Петька счел, что вполне может уйти и не присутствовать при этой «мексиканской» сцене, как он про себя назвал встречу дочери и отца. Он вежливо попрощался и выскочил на лестницу.

– Фу ты! – проговорил он вслух.

А выйдя из подъезда, столкнулся с Хованским.

– Кирюха! Привет!

– Ну что там?

– Кошмарики! Мексика и Венесуэла!

– Чего? – ошалел Хованский.

– Сцена из мыльной оперы!

– Ты все ему сказал?

– Ну да!

– И что?

– Сперва он растерялся, а потом обрадовался, одним словом, там полное благорастворение, и я решил, что мне там уже нечего делать. Как, кстати, и тебе, хоть ты и двоюродный брат.

– Вообще-то я спешил, хотел с тобой поговорить, у меня тут кое-какие соображения есть…

– По какому поводу?

– Да все по тому же. Мне, Петька, покоя не дает… эта артистка, которая замуж за Воскресенского собирается?

– Втюрился, что ли?

– Глупости! – вспыхнул Кирилл. – Просто… жалко ее.

– Ну и что ты предлагаешь?

– Предупредить…

– Постой, Хованщина, в этом есть сермяжная правда.

– Ты о чем?

– Кирюха, ты еще многого не знаешь, мне сегодня этот Кострючко кое-что рассказал…

Петька поведал другу все, что узнал нынче о Воскресенском.

– А что ты говорил про сермяжную правду?

– Про сермяжную правду? Ах да! Мы обратимся к ней, к твоей артистке, но не с рассказом о том, какой плохой человек ее жених, нет, мы обратимся с просьбой!

– С просьбой?

– Ну да! С просьбой добыть для нас эту дискету!

– Петь, идея, по-моему, завиральная!

– Почему это?

– Во-первых, тогда все равно придется о нем рассказать…

– Естественно! Но это будет иначе выглядеть. Не донос, а благое дело! Мы, можно сказать, хотим спасти Воскресенского, ведь если у него найдут дискету… Короче, тут надо будет еще помозговать! Но в принципе это отличный подход…

– А зачем тебе добывать эту дискету, а? Если сам Кострючко решил на ней крест поставить, так тебе что, больше всех надо?

– Ага! – засмеялся Петька. – Ты ж меня знаешь, мне всегда больше всех надо! Я теперь просто жить не смогу, если не выведу на чистую воду этого типа. А дискета – это уж так, заодно! Ну как, будем искать артистку? Она в каком театре работает?

– Искать не надо, – покраснел Хованский, – я уже нашел.

– Что ты нашел?

– Ее домашний телефон!

– Во дает! А где ты его нашел?

– Да так… Пришлось предпринять кое-какие усилия, – таинственно ответил Кирилл.

– Понятно. Только, Кирюха, чтобы нам к ней обратиться, девчонка нужна.

– Девчонка? Зачем?

– Девчонка доверия больше вызовет и меньше напугает. Да и говорить с ней лучше девчонке.

– Лавре, что ли?

– Пожалуй.

– Ерунда!

– Нет, Кирюха, не ерунда! Я понимаю, тебе охота самому с ней пообщаться, так?

– Ну…

– Так, так! И нечего тут стесняться, все нормально. Но говорить с ней нужно Лавре. Она умеет убеждать… Вызывает полное доверие… А ты не волнуйся, Хованщина, если дело выгорит, ты тоже непременно с ней познакомишься. Мы вообще можем потом тебя главным героем выставить…

– Не нуждаюсь! – огрызнулся Хованский.

– Дело хозяйское!

– И что, будем зря время терять, пока Лаврю выпишем? Мы могли бы прямо сейчас позвонить Корабеловой!

– Но ведь не факт, что она дома или даже в Москве. Она может быть на даче, на гастролях, в отпуске…

– Нет, она дома…

– Суду все ясно! Ты уже ей позвонил и бросил трубку? Да?

– Да, – смущенно признался Кирилл.

– Тяжелый случай!

– Квитко!

– Ладно, в одном ты прав – времени нам лучше не терять. Я только боюсь, что она не захочет нас слушать. Думаю, вокруг нее много всяких дебилов крутится…

– Надо, чтобы захотела! Надо придумать какую-то такую фразу, чтобы она насторожилась и поверила…

– Легко сказать… А, ладно, чем черт не шутит, пошли, позвоним и попробуем сами, ну а если не выйдет…

– Только нельзя из автомата звонить!

– Это верно. Поехали ко мне.

Дома Петька набрал номер Корабеловой, но услышал лишь голос, записанный на автоответчике: «Извините, меня нет дома! Пожалуйста, оставьте ваше сообщение после звукового сигнала. Спасибо, я вам непременно позвоню».

– Упустили! – вздохнул Кирилл.

– Подожди, Кирюха, не вешай нос.

– При чем тут мой нос? Время теряем, время!

Они еще два часа пытались дозвониться, но слышали лишь автоответчик.

– Петька, а что, если…

– Что?

– Что, если поехать сейчас к этой теще?

– К теще? Зачем?

– Да Лавря говорила, что она дружит с Корабеловыми и ей ужасно не нравится, что Марина выходит замуж за Воскресенского… Она очень клевая тетка и, может, согласится нам помочь, а?

Петька задумался.

– А что, Кирюха, мне эта идея нравится. Поехали прямо сейчас!

И они побежали на вокзал.

Уже сидя в электричке, Хованский спросил:

– Да, Петь, а ты с Кострючкой насчет звонка Воскресенскому не говорил?

– Нет, – покачал головой Петька, – просто не дошло дело. Он сперва стал нудеть, что он слабый человек, хочет только покоя, и все такое прочее, потом признался, что сдуру перепутал дискеты, а потом уж я ему насчет Ляльки сообщил… Не до того было. К тому же я просто уверен, что он бы не согласился. Он же покоя хочет!

– Жаль… Это был бы аргумент…

– Аргумент, но не факт! – засмеялся Петька. – Слушай, а может, сперва за Лаврей заедем, а?

– Нет, Квитко, только время потеряем. Пока то, пока се…

– Ладно, согласен.

Они еще издали увидали Полину Евгеньевну, которая возилась в саду. Когда они подошли к калитке, к ним с лаем бросилась Фишка.

– Фишка, ты чего? – подняла голову от клумбы Полина Евгеньевна. – Мальчики, вы к кому?

– Здравствуйте, Полина Евгеньевна, мы к вам! – широко улыбнулся Петька.

– А! Это вы! – узнала их Полина Евгеньевна. – Заходите, заходите! Фишка, уйди, окаянная псина!

Мальчики вошли и остановились у калитки.

– Что вы там стоите? Не бойтесь, она только брешет, но не кусается! Ну, что вас привело ко мне?

– Мы к вам по делу! По очень важному делу! – негромко сказал Кирилл.

– Это уж я поняла, – усмехнулась Полина Евгеньевна. – Идемте-ка в дом!

Она вымыла руки у старинного рукомойника, прибитого в саду под деревом, и пошла в дом. Они за нею. На веранде она указала им на диван: