Он приоткрыл рот от изумления.

– Мои визитеры? – Безвкусные секреты? Чем этот волосатый парень забил ей голову? Не уверенный в том, что хочет узнать это – потому что существовала возможность, что он не сможет честно отрицать их – Грэм быстро пошел на попятный. – Я здесь не единственный, у кого есть секреты!

Она отпрянула и побледнела. Почему? Он всего лишь имел в виду ее удивительное превращение прошлой ночью на маскараде. Затем, в мгновение ока, Софи пришла в себя.

– Может быть, я развлекалась. Ты никогда не можешь сказать это с уверенностью. – Она ткнула его пальцем в грудь. Сильно. – Мы друзья, и я ценю это, но тебя никто не звал очищать территорию! Я не принадлежу тебе, Грэй!

Территорию? Тревожные сигналы зазвучали в той небольшой части его мозга, которая оставалась здравой. Он проигнорировал их. Вместо этого Грэм усмехнулся, сложив руки на груди.

– Это не было очищение территории! Это… это была защита! Ты наивна и почти без компаньонки. Ты даже представления не имеешь, какими волками являются некоторые из этих типов!

– У тебя нет права голоса. Ты использовал в своих интересах то, что у меня нет дуэньи. Ты сам не раз говорил мне – разве я могу испортить себе репутацию, если проведу несколько часов, играя в карты с повесой?

Грэм пришел в бешенство от этих слов, потому что он на самом деле вышел за границы приличия – по крайней мере, однажды. Воспоминания о ее запахе и ощущении ее волос, намотанных на его кулак, ударили его такой внезапной ноющей волной томления, что он чуть не потерял сознание.

Теперь Грэм видел, что был дураком. Он думал, что пал жертвой случайного побуждения прикоснуться к ней в тот день, импульса, который родился из потребности отвлечься…

Но это было не для развлечения, а для утешения. Для поддержки. Не импульс, а желание.

Прядь ее золотисто-рыжих волос выбилась из прически во время приступа ярости. Она опустилась вниз, свернувшись рядом с высокой, элегантной скулой, обрамляя один пылающий, темно-серый глаз.

– Знаешь что, Грэм? Я думаю, что ты чуточку ревнуешь.

У него возникло странное видение того, как она будет выглядеть во сне, лицо наполовину спрятано в его подушку, ее волосы разбросаны по их обоим обнаженным телам, прилипая к коже, увлажненной удовлетворенным вожделением…

Чет побери.

Что с ним случилось? Что он сделал с Софи – с собой?

Только посмотрите на него! Он становится гориллой! Он не имел права фыркать, топать ногами и отпугивать ее поклонников!

Софи повозилась с рукавом и вытащила свои очки, чтобы через них лучше прожигать его взглядом. Она была похожа на солдата, одевающегося перед битвой. Этот жест странным образом тронул Грэма.

Очки и то, как ее глаза глядели сквозь них, принадлежали ему и только ему. Другие могли думать, что они знают, за кем ухаживают, могли даже верить, что они ощущают что-то настоящее по отношению к ней, но он был единственным, кому она достаточно доверяла, чтобы надевать при нем свои очки.

В любом случае, что с ними было не так? Ведь это всего лишь кусочек проволоки и стекло. Грэм терпеть не мог то, что она не ощущала себя достаточно уверенной, чтобы быть самой собой с этой толпой.

– Я не могу поверить, что ты ищешь себе мужа среди этих типов! Почему?

Софи подтолкнула свои очки вверх кончиками пальцев и в ярости уставилась на него.

– А почему нет? Это лишь ревность. Скажи мне! Назови мне причину, по которой я не должна это делать!

Что он мог сказать ей? Я все разрушил.

Как он мог позволить чему-то настолько невинному и легкому дойти до этого – и почему именно сейчас, когда он больше не может свободно распорядиться этим? Он сам выкопал себе могилу, ради Бога – выкопал ее глубокой и широкой острыми клинками одиночества и добрыми намерениями!

Несмотря на горло, сжавшееся от тоски и вожделения, Грэм забил последний гвоздь в свой собственный гроб.

– Не будь смешной! – рявкнул он на Софи. – Я просто пожалел бедную, некрасивую девушку из провинции! Нет ничего, что бы заставило меня ревновать!

От вспышки боли в ее глазах у него заболел живот. Грэм не хотел, чтобы ей было больно. Он не хотел, чтобы на его плечи легла ответственность за еще одну душу. Он отвернулся, не в силах смотреть на ее бледность и ошеломленное молчание.

Затем, у двери, он бросил взгляд назад и увидел, что она не двинулась с места, очевидно, даже не вдохнула. Боль заставила его продолжить. Ему нужно было удостовериться, что Софи поняла. Также неплохой идеей было напомнить себе об этом.

– Я решил попросить у леди Лайлы Кристи ее руки и жениться на ней.

Затем Грэм сбежал, как трус, каким он и являлся, оставив позади ущерб, который он причинил.

В офисе фирмы «Стикли amp; Вульф, поверенные», как обычно, находился один Стикли. Он заканчивал подведение итоговых процентов, заработанных различными счетами траста Пикеринга за еще один день, и размышлял о своем текущем плане вложить некую сумму денег в корабельные перевозки. Это могло бы быть очень прибыльно, но требовало большого начального капиталовложения. Если мисс Блейк выйдет замуж за герцога Иденкорта, то тогда она может задуматься, куда ушла такая большая сумма денег. Даже самая легчайшая мысль о том, что что-то может бросить тень сомнения на этическое управление Стикли состоянием сэра Хайрама, была неприемлема.

Он вздохнул. Такая жалость, что придется отказаться от такой золотой возможности. Может быть, если он заранее попросит одобрения – конечно же, это может потребовать подписи от всех трех леди, несмотря на то, что леди Марбрук уже выбыла из игры…

Успокоенный мыслями о деньгах и приведя все дела в аккуратный и идеальный порядок, Стикли почти закончил свой еженедельный набег на сейф, когда заметил отметины на его двери.

Царапины? Нет, выемки! Что, ради всего святого…?

Затем, будто он увидел это своими собственными глазами, Стикли понял. В тот день, когда Вульф пришел в офис рано, он на самом деле пришел, чтобы попытаться взломать сейф!

Но почему? Несомненно, Вульф знал, что Стикли хранит там только их личные гонорары, и то только за месяц, конечно же, еще и запасом на второй месяц, в случае критического положения, в которое постоянно попадал Вульф, а Стикли никогда… или, возможно, Вульф этого не знал.

Неужели этот идиот думал, что весь денежный запас траста лежит внутри этого железного сейфа? Неужели этот дурак ничего не знает о банковском деле и инвестициях?

Кроме того, это же был Вульф. Вздохнув и покачав головой, Стикли закрыл сейф и набрал код, чтобы запереть замок. Его партнер с каждым днем все больше и больше влезал в долги. Стикли надеялся, что мисс Блейк выйдет замуж за герцога – при условии, что герцог поймет свою надлежащую ответственность, касающуюся наследства – потому что когда этот день придет, Стикли будет свободен!

Он надолго закрыл глаза, смакуя приятную картину, которую создала эта мысль. Свободен от лица Вульфа, от его дурных привычек, от его тенденции к удручающе противоправным действиям – и, надо сказать, его таинственной способности заставлять эти действия выглядеть как наиболее логичный ход событий! – свободен, чтобы инвестировать свои собственные деньги, или даже тратить их, хотя Стикли не мог себе представить, чтобы ему понабилось что-то, чего у него еще не было.

Реальная работа.

О да. Настоящая работа, работа, полная смыла и прогресса…

И бессмысленная, пока он привязан к трасту и к Вульфу. Изучая изуродованную дверь сейфа, Стикли снова поджал губы.

Он только надеялся, что сможет выбраться из этих сетей прежде, чем обнаружит, в каких глубинах Вульф хочет по-настоящему утонуть.

Тесса присела за свой женственный маленький секретер и вынула чернила, перо и бумагу. Она ненавидела опускаться до такого уровня, на самом деле ненавидела, но нельзя было отрицать, что Софи зашла слишком далеко.

Кто бы мог подумать, что это создание с лошадиным лицом, худое, как палка, вызовет такое волнение в Обществе! И Грэм, идиотский мальчишка, был самым рассеянным из всех дураков. Тесса помнила его по большей части молчаливым мальчиком, прячущимся и пытающимся не попадаться на глаза его жестоким братьям. Не то чтобы Тесса винила его за это, потому что ее старшие кузены были на самом деле отвратительны. Как хорошо, что мир избавился от всех их сразу.