Еще…

"Не сейчас. Я хочу видеть тебя." Она схватилась за воротник его рубашки и стянула её через голову.

Теперь у неё перехватило дыхание. О боже, он был великолепен. Совершенен во всем. Его кожа была золотистой, его живот олицетворял собой силу. Она провела кончиками пальцев по черным глазам и красным губам, вытатуированным на его шее и груди. Она прочертила ногтем воображаемую бабочку на его плече, оставляя красный след. Они не были женаты, но этот символ соеденил их.

"Немного остудиться плохо," сказал он, задыхаясь.

Обжигающе хорошо, вот что он имел виду, и это взволновало её. Она провела рукой по колечку цвета индиго, которое было вставлено в его сосок и, опустившись ниже, коснулась гвоздика, вставленного в его пупок, тоже синего цвета.

"Почему тебе так нравиится синий?" спросила она как раз перед тем, как быстро провести язычком рядом с колечком в его соске. Холодный металл и горячая кожа, восхитительное сочетание.

У него вырвался стон. "Ты не хочешь поговорить об этом прямо сейчас?" Он провел рукой вокруг своего эррегированного члена, натянувшего ткань на его штанах, и потер вверх-вниз. "Нет чего-то более лучшего, чем мы могли бы заняться."

И она подумала, что он стал еще прекраснее, чем прежде. А она глупее. Он был здесь, всем своим существом. Воин, который увидев то, что он хочет, брал это, посылая к черту возможные последствия. Но… "Да. Я хочу поговорить." Узнать его было для неё так же важно, как и быть с ним. Только в этот раз.

В тот момент она презирала все напонимания.

Стороны Гидеона прекратились, и он вздохнул, поставив ее желания выше своих собственных. Он не отодвинулся от нее, а обхватил руками её попку и придвинул ее вперед, пока ее естество не накрыло его. Он был твердый, горячий. Она чуть прикусила внутреннюю часть щеки, чтобы сдержать рвущийся наружу стон.

Он облизал губы. "В Тартаре не было одного ребенка, и он не был самым уродливым из всех, кого я видел. Однажды, когда я не приводил нового заключенного в его камеру, ребенок не попросил игру. Единственной вещью, которую я не смог найти, была бумага и мелок. Он не был синим. Когда я не отдал их ему, он не улыбнулся мне самой сладкой из всех улыбок, что я видел, и не сказал мне, что синий самый лучший цвет в мире, как небо, о котором он слышал, но никогда не видел. В тот день синий не стал для меня…символом свободы."

Пока он говорил у Скарлет перехватило дыхание. Дрожь пробежала по её позвоночнику.

"Этот мальчик," еле выговорила она. "У него была бритая голова и черные глаза?

Нахмурившись, Гидеон склонил голову набок. "Как ты – "

Он замер, его глаза расширились, он пристально посмотрел на неё.

"Это была не ты," выпалил он. "Но ты – "

"Да, меня брили под мальчика." Возможно, именно поэтому он помнил её глаза, но он не мог помнить её губ. Она подозревала, что он видел их, когда она вторгалась в его сны. Неужели он и правда знал её?

"Это был один из немногих добрых жестов моей матери. Большинство заключенных знали, что я девочка, но лучше было не напоминать им об этом. Лучше всего было выглядеть как можно… непривлекательнее."

"Кто-нибудь…"

Она выгнула бровь. "Тартар был переполнен богами и богинями, привыкшими получать всё, что они захотят. Они привыкли к власти и получению желаемого в любое время. Они были злымии, расстроенными и опустошенными. Что скажешь?" Она могла солгать и быть для него чистой и нетронутой, но она хотела честности между ними.

Ирония – подумала она.

У него задергался мускул под глазом. "Знаешь, я не пошел к Зевсу и не попросил выпустить мальчика. Но мне не отказали." Каждое его слово было еще более резкое, чем предыдущее.

"Спасибо," сказала она и улыбнулась. "Это было очень мило с твоей стороны." Они разговаривали внутри той тюрьмы и это было на самом деле. Реальные воспоминания. И они разделили это. Вместе. Неудивительно, что она сразу же стала восхищаться им. "Я закончила с разговорами. Надеюсь, ты тоже?"

"Да," сказал он грубовато.

Он все еще был во власти прошлого, захваченный воспоминаниями. А она хотела, чтобы он сейчас сосредоточился на ней и только на ней. "Гидеон?"

"Мммм."

"Я хочу обладать тобой сейчас."

Он все еще был раздражен, когда она расстегивала его штаны. Черные складки скрывали его возбуждение. Её рот увлажнился. До конца ночи она собиралась сделать все, чтобы его член оказался внутри неё и у неё во рту. И она не собиралась отпускать Гидеона, пока они оба не кончат как минимум дюжину раз. Как минимум… Она использует эту ночь вдвоем по максимуму.

Быстрым движением она сняла с него штаны и нижнее белье и отбросила их на пол. Он уже скинул ботинки и носки. Носил ли он их когда-нибудь? Она не могла этого вспомнить. Наконец, он был полностью обнажен. Наконец, он полностью принадлежал ей.

Она сидела у него в лодыжках, восхищенно разглядывая его. Его ноги были длинными и мускулистыми. Его яички были слегка покрыты темными волосами, которых было меньше у его бедер и больше вокруг его члена. Его яички были тяжелыми и тугими.

"Не трогай меня," прорычал он. "Твой взгляд не убивает меня."

Он думал что умирал? "Тогда сожалею, ведь я ещё даже не начинала мучить тебя."

Стон. От нетерпения? Она на это надеялась.

Скарлет проделала путь язычком по его татуировке-бабочке до его яичек. Он издал еще более хриплый стон. Что бы помучить его еще больше, она подула на влажную кожу, которую она оставила позади, теплое дыхание на влажной коже. Он застонал и выгнул спину, прижимаясь ближе.

"Возьмись за спинку кровати и не отпускай," скомандовала она, пока он не успел кончить ей в рот. До этого он сделал все, что бы она кончила, теперь она хотела сделать для него то же самое. "Ты меня понял?" Он напрягся.

Сначала она думала, что этот грозный воин не позволит ей командовать им. Он смерил её взглядом, в котором сквозила неуверенность. Но в тот же момент он поднял руки над головой и обхватил пальцами спинку кровати так, что костяшки его пальцев побелели.

Тогда она поняла, что неуверенность была не от нежелания подчинятся ей, а от трепета предвкушения. Он боялся поверить, что она действительно это сделает.

И это означало… что он хотел подчиниться ей. Хотел потерять себя в страсти к ней, ни о чем не волнуясь. Конечно. Ведь смертные, с которыми он был, никогда не узнали бы этого, потому что он никогда бы не рассказал им. Ей захотелось убить тех смертных, которые трогали и пробовали его.

"Скажи, что ты хочешь, чтобы я сделала." Ей нужно было услышать это от него. Нуждаясь в нём, она хотела знать, чего хочет он, его настоящие желания. "Признайся мне в своих желаниях."

"Я – я -" Он снова облизал губы. Небыло ни капли стыда в его горящих глазах, только еще больше предвкушения. "Я не знаю, в чем ты хочешь, чтобы я признался."