По счастью, небо ненадолго заволокло облаками, скрыв солнце и подарив людям почти два часа блаженного облегчения. Однако вскоре облачность растаяла, и солнце вернулось, еще более жгучее, чем прежде. К полудню Питт и Джордино едва цеплялись за жизнь. Они чувствовали, что если их измученные тела не прикончит дневная жара, то это сделает ночной холод.

И тут они внезапно вышли к глубокому ущелью с крутыми склонами, уходящими вниз метров на семь ниже поверхности сухого озера и разрезающими его подобно рукотворному каналу. Поскольку Питт смотрел только себе под ноги, он чуть не сорвался с обрыва. Чудом удержавшись на краю, он остановился, в отчаянии взирая на неожиданное препятствие. Он просто был уже не в состоянии сползти вниз, на дно этого ущелья, а затем вскарабкаться наверх, на другую сторону. Джордино зашатался рядом с ним, обмяк и упал на землю.

Бросив взгляд через разлом на простирающееся впереди пространство, Питт понял, что их эпическая борьба, несмотря на все их упорство, выносливость и силу воли, подошла к концу. Они прошли только тридцать километров. Оставалось еще пятьдесят.

Джордино медленно поднял голову и взглянул на Питта, который все еще стоял на ногах, устремив взор на восток, на цель, которая была мучительно близка, но недостижима.

Несмотря на усталость и вымотанность, Питт выглядел великолепно. Его мужественное суровое лицо, проницательные бледно-зеленые глаза, нос, подобный клюву хищной птицы, голова, обмотанная белым полотенцем, из-под которого торчали пряди черных волнистых волос, производили впечатление гранитной несокрушимости – ничто в его облике не указывало на то, что этот человек измучен до предела и стоит перед лицом верной смерти.

Он осмотрел ущелье в обоих направлениях, и в его глазах, едва видимых сквозь узкую щель тюрбана, появилось недоумение.

– Я сошел с ума, – прошептал он.

Джордино еще внимательнее посмотрел на него:

– Я-то сошел с ума еще двадцать километров назад.

– Клянусь, что я вижу... – Питт медленно покачал головой и потер глаза. – Должно быть, это мираж.

Джордино прищурился и внимательно всмотрелся в раскаленное марево, дрожащее внутри оврага. Вдали, за волнами жара, тускло мерцали водяные покровы. Воображаемое зрелище того, чего он так жаждал, было невыносимо. Джордино отвернулся.

– Ты видишь? – спросил Питт.

– Даже с закрытыми глазами, – слабо проскрипел Джордино. – Я вижу салун с танцующими девушками, зазывающими гостей огромными кружками ледяного пива.

– Я серьезно.

– Я тоже, но если ты имеешь в виду то фантомное озеро на равнине, то забудь о нем.

– Нет, – коротко сказал Питт. – Я имею в виду тот самолет на дне расщелины.

Сначала Джордино решил, что его друг окончательно спятил, но затем уставился вниз, туда, куда указывал Питт.

Ничто из произведенного руками человека в пустыне не распадается и не гниет. Худшее, что может случиться с металлом, – его занесет песком. Здесь же, уткнувшись сплющенным носом в противоположный склон ущелья, неожиданный и чужой в этом сухом русле, не развалившийся и не сгнивший, почти не тронутый ржавчиной и не засыпанный песком, лежал потерпевший аварию самолет. Судя по внешнему виду, это был моноплан с высоко расположенными крыльями очень старой постройки – подобные модели были сняты с производства более полувека назад.

– Ты видишь это? – повторил Питт. – Или я все-таки сошел с ума?

– Тогда я тоже сошел с ума, – хмыкнул Джордино. – Эта штука действительно очень похожа на самолет.

– Значит, это должно быть реальностью.

Питт помог Джордино встать на ноги, и они побрели по обрыву ущелья, пока не оказались прямо над местом катастрофы. Состояние фюзеляжа и крыльев оказалось удивительно хорошим, и можно было разобрать идентификационные знаки. Алюминиевый пропеллер искорежился, когда коснулся склона, а радиально расположенный двигатель с обнаженными цилиндрами практически въехал в кабину и развернулся вверх, обломав несколько креплений. Однако, если не считать этого и искореженного шасси, самолет пострадал не так уж сильно. Еще они заметили бороздки на краю расщелины, оставленные колесами самолета за мгновение до того, как он свалился с обрыва на дно сухого русла.

– Как ты думаешь, – сколько времени он уже находится здесь? – проговорил Джордино.

– По крайней мере лет пятьдесят, а то и шестьдесят, – ответил Питт.

– Пилот, очевидно, остался жив и ушел отсюда.

– Он не выжил, – покачал головой Питт. – Из-под левой плоскости торчит его нога.

Джордино перевел взгляд на левое крыло. В тени крыла виднелся старомодный кожаный сапог со шнуровкой доверху и часть брюк цвета хаки.

– Как думаешь, он не будет возражать, если мы к нему присоединимся? У него здесь единственная тень на всю округу.

– Ты угадываешь мои мысли, – сказал Питт, усевшись над обрывом и свесив ноги вниз. В следующее мгновение он заскользил на спине по склону, умело руля ступнями и одновременно используя их как тормоза.

Секунду спустя за ним последовал и Джордино. Друзья приземлились на дно высохшего потока, сопровождаемые лавиной песка и гравия. Так же как в пещере с рисунками, нарастающее возбуждение на время вытеснило мысли о жажде. Они тут же вскочили на ноги и приблизились к телу давно умершего пилота.

Песок засыпал нижнюю часть фигуры, привалившейся спиной к фюзеляжу самолета. Примитивный костыль, сделанный из распорки крыла, лежал рядом с выставленной ногой, на которой отсутствовал сапог. Там же лежал и самолетный компас, полузанесенный песком.

Пилот удивительно хорошо сохранился. Яростная жара и бесстрастный холод так хорошо поработали на пару над мумификацией трупа, что даже обнаженная кожа лишь потемнела и приобрела ровный глянец, как на обуви. На лице можно было прочесть выражение покойного умиротворения, а руки, застывшие в неподвижности на шестьдесят лет, были мирно сложены на животе. Старинный кожаный шлем с защитными очками лежал брошенным около ноги. Черные волосы, спутанные и затвердевшие от пыли и воздействия погоды, ниспадали ниже плеч.

– Бог мой, – ошеломленно пробормотал Джордино. – Это же женщина!

– Которой едва перевалило за тридцать, – заметил Питт. – Должно быть, она была симпатичной.

– Интересно, кто же она такая? – Джордино охватило любопытство.

Питт обошел тело и отвязал какой-то пакет, завернутый в клеенку и привязанный к ручке дверцы кабины. Он осторожно снял клеенку, под которой показался бортовой журнал пилота Он открыл обложку и стал читать первую страницу.

– Китти Меннок, – вслух прочитал Питт ее имя.

– Китти кто?

– Меннок, знаменитая летчица, австралийка, насколько я помню. Ее исчезновение стало одной из самых великих тайн авиации, уступая только загадке исчезновения Амелии Эрхарт.

– Но как же она оказалась здесь? – спросил Джордино, не в состоянии оторвать глаз от тела.

– Она пыталась совершить рекордный перелет из Лондона в Кейптаун. После ее исчезновения французские военные предприняли систематические поиски в Сахаре, но не нашли следов ни ее самой, ни самолета.

– Надо же было ей угодить в единственную на сто километров расщелину! Если бы она приземлилась на поверхности этого сухого озера, ее бы легко заметили с воздуха.

Питт пролистал страницы бортового журнала, пока не пошли чистые.

– Она потерпела аварию десятого октября тысяча девятьсот тридцать первого года. Последняя ее запись датирована двадцатым октября.

– Она продержалась десять дней, – в восхищении пробормотал Джордино. – Китти Меннок, должно быть, была сильной леди. – Он растянулся в тени под крылом самолета и устало вздохнул. – Наконец-то за все это время у нее есть компания.

Питт не слышал. Его захватила дикая мысль. Он сунул бортовой журнал в карман своих брюк и начал обследовать останки самолета. Не обращая внимания на двигатель, он осматривал прежде всего шасси. Хотя сами распорки не выдержали удара, колеса остались невредимыми, и шины почти не тронуло гниение. Маленькое хвостовое колесо также было в хорошем состоянии.