Протестов Джима не услышал бы никто. И помимо всего прочего, кроме Джона Честера командование принимать некому. Джим, Брайен и Жиль должны были отправиться в путь без провожатых, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание французов, таково было желание сэра Джона Чендоса. У Джима появилось было искушение возразить против назначения Джона Честера, но, прожив здесь почти год, он усвоил, что многие вещи нужно просто принимать такими, какие они есть.

Джон Честер – джентльмен. Очень юный и неопытный, но тем не менее – джентльмен. Даже самый опытный простолюдин ни в коем случае не может командовать джентльменом, сколь бы зелен и молод он ни был. Ergo[14], Джону Честеру придется учиться командовать, хочет он того или нет. Джим кусал локти, обдумывал ситуацию, но тут увидел в общей комнате таверны в Гастингсе Брайена, торопливо и тихо говорящего что-то своему начальнику стражи в стороне от остальных.

Внезапно Джим понял, что делать, и заозирался в поисках Теолафа. Не найдя его, Джим поднялся в комнату, которую делил с Жилем и Брайеном. Бывший начальник стражи был там. Теолаф встал при появлении Джима.

– Теолаф, я полагаю, ты второй по старшинству после юного Джона Честера?

– Так точно, милорд, – подтвердил Теолаф. – Теперь я – дворянин и превосхожу по рангу любого латника, включая Тома Сейвера, который командует людьми замка Смит.

– И, насколько я понял, – продолжал Джим, – ты можешь держать в узде отряд типа нашего и знаешь, как доставить в нужное место. Ты не похож на человека, который позволит им отбиться от рук, слишком много пить, или драться, или разбежаться по дороге.

– Нет, милорд. – Теолаф мрачно усмехнулся. – Милорд боится, что люди могут не добраться до места назначения, не донести туда оружие и, следовательно, не быть готовыми к бою?

– Ну, не то чтобы боюсь, Теолаф, – поправил его Джим. – Наверное, ты заметил, что мне симпатичен Джон Честер, но он выглядит не столь опытным, как ты и те, кого вы с Томом будете сопровождать за море под его командованием. Честеру, возможно, придется принимать решения несколько трудноватые для… – Джим замолк, подбирая слова. Он не знал, как дать понять Теолафу то, что его беспокоит, и при этом удержаться в рамках, предписанных законами этого общества. Но тот опередил его:

– Я понял, что имеет в виду милорд. – Теолаф снова усмехнулся. – Мастер Джон Честер – славный молодой джентльмен. Позвольте заверить, милорд, что вы найдете Джона Честера и остальных в указанном месте и в назначенный час. Я и Том Сейвер головы дадим на отсечение, что справимся с этим делом.

– Спасибо, Теолаф. Я полагаюсь на тебя.

– Мой господин, до сих пор у вас не было повода разочароваться во мне. Не будет его и на этот раз.

Когда Джим возвращался в общий зал, на сердце у него заметно полегчало.

Обо всем этом он и думал, плетясь к таверне «Зеленая Дверь». Его собственное положение в этом мире не сильно отличалось от положения Джона Честера среди воинов. Вот он сам: на пальце кольцо, по которому его должен опознать какой-то английский шпион, а ввязаться в это сомнительное предприятие Джиму пришлось только потому, что перед его именем стоит слово «барон».

И сэр Брайен, давно знакомый с ним, и сэр Жиль наверняка видят, что Джим не обладает ни одним из тех качеств, которыми должен обладать аристократ четырнадцатого века, не говоря уже о рыцаре-воине. Тем не менее, похоже, они легко мирятся с этим. Возможно, им помогает двойственное восприятие мира, позволяющее, например, Брайену знать, что его король – пьяница и тряпка, и в то же время наделять его всеми достоинствами, приписываемыми обычно монархам.

Внезапно Джиму пришло в голову, что Брайену это удается потому, что этот король – его король, и в глубине души можно сделать скидку, если только не пойти на сделку с самим собой. Наверняка точно так же дело обстоит и с леди Герондой Изабель де Шане – дамой сердца Брайена. Он без передышки мог говорить о ней как о сказочной, сверхъестественной, даже как о самом прекрасном, что только могло создать воображение трубадура, а минуту спустя она становилась приземленной и в высшей степени реальной женщиной. По-видимому, противоречия между двумя точками зрения, неразрывно сосуществующими в его душе, он не видит. Изабель – его дама сердца. Возможно, дело в том, что сэр Джеймс Эккерт, рыцарь, барон де Маленконтри, полумаг, абсолютно неприспособленный ни к чему, Джеймс – друг Брайена, и это позволяет сделать скидку и Джиму.

Сэр Джеймс задумался, не относятся ли Брайен и Жиль, которые, похоже, с каждым днем сближались все больше, к нему так же, как Теолаф и Том Сейвер к Джону Честеру. Может быть, они заключили между собой нечто вроде безмолвного соглашения присматривать за Джимом и направлять его действия в правильное русло, но делать это достаточно осторожно, чтобы не уронить его достоинства.

Лишь вывеска трактира «Зеленая Дверь» оторвала Джима от раздумий. Путешественники вошли в общий зал, уставленный длинными, грубо сколоченными столами со скамьями по обе стороны каждого стола. После нарастающей уличной жары прохлада и полумрак помещения были желанны, но запах в общей зале вряд ли был приятнее, если вообще чем-то отличался от смрада улиц и гавани. Хозяин, встретивший рыцарей, не имел ничего общего с тем, который приютил их в «Сломанном Якоре» в Гастингсе.

Его звали Рене Перан. Он был довольно молод, но тем не менее скорее жирноват, нежели крепок; а темная щетина на подбородке указывала на то, что последний раз трактирщик брился так давно, что и сам забыл. Его глаза, столь же темные, как и подбородок, были полны подозрения. Всем своим видом хозяин показывал, что он ничуть не доверяет своим новым постояльцам. Возможно, парень просто не любил англичан.

Тем не менее все телодвижения, полагающиеся хозяину постоялого двора, он совершил, поприветствовав рыцарей с откровенно ложным радушием. Все в том, что он делал, казалось, свидетельствовало о том, что они – досадная мелочь, отрывающая трактирщика от работы, и что он был бы счастлив отделаться от них как можно быстрее и вернуться к делам.

Хозяин проводил рыцарей в отведенную им комнату, которая если и не была такой же большой, как в «Сломанном Якоре», то, по крайней мере, была почти столь же пустой. Так называемая кровать оказалась просто платформой приблизительно той же формы и размера, как средневековые кровати, виденные Джимом ранее. Как обычно, она стояла в углу.

Кроме того, в комнате находились стол и два стула. Когда Брайен обратил внимание хозяина на то, что их трое и к ним могут прийти гости, по крайней мере один человек, тот, как показалось Джиму, с явным неудовольствием послал слугу за еще одной парой стульев.

Матросы бросили багаж на пол и ушли, получив от Джима небольшое вознаграждение. Он поспешил предложить им свои деньги, так как знал, что у Брайена их немного, если вообще есть. Что касается сэра Жиля, то судя по тому, что все его разговоры о слуге, который вроде бы должен был его сопровождать, так и остались разговорами, Джим подозревал, что дела этого джентльмена обстоят ничуть не лучше, чем у Брайена. Так что Джим еще и заказал вина.

Его принесли достаточно быстро. И кувшин, и кубки, по представлениям Джима, никак нельзя было назвать чистыми. Он, не таясь, сполоснул один из кубков вином и вытер его чистой тряпкой, которую всегда старался держать под рукой. Переселившись в средневековье, ему часто приходилось проделывать вышеописанную процедуру. Судя по всему, сэр Брайен и сэр Жиль были свято уверены в магичности этого действия.

Зато вино приятно удивило Джима. Едва пригубив из кубка, он с удивлением обнаружил, что оно ничуть не хуже того, что он пробовал в Англии. Молодое красное вино было на вкус поразительно свежо. Джима так и подмывало поделиться с друзьями своими ощущениями, но, так как и Жиль, и Брайен воздержались от каких бы то ни было комментариев, он подумал, что, может быть, мудрее будет воспринимать все как само собой разумеющееся.