказал он, — и все остальное представляется мне очень просто: она хочет заполучить твоего приятеля, ты же хочешь, чтобы он остался жив. Твое желание имеет определенную силу, что может оказаться полезным, если ты будешь и дальше упорствовать в своем прямодушии, да еще научишься парочке полезных вещей.

— Чему именно, мой господин?

Ууламетс ухмыльнулся, оскалив зубы.

— Например, попытаешься узнать характер своих врагов и саму сущность своих собственных желаний, а так же сущность естества, с которым тебе придется столкнуться. Мне всегда хотелось иметь рядом с собой кого-нибудь еще вроде тебя, парень, еще в то время, когда ты даже не появился на свет.

Петр приоткрыл один глаз, приподнялся и вдруг сморщился от резкой боли, разрывавшей его голову на части.

Много, слишком много водки выпил он прошлой ночью.

Его все еще преследовали путаные картины ночных снов, где в сплошную карусель сливались и лес, и когда-то утонувшая девушка, и он, бегущий через чащу и преследующий исчезающее лицо…

Это, возможно, была самая приятная часть сновидений. А что касается самой неприятной, то он неминуемо с ней столкнулся, стоило ему лишь проснуться с ужасной головной болью и вновь увидеть дневной свет, пробивающийся сквозь ставни.

Ууламетс уже сидел за своей книгой. Но большее потрясение, бросившее его в дрожь, Петр испытал, когда поднял голову и увидел, что на самом краю лавки сидел Саша и спокойно беседовал со старым безумцем. Их головы иногда тесно соприкасались, как у людей, посвящающих друг друга в свои сокровенные тайны. Но самое обидное и повергающее Петра в полное расстройство заключалось в том, что о чем бы они ни говорили, они сразу замолчали и оба уставились на него с одинаковым многозначительным выражением, как будто он уличил их в тайном сговоре.

Его состояние после выпитого ночью напоминало ему ощущения, вызванные появлением призрака, после подмешанной, как он был уверен, в рыбу отравы. Вот что было началом всех его напастей, после которых все окружающее потеряло смысл и после чего последовала та ужасающая сцена в лесу…

Или, что тоже очень возможно, ему только приснилось, что они были в лесу.

Он отвернулся и стал пристально смотреть на темные пыльные стропила, где не было раздражавшего глаза яркого света, и так попытался сдержать подступающую тошноту.

Вскоре он услышал скрип дерева и уверенные шаги. Это к нему подошел Саша и склонился над ним: встревоженное молодое лицо выплыло на фоне темного потолка.

— С тобой все хорошо? — спросил он.

— Надеюсь, что будет, — пробормотал Петр. Говорить ему было еще трудно.

— Может, хочешь чая?

Он чувствовал, как его выворачивает изнутри.

— Нет, — сказал он и закрыл глаза. — Я хочу просто немного полежать.

Саша похлопал его по плечу. Но даже легкое прикосновение отдавалось болью по всей коже. Он слышал, как мальчик отошел к столу и сказал старику, что с Петром все в порядке.

Петр припомнил, что Саша и Ууламетс говорили прошедшей ночью о нем, когда утром он вновь увидел их, уютно сидевших и шептавшихся о чем-то. И под впечатлением этих мыслей он почувствовал пустоту и слабость в груди, которая теперь уже не имела ничего общего с выпитой вчера водкой.

Так он и страдал почти все утро, пока Саша не принес ему чай с медом и немного лекарства, на котором настаивал Ууламетс. Он выпил чай, но отказался от отвратительного варева, которое приготовил для него старик. Саша умолял его принять лекарство, убеждая в том, что от него не может быть никакого вреда, но Петр выплеснул содержимое чашки на тлеющие угли.

— Петр! — едва не закричал Саша.

— Пусть помучается еще, — сказал Ууламетс, полагая, что Петр будет вполне удовлетворен собственной безопасностью.

— Пусть моя боль остается при мне, — сказал он. — По крайней мере я буду знать, что обязан этим самому себе… Держись подальше от меня!

— Пусть будет так, — сказал Саша.

— Дурак! — прошептал Петр. Его голова по-прежнему раскалывалась от страшной боли при малейшем напряжении. Он медленно сполз вдоль каменной кладки, подбирая под себя колени. Саша вернулся к своему колдуну, а Петр так и остался в этой позе: голова шла кругом от постоянной путаницы в мыслях, которые так и не покидали его после сновидений и пьяных кошмаров прошедшей ночи, обостренные тяжелым утренним похмельем.

Его меч по-прежнему стоял около стены, недалеко от сидящего за столом старика. Он отметил про себя его местонахождение и заодно еще раз оглядел комнату, как бы проверяя наличие одеял и одежды, висящей на колышках около двери, и связки репы, висевшей под потолком, на тот случай, если он решится претворить в жизнь свой план побега.

Для этого ему остается лишь сломить упрямство мальчика и любыми средствами заставить его сесть в лодку, а дальнейшее уже не будет представлять большого труда. Ведь, рано или поздно, должен же Саша обрести здравый смысл? Что, в конце концов, может сделать старик против такого молодца, как Петр, да еще вооруженного мечом и с огромным стремлением к побегу? Ведь единственным источником страха были незаурядные таланты старика управляться с тяжелым посохом, да его влияние на Сашу, которое продолжаться только лишь до тех пор, пока ему удавалось подсыпать свое зелье в рыбу, которая составляла их обед.

В конце концов, с большой осторожностью и немалыми усилиями, Петру удалось встать, и он, медленно передвигая ноги, спустился к реке, на разведку.

Саша поспешил за ним по узкой сырой дорожке, ведущей с берегового откоса к стоящей у причала старой лодке.

Петр нахмурился, увидев, что одиночество нарушено, и, скрестив на груди руки, повернулся в его сторону.

— Пожалуйста, — начал Саша, — вернись в дом.

— Разумеется, я вернусь туда, но в свое время, — сказал Петр. Он должен был так или иначе поговорить с этим опасным безумцем, а для этого он должен набраться терпенья, которого ему всегда не хватало. Рассуждая таким образом, Петр внимательно приглядывался к стоявшему против него мальчику, и отметил про себя, что, разумеется, Саша был высок и достаточно силен для своего возраста, возможно даже слишком, чтобы Петру удалось силой заставить его сесть вместе с ним в лодку, если мальчик будет сопротивляться попыткам Петра сбежать из этого дома.