Петр начал оглядываться по сторонам, неожиданно натолкнувшись на бледное лицо, которое принадлежало явно не Саше. Он вдруг пронзительно закричал и отпрянул назад, чтобы найти опору для ноги, когда почувствовал, как что-то захлестнуло его лодыжку.

Он закричал снова в тот момент, когда его дернуло и потащило под воду, а крик превратился всего лишь в струю пузырей, и он почувствовал, как что-то сильное и мускулистое обернулось вокруг него. Когда он попытался освободиться, то ощутил, как новые кольца охватывают его, и в тот же момент он оказался снова на воздухе, в полной темноте. Так продолжалось достаточно долго: он то поднимался вверх, то падал вниз, находясь все время в объятиях мягкого и мокрого существа, форма которого, казалось, меняется с каждым мгновеньем. Он задыхался, отплевывался, чертыхался и как только мог бил облегавшее его мягкое тело, и когда наконец мерзкое существо слегка угомонилось, видимо само устало, оно быстро завертелось, увлекая его с собой. Резкий холод и отвратительная вонь болотистого дна ударили его в лицо.

— Будь ты проклят! — в испуге закричал Петр, и ударил его из всех сил. Он даже потерял горшок, который до этого все время был у него в руке, ударился о мягкое грязное дно пещеры и соскользнул по гладкому ее склону в воду.

Тяжелые кольца заскользили мимо него и, как бы срывая зло, колотили слева и справа от него.

Он начал выбираться из воды, задыхаясь и отплевываясь, стараясь ухватиться за все, что попадалось под руки, и наконец вылез на твердую землю, зацепившись рукой за что-то острое и твердое, что попалось ему среди множества мелких предметов, которые дребезжали и постукивали, напоминая по звуку кости скелета. От этого звука он застыл на мгновенье, хватая ртом воздух и прислушиваясь.

Затем он решил слегка изменить свою неудобную позу. Скелет мягко погромыхивал. Петр ухватился вновь, и на этот раз не услышал никаких звуков, кроме собственного дыхания, но почувствовал, как его руки и ноги начинает охватывать мелкая дрожь.

Он подумал о том, что существо, напавшее на него, не производило никакого шума. Оно могло подстерегать его, свернувшись кольцами на другой стороне пещеры. Все пространство было погружено во мрак, вокруг была холодная вода и плавающие в ней кости. И чем дольше он медлил, тем ужаснее становилось от одной мысли о том, что придется умереть в подобном месте. Он различал слабое свечение воды там, где по его представлениям должна была быть река, и, сделав глубокий вдох, нырнул в воду, стараясь изо всех сил придерживаться этого направления, где в воде был виден свет. Неожиданно в этом месте его пальцы наткнулись на что-то мягкое и липкое, и он тут же успокоил себя тем, что это была всего лишь обычная грязь. Но в следующий момент он ощутил присутствие там странных твердых предметов, которые явно напоминали остатки скелетов, рассыпанных по дну. Кое-где его рука ощущала даже отверстия глазниц на сохранившихся черепах. Он с содроганием отшвырнул их прочь, мучительно стараясь отыскать выход из пещеры и увидеть спасительные корни.

Вдруг что-то зацепилось за него, и он в отчаянии начал бороться, не видя ничего перед собой и лишь стараясь сопротивляться, когда неожиданно понял, что это был всего-навсего мокрый и испуганный мальчик.

— Боже мой! — закричал он изо всех сил, хватаясь за корень ивы, пытаясь удержаться в таком положении и одновременно дотянуться до Саши, который задыхаясь и шлепая по воде, старался подать ему руку, размахивая в воздухе другой, сжимавшей меч.

— А я думал, что ты уже погиб! — воскликнул он.

— И что же ты собирался делать в таком случае? — пронзительно закричал Петр, подталкивая мальчика вверх, на сколько это было возможно, чтобы он смог ухватиться за ветки ивы.

Саша вскарабкался наверх, швырнул меч на твердую землю, и начал подтягиваться сам, удерживая при этом рукой Петра за кафтан, чтобы помочь и ему забраться на относительно высокий берег.

— Дурак! — закричал он на мальчика, потряхивая его, хотя сам все еще дрожал от недавнего испуга.

Но постепенно он прозрел, глядя на Сашу, который был без кафтана, с бледным лицом и с мечом, который он изо всех сил старался не выронить из руки. Все увиденное так подействовало на него, что Петр уселся на землю, все еще не выпуская из сжатого кулака мокрой рубашки мальчика, а тот смотрел на него, будто ожидая быть тут же убитым, и не мог двинуться с места. Но Петр лишь закашлялся и отпустил Сашу.

— Не смей больше делать ничего подобного! — сказал Петр, когда смог вновь обрести дыхание. — Ради Бога, прошу тебя, малый.

Саша лишь молча смотрел на него, постукивая зубами, а его губы при этом имели синеватый оттенок. Петр обхватил его подрагивающими руками и слегка подтолкнул туда, где на берегу лежал его кафтан.

— Укутывайся, — сказал он, все еще вздрагивая. — И пойдем. Ты еще успеешь умереть…

Он подобрал меч и здесь же, на берегу, отыскал и ножны. Его кафтан насквозь промок, побывав в воде, холодной, какую как раз и любила дочь колдуна…

Он все-таки обернулся и взглянул на куст ивы, единственное живое дерево среди этого леса, и почему-то вспомнил о костях, которые ему попались в глубине пещеры.

Саша подхватил его руку и сказал, лязгая зубами:

— Идем.

Петр оторвался от своих мыслей и заспешил вверх по холму, насколько быстро позволяли его силы.

Ууламетс все еще не загасил свой костер. Он взглянул на них с явным удивлением, и Петр подумал, что возможной причиной было то, что он увидел их вдвоем. А еще он подумал о том, что было бы неплохо прямо сейчас свернуть ему шею, но, видимо, эти мысли очень хорошо понял дворовик, который тут же начал лаять и шипеть, когда они, дрожащие и промокшие с головы до ног, спотыкаясь, подходили к подножью холма.

— Пошел прочь отсюда! — прорычал Петр и попытался с силой ударить его мечом. — Пошел!

Тот плюнул в него и зашипел, но тем не менее держался на расстоянии все время, пока они не подошли к Ууламетсу.

— Я доставил этот твой чертов горшок, — сказал Петр. — И еще, я думаю, что мы нашли ее дерево. Оно находится здесь, за холмом. Я думаю, что тебе должна понравится та компания, которая его охраняет.

Ууламетс встревожено посмотрел на него, затем быстро встал, забыв про свои горшки, про мешок, про все на свете и, захватив лишь один посох, устремился к гребню холма. Черный шар отправился следом за ним. Саша смотрел на них с явным участием, но Петр обнял его за плечи и повел к огню.

— Побереги его, — сказал он мальчику, бросая ему меч, а сам подошел к краю ямы, лег на землю и вытащил наверх сухие ветки.

Все, что он мог наломать и бросить в костер, давало вполне достаточный огонь, чтобы согреться и даже попытаться отжать свою одежду, чтобы освободиться от пропитавшей ее воды и слегка просушить хотя бы рубашку, прежде чем вновь одевать на себя. Он только начал делать то же самое с сашиной рубашкой, как с вершины склона спустился старик, раздраженный и злой. Он с силой ударял по траве своим посохом, а дворовик бежал за ним по пятам, словно собака, принюхиваясь к следу.

Петр хмуро взглянул на Ууламетса, когда тот подошел к костру, готовый изложить ему слово в слово все, что он о нем думал. Но старик был молчалив и, немедленно присев на корточки, начал перебирать свои горшочки. Он был хмур, как грозовая туча.

— Так что же мы будем делать теперь? — спросил его Петр.

— Оставайся здесь и не делай ничего! — прорычал Ууламетс едва слышно, подхватил свой мешок с горшками и исчез, вместе с черным шаром, который суетливо заспешил вслед за ним.

— Тем лучше, — сказал Петр, с ожесточением отжимая сашину рубашку и нанизывая ее на длинную ветку, чтобы было удобнее держать над огнем, тем временем, как Саша стоял в его кафтане. — Снимай штаны и сапоги и подержи вот это.

Петр сходил и принес еще охапку сушняка, стараясь согреться еще и от этой работы. Он проделал это несколько раз, поручив Саше следить за огнем, и вскоре костер разгорелся чуть ли не втрое сильнее.