Вдруг ушей коснулись шепотки и кое-то шуршание. Мы затихли и прислушались.

Кажется, за дверью раздавались крадущиеся шаги.

— Так, — напрягся я. — Мы же в реальности?

— А вы думали? — улыбнулась Метта. — Снова ниндзя?

— Кто тебя знает…

И тут за стенами что-то зашумело и задвигалось. Нет, если бы это были проделки Метты или взбесившегося генератора случайных чисел мы бы уже катались по полу, пытаясь спастись от града стали.

— Не думайте, что я настолько лишена фантазии! — фыркнула Метта.

Вот из коридора послышался колокольчик. И он приближался.

— Бунт на корабле⁈ — хихикнула моя спутница.

Через пару секунд колокольчик «прошествовал» мимо, и звук начал удаляться. Скоро он затих, но вот непонятная возня не смолкала.

Устав вслушиваться в непонятные «голоса» дома, я на цыпочках подошел к двери и выглянул наружу. Там было пусто, однако звуки, скорее всего, шли из кабинета.

Через минуту оттуда уже раздавались голоса, и много голосов.

— Они там что собрание устроили?.. — потер я подбородок. — А ну-ка, дорогая, проберись осторожно в кабинет и посмотри, что там за сыр-бор. Вдруг какая-то опасность.

— Есть! — козырнула Метта, и Шпилька юркнула в коридор.

Я же, закрыв поплотнее дверь, плюхнулся обратно в кровать. Метта с планшетом на коленях уже настраивала трансляцию.

На экранчике мы увидели изображение из глаз Шпильки.

Стоило Илье Тимофеевичу скрыться за порогом спальни, как по усадьбе прошелся тревожный вздох. Все зашуршало и зашумело, а затем затихло.

Но ненадолго. Вдруг за пределами кабинета по коридорам прокатился звон колокольчика.

— Что происходит? — испугалась Рух и вылезла из кристалла. Вроде бы ее познакомили со всеми и уже собрались укладываться…

Колокольчик надрывался — все ближе и ближе. Затем открылась дверь, и в кабинет вошла Мио:

— Общий сбор! — сказала она, отбрасывая колокольчик в сторону. — Голосовать будем!

Не успела Рух оглянуться, как уже очутилась на диване с чашкой чая в руке.

В камине ярко полыхнул огонь, а вокруг ярко горящего кристалла завозились тени — их тут были десятки, и где-то десять были более-менее оформлены в человеческие силуэты.

Самыми четкими были четверо: сосредоточенная дворецкая Мио, боевитая горничная Ги, вечно хмурая охранница Сен и веселая паучиха-ремонтница Вен.

Последняя, кстати, расположилась рядом с Рух, так что пауков по дивану ползало в великом множестве.

— Мама… — пискнула Рух, когда у нее перед носом на паутинке спустился один из шестилапых букашек.

— Не обращай на них внимание, родная, — махнула полупрозрачной рукой Вен и широко зевнула. — А лучше расслабься и получай удовольствие… Давайте уже быстрее, а то спать охота!

Как шепнули Рух, здесь собрались все тени-хранители онегинского кристалла. Ну или почти. Некоторые наотрез отказались выходить из своих комнат или вовсе не показывались из глубин кристалла.

— Тем же хуже для них, — сказала Вен и снова зевнула. — Все решим демократическим способом!

— Илья Тимофеевич же официальный родственник Онегина, да и он полностью подходит по вашим критериям, — заметила Рух. — Так зачем?..

— Ну мы же личности, ведь так?

— Так.

— Значит, сначала обсуждение, а потом голосование! Подлей себе чайку, дорогуша, это надолго.

На повестке дня стояли несколько вопросов: личность нового хозяина, перспектива жизни с ним, а также вероятность смерти старого. Демократический процесс начался с места в карьер и продолжился горячим спором. Из конца в конец гостиной гулял гомон оживленной дискуссии:

— А я говорю он не похож на Онегина! Говорит и двигается не так!

— И что? Яблочко от яблони далеко падает! Говорит он складно и пахнет от него приятно — и это самое главное!

— Ага-ага, вот как сюда снова пожалуют Горбатовы, сама им об этом расскажешь!

— Вы видели, какой кот за ним ходит! Видели у него геометрики вместо глаз?

Через десять минут в середину помещения вышла Мио и, осмотрев всех присутствующих решительным взглядом, хлопнула в ладоши.

Спор мигом затих.

— Итак! Голосуем! Кто за то, что Александр Владимирович жив?

Тут же под потолок взлетел лес рук. Рух оглянулась: не голосовали только Ги да Вен. Но вторая просто клевала носом.

— Окей… — протянула Мио, считая голоса. — Хорошо. Кто против того, что он жив?

Присутствующие тут же опустили руки и поглядели друг на друга. Повисло неловкое молчание.

— Ну же не стесняйтесь, девочки, — сказала Мио. — Здесь все свои!

Вдруг в воздух поднялась одна рука.

— Ты чего охренела, Ги⁈ — охнули со всех сторон. — Так про хозяина!

— Я реалистка, и вам советую быть такой же, — пожала плечами горничная. — Александра Владимировича нет слишком долго. Тут одно из двух — либо он действительно мертв, либо бросил нас!

Зал охнул:

— Предательница! Вон! Вон! Вон!

— Это я-то предательница⁈ — зашипела Ги. — Глупые! Тут логика простая: либо-либо. Я голосую за то, что Онегин умер в неравной схватке с ужасами Амерзонии, а вы мне — предательница! Лучше скажите, кто посмел воздержаться?

— А Илья Тимофеевич мне понравился… — вдруг раздался одинокий голос, и тени зашевелились в поисках еще одной «предательницы». — Он, когда отходил в туалет, вымыл руки… А еще извинился, когда чихнул…

Обсуждение плюсов и минусов Марлинского, а также возможности гибели такого мощного мага и замечательного человека как Онегин заполыхало с новой силой.

Через пятнадцать минут яростных баталий Мио снова объявила голосование:

— Кто за то, что Онегин жив?

Рук поднялось примерно половина.

— Кто за то, что мертв?

Руки поднялись не сразу, но на этот раз их было где-то штук пять. Даже Рух робко подняла свою кисть.

— Ты не голосуешь! — зашипели на нее, но Рух только выше вскинула руку.

Остальные засомневались и решили воздержаться. Затем девушки поспорили еще немного и снова проголосовали.

Потом еще немного… и еще немного. И снова проголосовали.

На этот раз в вопросе о возможности смерти Онегина голоса распределились пятьдесят на пятьдесят. Вдруг в тишине раздался заливистый храп.

— Кто-нибудь разбудите ее! — покачала головой Мио, и Рух растолкала Вен.

— А⁈ Что? — очухалась паучиха и, потирая полупрозрачные глаза, огляделась. — Вы уже разрешили ваш дурацкий спор, или уже можно идти спать?

— Почти, — сказала Ги, — Завтра тяжелый день и нам еще уборка предстоит, пока ХОЗЯИНА, — и она широко улыбнулась, — не будет…

— Твой голос решающий, Вен, — кивнула Мио. — Мертв Онегин, или жив?

— А? Ну… умер, конечно. Сколько лет-то прошло?

В зале ахнули. Что-то разбилось.

— Значит, большинство за «умер», — хмыкнула Мио. — Хорошо… Теперь второй вопрос. Признавать, или нет, новым хозяином Илью Марлинского. Голосуем! Нет, Вен не вздумай спать!

— Думаю, они так до утра проспорят, — вздохнула Метта и широко зевнула. — Давайте уж спать. Явно дело идет к тому, чтобы вас признали хозяином Таврино. Вон Рух как старается переубедить самых упорных.

— Согласен. Рух молодец. Отзывай Шпильку, и на боковую.

— Снова тренироваться! — захлопала в ладоши Метта, но потом наморщила лобик. — Или?..

— Давай сегодня просто поспим. Я думаю, мы заслужили.

— Оки! — кивнула Метта и прижалась ко мне. Снова стало тепло.

Через пару минут приоткрылась дверь, и порог переступила Шпилька. Устроившись у меня в ногах, она свернулась калачиком.

Я почти сразу провалился в сон, однако скоро моей ушей коснулись приглушенные голоса:

— Нет, он все же не похож на Онегина… Нос не тот, линия рта другая…

— Зато не храпит! Вы только послушайте. Не то что ты, Вен!

— А я то чего⁈

— Девочки вы чего тут забыли⁈ А ну кыш! Дайте хозяину поспать!

Машинист Василий Иванович Шемякин прослужил на «Урагане» с самого детства. Это ремесло ему передал еще отец, а ему его отец, а тому чуд-хранитель поезда. Правда, было это совсем на другом составе и в другие времена, да и враки, наверное, но не суть…