— А сестры Бэрт?

— Хорошие, разумные, добрые девушки, обладают гораздо большей сообразительностью и чувствительностью, чем это кажется. Они из фермерской семьи, которая живет недалеко от Глоучестера. Не знаю точно, почему они выбрали именно нашу больницу, но допускаю, что это им подсказала их кузина, которая обучалась здесь и была очень довольна. Они из тех девушек, которые должны были выбрать школу, уже опробованную кем-то из их семьи. Они не блещут умом, но вовсе не глупые. Слава богу, у нас здесь нет тупых учениц. У каждой из них есть постоянный друг, а Морин уже обручена. Не думаю, что хоть одна из них смотрит на работу медсестры как па постоянное занятие.

Делглиш сказал:

— Похоже, у вас появятся проблемы с преемниками, если этот автоматический уход после учебы в брак станет правилом.

Она сухо сказала:

— У нас уже есть проблемы. Кто еще вас интересует?

— Кристина Дейкерс.

— Бедное дитя! Еще одна местная девушка, но совершенно другого происхождения, чем Гудейл. Отец ее был младшим чиновником местного комитета управления и умер от рака, когда ей было двенадцать. С тех пор ее мать с трудом существует на крохотную пенсию. Девушка училась в одной школе с Гудейл, но, насколько мне известно, они не дружили. Дейкерс добросовестная, трудолюбивая ученица, очень целеустремленная. Она все делает хорошо, но на большее не способна. Она легко устает и вообще не отличается крепким здоровьем. Люди считают ее робкой и очень натянутой, что бы ни значил этот эвфемизм. Но Дейкерс весьма упорная. Вспомните, она учится уже на третьем курсе. Не каждая девушка дойдет до этого курса, если у нее слабая подготовка — физическая или моральная.

— Джулия Пардоу?

К этому моменту сестра Рольф уже вполне овладела собой, и в ее голосе не было заметно никаких изменений, когда она продолжила:

— Единственный ребенок разведенных родителей. Мать — одна из тех красивых, но эгоистичных женщин, которые не представляют себе жизни с одним мужем. Сейчас она замужем, кажется, уже за третьим. Думаю, девушка точно не знает, который из них ее отец. Она нечасто бывает дома. Мать отдала ее в приготовительную школу, когда ей было пять лет. У нее была довольно бурная школьная жизнь, и к нам она пришла из шестого класса одного из тех независимых пансионов, где девушек ничему не учат, но где они многое узнают. Сначала она пыталась поступить в одну из больниц Лондона. Она не вполне соответствовала их требованиям и в социальном, и в академическом отношении, по Матрона направила ее сюда. Школы вроде нашей на этот счет имеют договоренность с больницами при медицинских институтах. У них десятки заявлений на каждое место. В основном потому, что это очень престижно, а кроме того, дает надежду подцепить мужа. Мы с удовольствием принимаем девушек, которым они отказали в приеме; полагаю, из них получатся более профессиональные медсестры, чем из девушек, которых они приняли. Пардоу была одной из них. Способный, но неразвитый ум. Мягкая и внимательная сестра.

— Вы многое знаете о своих студентках.

— Это мой долг и обязанность. Но надеюсь, от меня не ожидают, чтобы я дала характеристику своим коллегам?

— Сестрам Гиринг и Брамфет? Нет, конечно, но я был бы рад услышать от вас о студентках Фоллон и Пирс.

— Я больше могу рассказать о Фоллон. Она была сдержанная, даже скрытная девушка. Умная, конечно, и гораздо более развитая, чем большинство студенток. Думаю, у меня с ней был только один личный разговор. Это было в конце первого курса, когда я пригласила ее к себе и спросила, какое впечатление у нее от работы медсестры. Мне было интересно узнать, как наши методы обучения повлияли на девушку, которая отличалась от обычных студенток, пришедших к нам прямо со школьной скамьи. Она сказала, что пока еще рано судить об этой профессии, когда они только помогают опытным медсестрам и к ним относятся как к нерадивым кухонным служанкам, но все-таки она думает, что это ее профессия. Я спросила ее, что привлекательного она находит в пашей профессии, и она ответила, что хочет получить ремесло, которое сделало бы ее независимой в любой стране мира, квалификацию, которая всегда пользуется спросом. Не думаю, что у нее были особые амбиции достичь высот в этой профессии. Ее учеба здесь была только средством закончить образование. Но я могу ошибаться. Как я сказала, я никогда по-настоящему ее не знала.

— Так вы не можете сказать, были ли у нее враги?

— Я не могу сказать, почему кому-то понадобилось ее убивать, если вы это хотели узнать. Я бы сказала, что Пирс — гораздо более вероятная жертва убийства.

Делглиш спросил ее почему.

— Пирс мне не нравилась. Я ее не убивала, я не способна убить человека только потому, что он мне не нравится. Но она была странной девушкой, злобной и лицемерной. Бесполезно меня спрашивать, откуда я это знаю. У меня нет никаких доказательств этого, и даже если бы они у меня были, сомневаюсь, что я дала бы их вам.

— Следовательно, вас не удивило, что она была убита?

— Меня это поразило. Но я ни минуты не думала, что ее смерть следствие самоубийства или несчастного случая.

— Кто же, по-вашему, убил ее?

Сестра Рольф посмотрела на него с мрачным удовлетворением:

— А это уж вы мне скажите, старший инспектор. Вы должны сказать!

6

— Итак, вчера вечером вы одна пошли в кино?

— Да, я же сказала вам.

— Смотреть повторный показ «Приключения»? Вероятно, вы считали, что тонкие психологические нюансы фильмов Антониони лучше прочувствовать без компании? Или может, вы просто не нашли никого, кто захотел бы пойти с вами в кино?

Против столь унизительного предположения она, конечно, не могла не возразить,

— Если бы я захотела, нашлось бы полно ребят, которые повели бы меня в киношку!

Киношка! Когда Делглиш был в ее возрасте, это называли киносеансом. Но разрыв между поколениями гораздо глубже, чем между лексиками, отчуждение гораздо сложнее. Он эту девушку просто не понимал. У него не было ни малейшего представления, что происходит под этим гладким детским лбом. Глаза удивительного фиалкового цвета, широко расставленные под изогнутыми бровями, смотрели на него внимательно, но без признаков волнения. Кошачья мордочка с маленьким круглым подбородком и широкими скулами абсолютно ничего не выражала, кроме смутного отвращения к допросу. Трудно представить, подумал Делглиш, более привлекательную и приятную фигурку, чем Джулия Пардоу, у постели больного, если только человек не страдает от сильной боли или уныния, когда здравый смысл сестер Бэрт или спокойная уверенность Мадлен Гудейл будут гораздо более уместны. Может, все дело в личном предубеждении, но он не мог представить, чтобы человек охотно доверил свою боль или физическую немощь этой бойкой и самовлюбленной барышне. И что ей, собственно, за дело до профессии медсестры? Если бы больница Джона Карпендера была при институте, он мог бы ее понять. Эта манера широко раскрывать глаза во время разговора, так что собеседник чувствует внезапный прилив желания, эти приоткрытые влажные губы, обнажающие ряд ровных белоснежных зубов, определенно подействовали бы на веселых студентов-медиков.

И как он заметил, ее кокетливые ужимки не оставили равнодушным сержанта Мастерсона.

Но что там сказала о ней сестра Рольф? «Способный, но неразвитый ум; мягкая и внимательная сестра».

Что ж, возможно. Но Хильда Рольф имела свое предубеждение. А у него, у Делглиша, — свое.

Он продолжил допрос, подавляя желание съязвить, выражая этим свою антипатию:

— Вам понравился фильм?

— Так себе.

— И когда вы вернулись в Найтингейл-Хаус, посмотрев этот «так себе» фильм?

— Точно не помню. Наверное, около одиннадцати. Выходя из кинотеатра, я встретила сестру Рольф, и мы пошли домой вместе. Думаю, она уже рассказала вам.

Выходит, утром они уже посоветовались и решили сказать об этом и девушка повторила эту версию, даже не делая вид, что ее заботит, чтобы ей поверили. Конечно, это можно проверить. Билетерша в кинотеатре должна вспомнить, вместе ли они пришли. Но не стоило даже труда проверять эту легенду. Какое в самом деле это имеет значение, если только они не замышляли убийство, одновременно приобщаясь к культуре? А если замышляли, то, значит, перед ним одна из участниц преступления, которая не проявляет ни малейших признаков беспокойства.