Отставим в сторону экстравагантный образ жизни Михаила и его лихачество за рулем. Насколько же успешной была его миссия по сбору разведывательной информации после окончательного обустройства под прикрытием (самой легкой части задания) к тому моменту, когда он вызвался сотрудничать с Соединенными Штатами? Именно тут у проверяющих сотрудников ЦРУ и возникли первые трудности, поскольку его намерения оказались скрыты мраком неизвестности. Михаил тщательно расписывал даты, время и длительность встреч с оперативными работниками ЦРУ, но уклончиво заявлял, что не имеет времени для подробного ответа на их вопросы. На случай, если за ним наблюдает ГРУ, он просил соблюдать строгие меры предосторожности. Официальное донесение, написанное в этот период, не слишком обнадеживает: «Получить надежную информацию от Михаила трудно, мы до сих пор не имеем документального подтверждения подлинности данного ему при рождении имени».
Наверняка американцев беспокоил один простой вопрос — каковы истинные намерения ГРУ? Какую роль может играть испаноговорящий русский, выдававший себя за бизнесмена (и мало что понимающий в бизнесе), в деле проникновения в тайны одной из наиболее надежно охраняемых военных организаций Европы? На первый взгляд, ответ напрашивается сам по себе: никакой. Однако можно ли было с уверенностью сказать, что действительная цель назначения Михаила соответствовала данным ему в ГРУ инструкциям? Не являлся ли Париж всего лишь очередной промежуточной остановкой на долгом пути к этой истинной цели, и Михаила просто проверяли, желая удостовериться в том, можно ли доверить ему другую, более важную миссию? Кто может поручиться за то, что ГРУ в любой момент не сменит задание и не направит его в ту страну, где может пригодиться знание испанского языка?
Должно быть, в ГРУ разделяли подобные мысли, поскольку менее чем через три месяца после первого контакта Михаила с американскими спецслужбами ему передали по радио приказ вернуться в Москву «для консультации». По своему обыкновению, он не явился в свою парижскую квартиру в назначенное для сеанса связи время и ничего не знал об этом срочном послании, пока получившие и расшифровавшие сообщение сотрудники парижского отделения ЦРУ не поставили его об этом в известность. Столь срочный вызов в центр мог означать для Михаила серьезные неприятности, но предположение, что ГРУ могло отменить его так называемую «операцию» и найти ему применение в Союзе, принесло имеющим отношение к этому делу американским оперативникам большое облегчение. Но не тут-то было. К их великому изумлению, в апреле 1958 года Михаил вернулся в Париж. Подвергнутый интенсивному допросу сотрудников ЦРУ, он оставался столь же уклончив, как и прежде. Единственным для них утешением явился некоторый прогресс в систематизации ложных заявлений Михаила.
По большей части эти заявления, возможно, были вызваны естественным стремлением Михаила сохранить чувство собственного достоинства. К примеру, он, по всей видимости, полагал, что его многочисленные романы с молодыми девушками были несовместимы со статусом семейного человека — главы семьи, как иногда важно называл себя Михаил. Поэтому на вопрос об этом, он объяснил, что, находясь на военной службе с восемнадцати лет, редко имел возможность вести нормальную совместную семейную жизнь, поэтому у них с женой не было детей. Однако со временем выяснилось, что перемещения Михаила были вовсе не такими частыми, не говоря уже о наличии у него маленького сына. Более того, жена время от времени передавала ему нежные послания через радиоканал ГРУ.
Некоторые его выдумки явились следствием стремления поднять уровень своей значимости. К примеру, так и не удалось выяснить, соответствовало ли истине утверждение Михаила о присвоении ему звания полковника. Его весьма вольное обращение с фактами и пребывание в своем собственном иллюзорном мире, казалось, приводило к тому, что однажды уверив в реальность собственных фантазий, он уже не мог разобраться, где ложь, а где правда. Стараясь выдавать себя за бизнесмена, Михаил, однако, заводил знакомства в основном среди женщин, причем не деловых женщин, что могло бы хоть как-то соответствовать его образу, а выбранных исключительно для собственного удовольствия. В основном эти дамы были простого происхождения и не слишком образованными для того, чтобы заподозрить в жизни Михаила что-то неладное.
Среди них, к примеру, можно упомянуть некую Терезу, девятнадцатилетнюю дочь чиновника бразильского консульства, цыганку русского происхождения. «Черноволосая красавица», — восторгался Михаил. Она танцевала в цыганском ночном клубе, и их телефонные разговоры сводились в основном к игривой болтовне и стыдливому хихиканию. Была также иранка Зара, перед которой он сорил долларами, рассказывая фантастические истории о несуществующей сестре в Испании, вышедшей замуж за столь же фиктивного князя. Самой постоянной пассией Михаила являлась француженка Дэниэль, живущая вместе с ним и родившая ему ребенка. Тем не менее их отношения не были слишком близкими, и ей приходилось лишь удивляться, что в более или менее определенные часы ее сожитель надевал наушники и слушал радиоприемник. Домашнюю идиллию нарушали и другие непредвиденные обстоятельства. Так, однажды, когда к нему пришел какой-то мужчина, Михаил без всяких церемоний выставил Дэниэль из дома, заставив ее дожидаться окончания этого визита на улице. По всей видимости, посещение, о котором идет речь, имело отношение к его разведывательной деятельности, но вряд ли он посвятил в это свою подругу. Бедная Дэниэль. Подобно всем женщинам Михаила, она делила с ним постель и почти ничего больше.
Финансовая поддержка Москвы являлась весьма щедрой, но была ли деятельность Михаила действительно полезной для ГРУ. По мнению оперативников ЦРУ, — не слишком. Подобно Попову, он оказался не в состоянии применить на деле знания, полученные во время обучения, но, в отличие от своего коллеги, к помощи американцев не прибегал. Результаты его попыток осуществить какие-либо действия, направленные на сбор информации, оказались плачевными и бесполезными как для России, так и для Соединенных Штатов, каковыми и оставались до самого последнего дня общения с ним сотрудников ЦРУ.
Само собой разумеется, все его так называемые операции были в основном связаны с женщинами. «Я хочу доказать Москве, что имею агентов, способных снабжать меня информацией, — с важностью заявлял Михаил. — После своего обустройства в Париже я начал подыскивать кандидатуры, о которых можно было бы сообщить в Москву… и наконец нашел нужного человека, работающего в штаб-квартире одной из интересующих меня армий». Разумеется, имелась в виду американская армия, но, желая показать свою значимость, он предпочитал употреблять множественное число. «Это была Зоя, — с гордостью продолжал он, — русская по происхождению. Как я с ней познакомился? В Париже есть один русский ресторанчик, там я ее и встретил. Из разговоров с ней стало ясно, что она работает в военной организации, так что мне даже удалось подслушать ее разговоры по телефону».
Все было бы прекрасно, но, как оказалось, Зоя служила всего-навсего клерком на американской армейской автостоянке, расположенной в парижском пригороде Фонтенбло, недалеко от штаба американских войск.
Единственная причина, которая заставила Михаил поведать о существовании этого «сверхсекретного источника», — его драгоценной агентке надоело жить в пригороде и она собиралась перебраться в Париж. Он попросил американских кураторов воспрепятствовать этому перемещению, возможно даже через военную организацию, которая пользовалась услугами автостоянки, где она работала.
Столь преувеличенная оценка значимости Зои могла бы показаться смешной, но объяснения Михаила были вполне резонными: «Я уже доложил о ней в Москву и получил приказ удерживать ее на этом месте. Ее там ценят, завербовать такого агента очень нелегко». Несмотря на четырехгодичное обучение, этот старший офицер ГРУ оказался абсолютно не способен реалистично оценивать важность предполагаемого «агента», которая, как бы хороша она ни была в постели, в смысле пользы для разведки не имела абсолютно никакого значения. Кстати, что интересно, сам Михаил произвел на Зою далеко не столь благоприятное впечатление, как она на него. Со временем ЦРУ стало известно из независимых источников: угостив ее несколько раз ужином, может быть даже переспав с ней, он так и не предложил Зое собирать для него информацию. С ее точки зрения, это была всего лишь очередная случайная связь. Опрошенная позднее, Зоя лишь припомнила, что Михаил предлагал подыскать ей работу получше, но она совершенно забыла его адрес, телефонный номер и даже имя.
