А затем внезапно сворачивает со знакомой дороги, и едем мы к окраине. Отмечаю это краем сознания, но просить скорее домой меня отвезти лень, как и шевелиться. Вот мы уже миновали городские трущобы, и Саша тормозит на обочине у леса, и кивает мне:

- Выходи из машины, Аленка.

- Саш, я устала. Домой хочу…

- Я знаю, милая, что ты устала. Я все знаю. Но, надеюсь, я правильно поступаю, - он тихо говорит это, словно не мне, а самому себе. – А теперь выходи.

Вздыхаю, и медленно, как древняя старуха, открываю дверь. А Саша подхватывает меня, и ставит на землю. Отходит на пару шагов, и улыбается.

- А теперь выскажи мне все.

Высказать ему? Что именно?

Стою, и мечтаю лишь об одном: свалиться на кровать, и лежать без движения. И чтобы рядом никого, ни единого человека.

- Давай, зайка, не стесняйся. Говори все, что думаешь, - велит мужчина.

И к моей апатии злость примешивается.

Стоит здесь, героя из себя строит. Хочет, чтобы я высказала все… наверное, думает, что хочет, а сам, как и все мужчины, готов слышать лишь писклявое: «Я тебя за все прощаю: и на прошлое, и за будущее».

- Я. Хочу. Домой, - с расстановкой произношу я, сжимая кулаки. – Я не хочу ссориться.

- Когда я услышу то, что накипело, я сразу отвезу тебя, - нагло заявляет мужчина, скрещивая руки на груди.

Выражение лица у Саши как в тот самый день, когда я за проверяющего его приняла: самоуверенное и нахальное, только в глазах горечь и сочувствие.

И они бесят.

Да и сам Саша бесит!

Заварил кашу, втянул меня в этот кошмар… чудом ведь не изнасиловали, не убили, а он стоит здесь – хозяин жизни, и дает разрешение себя поругать.

- Да пошел бы к чертовой матери! Ты… из-за тебя все! – ярость и обида застят глаза, прогоняя апатию и усталость, словно и не было их. – Из-за твоих делишек!

- Так и есть, зайка. Прости.

- Прости? – смеюсь. – Думаешь, так просто? Хорошо, Саша, я прощаю тебя.

Выкрикиваю это зло, выплескивая накопившееся. Привез меня… из-за чувства вины, значит. Ну что ж, прощаю, раз уж попросил. Мне не жалко.

- Нет, Аленка, ты не простила, - спокойно парирует Саша, даже не пытаясь остановить меня.

- Надо же, ты мысли мои читаешь? Естественно, я не простила. А если вообще не прощу? Никогда, а?

- И такое может быть. Но я не отступлюсь, - пожимает он плечами, и улыбается мне так тепло, что в груди больно.

И чувства свои дурацкие раздражают. Хочется с кулаками на Сашу накинуться, кричать, что не прощу никогда, что столько страха никогда в моей жизни не было. И его, Саши, лучше бы в моей жизни тоже не было!

Вот только произнести все это я не могу.

Не виноват он, вернее… не настолько виноват. И знала я, с кем связалась, но не остановило меня это знание. Вина наша общая, и Саша ведь пришел за мной?

Пришел.

Делаю шаг навстречу, сама не знаю, для чего: велеть везти меня домой, ударить, или заявить, что все кончено, и по взгляду мужчины понимаю: он ко всему готов, потому и привез меня сюда. Но вместо всего этого я приподнимаюсь на носочки, не чувствуя боли в истерзанных щиколотках, резко тяну на себя, вцепившись в мужскую шею, и целую.

- Зайка, ты что творишь…

- Хочу, чтобы ты заслужил прощение, - дерзко отвечаю, и снова впиваюсь в Сашины губы.

Чувства, столько времени бывшие замороженными, вдруг выливаются на меня водопадом, унося разум, и оставляя лишь желание почувствовать Сашу так близко, как только возможно. Почувствовать, что я жива, и что мы вместе.

Вот только Саша слишком сдержанный. Прикасается ко мне, будто я из хрусталя: либо больно сделать боится, либо брезгует: я грязная, некрасивая, и, видимо, асексуальная.

- Ладно, - отрываюсь от его губ, пытаясь обиду не показывать, - поехали.

- Ну-ка, стой, - Саша обхватывает мое лицо ладонями, заставляя замереть, и выискивает что-то во мне. Находит, наверное, и выдыхает: - Дурочка моя.

Глаза в глаза, и взгляд отвести невозможно, пока мужские руки скользят вниз. Пробегаются по выпирающим ключицам, по ноющей груди.

Пальцами легко ударяет по набухшим соскам, и я всхлипываю судорожно.

А Саша продолжает изводить меня своими прикосновениями: то нежными и легкими, то грубыми и эгоистичными. И оба мы забываем, как о чем-то несущественном, что находимся на дороге, и что в любой момент может показаться машина, люди в которой увидят, чем мы занимаемся.

Плевать на все.

- Хочу тебя, - молю Сашу, как пьяная.

- Сейчас, милая, - шепчет, а у самого тот же одержимый блеск в глазах – отражение моей одержимости. Сильно, почти больно сминает мои ягодицы, придвигая к себя ближе, заставляя ощутить каменную эрекцию, и новый стон вырывается из меня.

Саша подхватывает меня, и я вцепляюсь в него руками и ногами, чтобы сильнее чувствовать, а через мгновение мы снова в машине.

Дрожащими пальцами стаскиваю с мужчины одежду: сама я почти открыта для него.

- Моя дикая Алена, - хрипит Саша, и скользит пальцами по промежности, дразнит прикосновениями, а затем резко дергает тонкое кружево, лишая меня последней преграды между нами. – Влажная, горячая… моя…

- Только твоя, - нетерпеливо обхватываю твердый, до крайности возбужденный член, и начинаю медленно опускаться, заполняя себя. Хочется быстрее, мощнее хочется, но страшно, и я всхлипываю: - Саша, помоги же мне.

Он подает бедрами мне на встречу, одним махом заполняя меня. Вскрикиваю от прошибающего насквозь удовольствия, и раскачиваюсь на мужских бедрах.

- Люблю тебя, зайка, - шепчет, как безумный. Толкается во мне, а я дурею от запредельного кайфа, сжимаясь вокруг его члена. – Люблю, слышишь?

- Да… и я люблю, - двигаюсь быстрее, стремясь получить то самое наслаждение, которое только Саша может мне дать.

И, наконец, получаю его. Выгибаюсь под мужской рык в ослепительном экстазе, подставляю шею под укусы-поцелуи, сокращаясь вокруг него. Саша удерживает меня на себе, изливаясь в меня, и мы оба в этот момент словно одно целое.

Созданные друг для друга.

- Теперь прощаешь? – отдышавшись спрашивает, а я устало смеюсь в его губы:

- Прощаю.

В коридорах тихо, словно выходной, раннее утро, будни, и все сонные.