— Учитель Ууламетс? — вслух позвал Саша. Его голос звучал тихо и одиноко, поглощаемый шумом реки и деревьев.

Но никто не отвечал.

— Вот чертовщина, — сказал Петр, чувствуя, как в его груди нарастает раздражение. Он вытащил меч из ножен, перешагнул через перекладину и сваленную в кучу парусину и начал осторожно продвигаться в сторону кормы, прислушиваясь, как Саша шел вслед за ним. Его очень беспокоило возможное столкновение с ним при неожиданном отступлении, и поэтому он повернулся назад и дотронулся до сашиной руки, предостерегая его, чтобы он старался не выходить на ту сторону лодки, которая была обращена к реке.

Но на корме никого не было. Оставалась еще осмотреть борт, обращенный к лесу, и Петр кивнул Саше, чтобы тот сделал широкий круг и осмотрел остальную часть палубы.

Но кругом было пусто.

— Есть еще кладовка, — едва слышно прошептал Саша, вставая рядом с ним.

Петр глубоко вздохнул и сказал:

— Я сомневаюсь… — Но у него не было особенного желания обойти палубную надстройку, чтобы убедиться в этом. Он покрепче сжал рукоятку меча, сдвинул задвижку и распахнул дверь…

Но внутри кладовки были только их припасы, но, однако, там не было ни корзины, в которой хранился весь арсенал Ууламетса, ни его книги.

— Так что же, этот чертов старый дурак отправился на прогулку?! — воскликнул Петр, и Саша подошел поближе, чтобы самому убедиться в этом.

— Если только водяной не утащил его, — сказал Саша.

— Уж не думаешь ли ты, что мы бы не услышали этого? — спросил Петр.

— Он, разумеется, наверняка должен был произвести какой-никакой шум, — заметил Саша, переходя на другую сторону лодки, выходящую к лесу, близость которого сейчас очень раздражала Петра. — Мы просто проспали этот момент. Я никогда не спал так, как в этот раз…

— Не забывай, что мы устали, — сказал Петр. — Мы не смогли бы услышать даже гром. — Теперь он двигался рядом с Сашей и вглядывался в глубь леса, замечая за почти сплошной серой стеной мертвых деревьев зеленые вьющиеся стебли и листья. Этот неожиданный всплеск жизни должен был бы утешить его. Перед ними был густой, непроходимый лес, как раз такое место, которое в своих задних мыслях наверняка держал помешанный старик, чтобы отправиться туда, пешком, с тяжелой корзиной, Бог тому свидетель, где лежала эта чертова книга и все горшки, которые он только захватил из дома.

Еще одно новое заклинание? Интересно бы знать.

— Старичок вероятно сбежал, чтобы в одиночестве исполнять свои песни, — пробормотал Петр. — Всю прошлую ночь он провел за чтением книги и, вероятно, вычислил что-то необходимое для своих действий и решил отправиться раздобыть каких-нибудь корней или еще чего-то. Что можно еще ожидать от него? Он вернется.

Они позавтракали прямо на носовой части палубы. Саша продолжал надеяться, что учитель Ууламетс вернется. Ему было трудно понять, отчего он так беспокоился о нем: ведь старик не был особенно добр к кому-нибудь. Но именно Ууламетс завел их сюда, и они больше ни от кого не могли ожидать помощи, чтобы вернуться обратно в дом.

Но Петр сказал, что они должны посмотреть, что можно сделать с парусом, а Саша, поразмыслив над этим, уверился в том, что им еще предстоит вновь отправиться вниз по реке.

Поэтому они взяли шило, бечевку и начали зашивать рваную парусину, продергивая бечевку сквозь проделанные шилом отверстия. От этой работы рука у Петра покраснела вокруг раны, но он клялся, что она беспокоит его не больше, чем вчера.

— Я сделаю тебе припарку, — сказал Саша. Поскольку у них не было другого выбора, как сидеть и ждать, то это был хотя бы какой-то шанс помочь Петру. И тот не отказался от этого предложения. Они закончили починку паруса к полудню. — Я не знаю, будет ли это держаться, — сказал Петр, и без всякого перехода первый раз заговорил о том, что Ууламетс и Ивешка могут не вернуться назад. — Но я думаю, что мы все-таки сможем и в этом случае вернуться домой, если будем стараться плыть по течению. Лодка должна справиться с этим. Просто это будет более долгий путь, может быть, чем под парусом, но меня это не беспокоит.

— А меня тем более, — сказал Саша и взглянул в сторону леса.

— Ты думаешь, что все-таки водяной утащил их? Это было в первый раз, когда Петр заговорил об этом, но это не означало, что каждый из них до сих пор об этом не думал.

— Я не уверен, что водяной расстанется с ней, — сказал Саша мрачно и похлопал Петра по локтю. — Пойдем, я заварю кое-что для твоей руки.

17

Петр ждал, пока Саша разведет в печке огонь и вскипятит свою стряпню из ромашки, горькой полыни, ивовой коры и соли, причем Петр возражал против последней добавки c жесточайшим упорством. Но Саша настоял, утверждая, что если уж водяной не любит соль, то она явно может оказаться полезной. Разумеется, рука сильно болела, но тепло снимало боль, и поэтому Петр старался больше сидеть на солнце, подставляя себя солнечным лучам, а его рука при этом была завернута в горячую тряпку, которую он менял время от времени, пока помешивал угли в печке, и лелеял немилосердную мысль, что водяной, в конце концов, мог устроить себе хорошую закуску из Ууламетса и из его книги, но при этом останавливал себя и старался подчеркнуть, что если он и желает зла, так особенно старику, но никак не Ивешке, хотя не видел причин для подобной преданности при этом.

— Давай дадим ему еще время, пока солнце не осветит макушки вон тех деревьев, — сказал он наконец, обращаясь к Саше и кивая головой в сторону дальнего берега. — После этого отчалим и посмотрим, как нам удастся развернуть эту лодку.

— Может быть, он просто-напросто пытается вынудить нас разрушить наш собственный мир.

А это уже была очень неприятная мысль. Петр бросил настороженный взгляд на ближайший к ним лес и огляделся по сторонам.

— Мы уже ждем его все утро и почти половину дня. Если он решил исчезнуть, то, по крайней мере, должен был бы приказать нам ждать, с обещанием повесить, если мы посмеем ослушаться. Это одно дело. Но мне кажется, что у него не было выбора. Я не знаю, почему он ушел, и я не знаю, что он при этом думал о своих делах, но, во-первых… — Петр отогнул большой палец, — он упаковался, и, во-вторых… — Теперь был отогнут указательный палец, — он собирался совершенно спокойно: взял и книгу, и свои принадлежности, и все прочее. Ведь случалось и раньше, что он уходил, но он никогда при этом не брал с собой книгу. А это означает, первое, что он подумал о том, что она ему будет необходима, или, второе, он не хотел, чтобы она оставалась с нами, либо потому что он не собирался возвращаться, или, теперь уже третье, Ивешка достаточно устала от своего папы и, подхватив эту книгу, сбежала к своему возлюбленному…

— Если бы она так поступила, то он должен был бы разбудить нас, — сказал Саша. — Ведь это он притащил нас сюда…

— Если бы он доверял нам, то тогда, может быть, и разбудил бы. Чего он, на самом деле, не сделал. И теперь мы знаем, что он сбежал вместе со своей дочерью. Ведь мы разговаривали с ней прошлой ночью, разве ты забыл? И в это время, черт возьми, он не торопился со сборами, или мы спали крепче обычного, как он этого мог пожелать. Ведь если ты спал, ты ведь ничего не можешь сказать о произошедшем. Так ведь?

— Нет, — сказал Саша.

— И что тогда? Разве мы чем-то обязаны ему? Ведь он был очень опасен для нашей жизни.

— Он чрезмерно опасен, — сказал Саша, — и он, несомненно, пожелал, чтобы лодка оставалась в безопасности, и, может быть, чтобы она причалила именно к этому берегу. И если мы попытаемся сдвинуть ее с места…

— Этого ты не можешь знать.

— Я не могу знать, что он не сделал этого, но будь я на его месте, то обязательно поступил бы именно так. Я должен был бы желать этого изо всех сил.

— Но он мог бы сказать, что уходит, и то, что он заставил нас уснуть совсем не очевидно. Сделал ли он это? И то же самое касается лодки.

— Я не уверен в этом.

— А ты и не можешь быть всегда уверен! — сказал Петр. — Иногда ты просто должен отважиться на поступок. Вот ты печешься об Ууламетсе. А я беспокоюсь гораздо больше о следующей ночи, которую нам предстоит провести на этой реке. И если Ууламетс не смог пересилить желание своей дочери, или водяного, или кого-то еще, я прошу прощенья, Саша Васильевич, но я не уверен, что тебе удастся сделать это. Итак, что мы собираемся делать сегодня ночью?