— Да, я полечу в Россию, тем более накопилось достаточно дел, которые раньше решал в России Станислав. Теперь придется этим заняться кому-то из нас. Вот я и займусь.

«Бежит от своей Деборы», — подумала Сьюзи и отчетливо услышала, как за дверью чихнула Кэролл.

Даша обманула мать, сказав, что едет на семинар по новым лекарствам от аллергии. Она взяла отгул и осталась дома. Время от времени ей просто необходимо побыть одной. Даша с утра проводила Анютку в школу, отвезла Витальку к родителям, а сама вернулась домой. Первым делом порылась в Анькиной свалке аудиокассет, разыскивая что-нибудь поспокойнее. Нашла инструментальные композиции Димы Маликова. Поставила кассету в магнитофон. Музыка моментально подхватила ее мятежное настроение и начала укачивать. Даша принялась за уборку. Прежде всего — шкаф. Полки с вещами дочери. Дашу удручала неаккуратность Ани. Вот Виталька совсем другой. Его конструкторы, многочисленные пазлы, блокноты и видеокассеты всегда в идеальном порядке. Если бы он был как все дети… Скорее всего он прекрасно учился бы и был бы опорой матери. У него какая-то патологическая тяга к порядку. Конечно, эгоистично с ее стороны было отвезти его сегодня к матери. Та в течение последних двенадцати лет и так практически с ним неразлучна. Но мать отдыхает хотя бы в Дашины выходные. Или когда дед, Дашин отец, берет мальчика с собой на турбазу. У Даши же практически нет дня, когда бы она могла побыть одна… Даша наконец развесила Анюткины комбинезоны, брюки, блузки и перешла к полкам с бельем. Отсутствие у дочери стремления к порядку компенсировалось ее успехами в учебе. Слава Богу, хоть в этом нет проблем. Приятно ходить на родительские собрания и слушать об успехах Ани. Лет с пяти девочка была совершенно самостоятельным ребенком. По утрам сама разогревала чайник, одевалась и тихонько уходила в детский сад, а позже — в школу, благо и то и другое находилось во дворе. Анютка рано поняла, что матери трудно приходится с братом. С ним надо много заниматься: играть, читать, разговаривать. Чтобы он потихоньку, по капельке продвигался в своем развитии. А уж эти Виталькины приступы… Иногда они были так часты, что совершенно выматывали Дашу. Были периоды, когда припадки эпилепсии забывали о Витальке, но о них не забывала Даша. Сама возможность их продолжала держать ее в постоянном напряжении, не позволяя расслабиться.

Даша давно жила в условиях постоянного, непроходящего стресса. Как говорится, «в обстановке боевых действий». Вечные проблемы, бесконечная нехватка денег держали ее под прицелом, не давая забыть, что она, Даша, боец. Кто кого одолеет — она эту жизнь или, наоборот, жизнь се, Дашу? И никогда, даже в самые благополучные минуты Даша не осмеливалась считать себя победителем. Она знала, что это всего лишь передышка перед боем.

Даша покончила с бельем и приступила к письменному столу. Когда дочь привыкнет ставить учебники на полку? Сколько раз просила ее об этом! Нет, она упорно оставляет их вперемешку с тетрадями бесформенной горой на столе.

Даша сложила учебники и принялась сортировать тетради. Под хаосом разноцветных тонких лежала раскрытая толстая, исписанная острым и ровным, как новый забор, почерком Ани.

«Сегодня я не хотела идти в школу. Андрей болеет, и класс без него кажется пустым», — прочитала Даша и перелистнула тетрадь на несколько страниц назад. Надо же, ее дочь ведет дневник — как она, Даша, в детстве. Те же глупые записи, то же постоянное состояние влюбленности… Вся душевная жизнь сосредоточена в каком-то Андрее, а о ней, матери, всего несколько фраз: «Получила тройку по контрольной, мама еще не знает…» «Нужно попросить у мамы новые кроссовки…»

Даша перелистнула несколько страниц, бегло просматривая. Ну, вот теперь Андрей забыт, и все записи о каком-то Саше. Хорошо хоть в свои двенадцать Анька остается нескладной и угловатой и мальчишки пока не разглядели в ней Прекрасной Дамы, а то… Скоро за ней нужен будет глаз да глаз. Даша уже собиралась захлопнуть тетрадь, когда наткнулась на запись, которая как магнитом притянула ее внимание: «Сегодня я проснулась с непонятной тоской в сердце. Я долго лежала и смотрела в потолок, пытаясь представить, что дома у нас как раньше… Папа! Я так скучаю по тебе! Наверное, и ты думаешь обо мне сейчас, я это чувствую. Где ты, папа?»

Дашу как кипятком обожгло. Кровь бросилась в голову. Даша не видела бывшего мужа больше двух лет, хотя прекрасно знала, что он в городе. Больше двух лет она не получала от него алиментов или хотя бы каких-нибудь вестей. От знакомых она то и дело слышала, что его видели то там, то сям с новой женой и малолетним сыном.

Рана, нанесенная разводом, долго кровоточившая у Даши в душе, вроде бы зарубцевалась и, если ее не трогать, не очень-то и болит, а тут… По этой ране словно ножом полоснули. Даша задохнулась. Боль дочери со всего размаха врезала ей под дых. Даша согнулась в кресле и приклеилась глазами к тетради.

«Как я люблю тебя, папа! Я знаю, что и ты меня любишь, не можешь не любить. Может быть, Витальку ты любишь меньше, но меня… Я храню все твои подарки, которые ты сделал мне с тех пор, как не живешь с нами. На девять лет ты подарил мне плейер, и я его очень берегу, не даю Витальке, а то он может сломать. Когда я ложусь спать — надеваю наушники и слушаю музыку. Когда мне исполнилось десять, ты подарил мне ветровку. Она уже мне мала, но я храню ее как память. Мама хотела отдать ее соседке, но я не дала. Ведь это твой подарок».

Поначалу Кириллов приходил к детям и даже брал их к себе. Его новая жена хотела выглядеть великодушной. Анютка обычно мало чего рассказывала после таких встреч, и все подробности Даша узнавала от сына. Он так и остался ребенком, не умеющим врать. Однажды Кириллов вместе со своей Людмилой заехал за детьми на машине — покатать. А заодно рисануться новым автомобилем. Когда все уселись, Виталька начал канючить:

— Кириллов, вернись к мамке. Зачем ты такой дурак, попроси прощения, мамка простит, она добрая…

Даша легко могла представить, какую реакцию вызвали Виталькины просьбы у Людмилы. Не представляя, как вести себя с такими детьми, как Виталька, она, вероятно, не сумела скрыть раздражения.

— А ты, тетя Люся, сука и б…! — громко ответил он на ее выпады. — У тебя своего мужа нет, ты чужого украла. Ты — воровка! Ты старая и некрасивая! Кириллов, поехали домой!

После этого инцидента Кириллов перестал забирать детей, но все еще приходил сам. Правда, все реже….

«Папа, — писала Анютка в никуда в своей интимной тетради, — почему ты не приходишь ко мне? Почему? Если ты не хочешь встречаться с мамой, приходи ко мне в школу. Я так тоскую по тебе! Я не видела тебя два года. На последний день рождения ты ничего мне не подарил. И не пришел. А я тебя ждала не из-за подарка! Но ты так и не пришел…»

Даша уже ревела, не сдерживая рыдания. Вся боль, осевшая на дно, взбултыхнулась, замутила душу. Анька посвятила блудному папаше без малого три страницы своего дневника. Получилась целая ода, полная любви и отчаяния.

Когда перестали приходить алименты, Даша пыталась найти Кириллова через милицию. Там ей ответили, что Кириллов в городе не прописан, а по месту прописки в деревне у матери не проживает. Его новая жена поменяла квартиру, родила ему сына, и он порвал с прошлой жизнью. Прекратил всякие отношения с ней, Дашей, с Виталькой, с Анюткой. Он находился в розыске из-за неуплаты алиментов и при этом спокойно жил в городе, занимался бизнесом жены. Найти его не могли. То, что пережила Даша за эти годы, было тяжело и тоскливо. Но то, что она переживала сейчас, читая Анечкин дневник, было хуже. Она вскочила и заметалась по квартире, натыкаясь на вещи. Попадись ей Кириллов в эту минуту, дело могло плохо кончиться. Он получил бы за каждую Анькину слезу. Вероятно, Кириллов смутно подозревал это, недаром так тщательно избегал встреч с бывшей женой. В их крошечном городе это было довольно непросто.