Солнце было уже в самом зените.

— Я думаю, что нам лучше отвести его домой, — сказал Петр, не переставая хмуриться. — И отправляться следует прямо сейчас. Это существо из прибрежного подземелья любит темноту. А кто знает, сколько мы еще можем просидеть здесь вот так?

Старик ничего не сказал на это, ни да, ни нет. Саша безнадежно переводил взгляд с одного на другого, не в силах определить, почему все это свалилось на него и почему Петр спрашивает его о том, что они должны делать.

Разумеется, подумал он, просто потому, что больше не к кому обратиться за советом. Старик Ууламетс едва ли мог знать, что произошло с ним у реки, и каждый должен был согласиться, что в этом и было все дело.

— Мне кажется, что мы должны сделать иначе, — с тяжелым вздохом произнес Саша. — Я лучше сбегаю вниз и попытаюсь собрать хоть что-нибудь из его вещей…

— И не думай об этом, — резко сказал Петр. — Мы не можем рисковать, попадая в очередную ловушку. У нас уже было достаточно приключений, так что спасибо… Пошли, дедушка. — С этими словами он очень осторожно взял старика под руку и так же осторожно помог ему встать на ноги. Ууламетс не протестовал, а Петр только сказал: — Забери его посох, кажется, он очень дорожит им.

Саша поднял с земли посох и с его помощью засыпал золой тлеющие угли, старательно перемешав их. У них не было ничего, чтобы закопать остатки костра, поэтому Саша подошел к самому краю ямы, лег на землю зачерпнул полные пригоршни земли, быстро вернулся к костру и засыпал прорывающиеся вверх слабые огоньки. Он проделал это несколько раз, едва не задыхаясь от спешки. Покончив с костром, он подхватил посох и бросился бегом к гребню холма, где стояли Петр и Ууламетс, поджидая его.

— Пошли? — спросил Петр. Саша кивнул головой, задыхаясь на ветру и ожидая, что Петр найдет какие-то недостатки в его действиях. Но он так ненавидел огонь, так не доверял ему: ни на кухне, где всегда горела огромная печь, ни в конюшне, где иногда бывала зажжена свечка. Когда он думал о том, что они возвращаются в дом целыми и невредимыми, то тут же начинал думать и о том, как огромное пламя несется сквозь лесную чащу, уничтожая все вокруг. И он посылал страстные желания, чтобы там, у подножья холма, костер, засыпанный землей, никогда бы не разгорелся вновь. Это было последнее, что он мог сделать, уходя из этого места, и он старался изо всех сил, так что едва не задохнулся.

— Все в порядке, малый? — Он кивнул еще раз, опираясь на посох, и только тогда смог перевести дух. Петр ухватил его за плечо и слегка встряхнул. — У нас еще много времени, и мы в хорошей форме. Ты слышишь меня?

Он кивнул в очередной раз, способный говорить не больше чем старик Ууламетс. Это, должно быть, все еще действовал страх перед оставленным в лесу огнем, а может быть, страх перед водяным, который преследовал их. Это мог быть страх перед призраком, или страх перед всеми мертвецами, о которых говорил Петр и которые были в этом месте.

Его не покидало странное тревожное чувство, что он оставляет здесь что-то жизненно важное, не доведенное до конца, а может быть, и не выясненное, даже после того как он старательно пытался свести концы с концами в своих рассуждениях.

— Учитель Ууламетс, — сказал он, опуская свою ладонь на руку старика, — нужно ли сделать что-нибудь еще? Может быть, я забыл что-то?

Старик не ответил, он даже не покачал головой и не кивнул, как частенько делал это раньше. Он стоял на гребне и смотрел назад, на холм. Скорее всего, он даже не слышал, о чем его спрашивали.

Петр взял его руку и осторожно положил на свои плечи. Саша подхватил его с другой стороны, и они пошли вниз по склону.

Где-то за лесом прогремел гром.

— Все еще думаешь про огонь? — спросил мальчика Петр. Он бросил в его сторону взгляд, так чтобы не заметил старик.

Было полезно узнать, что Петр и теперь мог по-прежнему несерьезно относиться ко всем их неприятностям и бедам, но Саша был сейчас слишком напуган и охвачен беспокойством, чтобы оценить это в данный момент. У него не было никакого желания затевать сейчас спор, чтобы еще и Небесный Отец вступал с ними в очередную сделку.

— Не смей…

—… делать это, — тихонько сказал Петр, все еще подшучивая над ним.

— Извини, но я очень боюсь.

— А ты находчивый малый, — сказал Петр. — Лучше бы ты почаще думал о своих ногах.

Старик взял протянутую ему чашку трясущимися руками, которые сейчас стали намного сильнее, когда он отогрелся около очага, где пылал сильный огонь, и распространившееся по всему дому тепло постепенно разогнало холод. Саша наполнил еще одну чашку и протянул ее Петру, который, несмотря на тепло, не раздеваясь уселся около самого огня. Он покашливал и выглядел изнуренным: сил у старика было недостаточно, и Петр почти весь путь до дома помогал ему идти.

Пока они шли, старик так и не произнес ни слова. Только один раз, когда Петр поскользнулся на покрытом старыми листьями склоне и упал, старик коротко бросил ему:

— Дурак.

Он даже попытался ударить Петра кулаком. Петр же, сидя на земле прямо под дождем, едва переводил дыхание, но все же ответил ему:

— Старик, ты можешь ползти домой прямо отсюда, хотя я и взялся заботиться о тебе.

На этот раз в словах Петра не было обычного шутливого тона.

Но Ууламетс видимо потерял рассудок после происшествия у реки, а Петр был очень сильно утомлен, пока помогал ему в дороге. Но когда Саша попытался помочь старику таким же образом, как это делал Петр, тот поднялся со своего места и, грубовато оттолкнув мальчика в сторону, вновь повел Ууламетса к дому…

Саша заварил себе крепкий чай, разбавил его водкой с медом и уселся со своей чашкой около огня.

Дворовик же так и не вернулся. Малыш, кажется так его называл старик, куда-то убежал в самый последний момент, и Саша не смог догадаться, куда именно.

— Ты так и не видел Малыша? — тихо спросил Саша Петра.

— У меня нет никакого желания видеть его, — сказал Петр, шмыгая носом. Неожиданно он громко чихнул. — Черт возьми! Если бы дедушка мог пожелать да прогнать отсюда весь этот холод…

— Если бы ты сделал так, как тебе говорили… — заметил Ууламетс с неожиданной яростью, так что даже пролил чай на свое одеяло. — Черт бы побрал твою помощь!

— Что это случилось с ним? — с раздражением спросил Петр. — Что, собственно, я сказал? Ведь я едва не утонул с этой его бутылкой, черт побери. А я еще тащил этого скулящего старика под проливным дождем…

— Петр, — умоляюще заговорил Саша и протянул в его сторону руку, чтобы этот жест усилил его просьбу. — Именно сейчас… не надо. Оставь его, оставь.

— Тебе нельзя поручить даже самого простого дела, — продолжал бормотать себе под нос старик. — Ведь ты не веришь ни во что, верно? Ты не поверил даже простому приказу: оставаться по ту сторону холма, там, где ты был.

— Учитель Ууламетс, — сказал Саша. — Это я первым перешел через холм. Что-то произошло, я почувствовал это, а потом мы это и увидели. Только тогда мы спустились к вам.

Ууламетс вытер рот. Сейчас он выглядел очень старым и очень неуверенным.

— Это должно было получиться, — упрямо повторил он.

Петр покачал головой.

— Что ты понимаешь? — резко спросил его Ууламетс. — Ведь ты виноват. Ты только все испортил. Ведь если бы ты хоть немного задумался над этим делом и приложил к нему каплю своего разума, вместо того, чтобы насмехаться над всем каждую минуту… я бы вернул свою дочь. А теперь она исчезла, ты понимаешь это? Я до сих пор не пойму, что же произошло там в конце концов. Все разлетелось на куски, а она исчезла. Что ты можешь сказать об этом? Тебе хотя бы интересно слушать, что я говорю? Да приходилось ли тебе когда-нибудь беспокоиться о чем-то?

Саша приготовился к тому, что сейчас последует очередная вспышка со стороны Петра, но тот лишь только в очередной раз покачал головой.

— Что это значит? — спросил старик.

— Ничего. Это ничего не означает. — В комнате ощущалась опасность. Саша изо всех сил старался посылать желания, предвещающие только мир, в то время как Ууламетс сердито взглянул на него, и под этим взглядом мальчик застыл, как на морозе, парализованный мыслью о том, что Ууламетс именно в этот момент уже прочитал его мысли, и о том, что он посылал свои желания на протяжении всего рискованного мероприятия, в которое вовлек их старик, хотя и пытался делать это очень осмотрительно и благоразумно.