Осознавал ли сам шарлатан впечатление, которое производили его бредни?

— На сороковой день обряд завершен. Родился новый человек. И он вполне может надеяться дожить до пяти тысяч пятисот пятидесяти восьми лет.

Он заглотил шоколадное пирожное. Себастьян не мешал ему разглагольствовать: это был наилучший способ потопить его.

— Долголетие — это хорошо, — сказал один из братьев, — но как узнать, что и душа пациента возродилась?

— В этот миг она вступит в непосредственную связь с семью чистыми духами, которые окружают престол Всевышнего: Анаилом, Михаилом, Рафаилом, Гавриилом, Уриилом, Зобрихалом и Анахиилом.

Присутствующие обменялись многозначительными взглядами.

— Масонство, братья мои, — заявил Калиостро, — предназначено утвердить торжество избранных душ на благо всего человечества.

— А сами вы следовали этому ритуалу? — спросил Себастьян, бросив взгляд на весьма отчетливо лысевший лоб Калиостро.

— Да. Неужели это не очевидно? — ответил тот с самодовольной улыбкой.

Дело было ясное. Себастьян спросил у Калиостро, знает ли он, когда родился.

— Десятого апреля тысяча семьсот сорок третьего года, — ответил тот, словно объявлял какую-то сверхзнаменательную дату.

— Если позволите, я составлю ваш гороскоп, — сказал ему Себастьян.

Мошенник бросил на него тупой взгляд, которому попытался придать ироничность.

Когда собрание завершилось и гость удалился, присутствующие обменялись насмешливыми улыбками.

— Кому же пришла мысль принять этого молодчика в наши ряды? — спросил один из братьев.

— Тем, кого ему удалось ослепить, — ответил Себастьян. — Но это рискует поставить нас в неловкое положение.

Он написал Александру:

«Этот Бальзамо, именующий себя графом Калиостро, всего лишь прохвост, которому пока везло. Однако спесивая самоуверенность неизбежно погубит его, и весьма скоро. Держитесь от него подальше».

Свадьбу Северины Полиболос и Франца Брюкнера сыграли в мае 1778 года во Франкфурте, в присутствии герцога Карла Гессен-Кассельского.

Александр щедро одарил молодоженов, а Себастьян предоставил им в полное пользование хюбергскую усадьбу (пока они не унаследуют ее на законных основаниях) и назначил Франца управляющим своих имений — в Хёхсте, Хюберге и еще особняком на Херренгассе в Вене.

Однако все взгляды на свадьбе привлекал к себе юный Пьер, взволнованный так, словно выходила замуж его собственная мать; во время трапезы в деревенской харчевне, последовавшей за венчанием, мальчик ходил от одного гостя к другому, желая удостовериться, что любим не меньше, чем прежде.

— У меня впечатление, граф, что мы в лоне вашей семьи, — признался по секрету герцог Карл. — Простите за нескромность, но князь Александр до странности похож на вас.

Себастьян удовлетворился улыбкой вместо ответа. Но через какое-то время заявил:

— Вы же знаете, бывает сродство душ, ваше высочество. Как бы там ни было, он мой наследник.

Герцог кивнул.

Когда Себастьян находился в Лейпциге, пришли новые известия о Калиостро: этот сицилиец (поскольку в конце концов выяснилось, что он родом из Палермо) основал в Гааге ложу «египетского» ритуала, который, как он сам уверял, должен возобладать над всеми прочими, поскольку применит все известные посвященным обряды возрождения души и тела. Пространное притязание.

Словно недостаточно было уже соперничества между ложами английского и шотландского толка[52] — и вот появляется смутьян, чтобы выдумать что-то еще! Во всяком случае, этим он исключал себя из ложи Благотворения. Но что же это были за обряды? На сей счет в сообщениях не говорилось ничего определенного. Правда, некоторые братья полагали, что узнают методы Гасснера, немецкого пастора-иллюмината, который заставлял своих последователей голодать, принимать наркотические снадобья и изгонял из них бесов (почти то же самое, о чем говорил Калиостро в Гааге, за исключением разве что изгнания бесов), а еще лечил животным магнетизмом, подобно некоему Месмеру.

Месмер? Животный магнетизм? Наверняка тот самый молодой человек, который некогда явился к Себастьяну в Вене с поздним визитом и восхвалял терапевтические достоинства этого магнетизма.

Себастьян видел, как мало-помалу истощается высокий дух, который ему удалось насадить в ложах. Это его тревожило. Он выяснил, что Месмер, изгнанный из Вены за шарлатанство (как он и предвидел), теперь священнодействовал в Париже. Туда-то Себастьян и отправился в сопровождении нового слуги, Ульриха, нанятого в Лейпциге, поскольку Франц, разумеется, был занят другими делами. Оказавшись на месте, он осведомился у маркизы д'Юрфе, не знает ли она, где Месмер демонстрирует свои таланты. Та ответила:

— У меня. Окажите честь принять мое гостеприимство. Он придет как раз сегодня, после ужина.

В салоне маркизы д'Юрфе собралось человек двадцать гостей, многие из которых нарочно напросились на приглашение, лишь бы посмотреть на кудесника, о котором говорил весь Париж. Себастьян узнал от хозяйки дома, что тут присутствует некая молодая женщина, жалующаяся на нестерпимые боли, и мужчина, удрученный стойкой бессонницей; оба надеялись воспользоваться чудесным лечением венского чародея. Наконец лакеи объявили о прибытии господина Месмера, и Себастьян увидел своего давнего ночного посетителя, вырядившегося самым странным образом: на нем был остроконечный колпак и длинная хламида черного шелка, расшитая каббалистическими знаками. Вылитый халдейский маг.

Цепкий взгляд медиума тотчас же приметил Себастьяна и впился в него. Себастьян кивнул, и Месмер приблизился:

— Граф, вы ли это? Я до сих пор храню воспоминание о нашей первой встрече и о вашем приеме. Рад снова видеть вас и продемонстрировать вам наконец достоинства животного магнетизма.

Себастьян ответил легким поклоном. Подошел лакей и спросил у Месмера, что тот желает пить.

— Ничего, — ответил тот. — Я принес питье с собой.

И он достал из складок своего одеяния хрустальную фляжку с какой-то бесцветной и, по-видимому, очень чистой жидкостью. Вода? Или алкоголь? Однако бледность целителя не склоняла к мысли, что он к нему пристрастен.

После недолгого обмена репликами и любезностями перешли к делу. Месмер приблизился к больной. Молодая женщина, лежавшая в шезлонге, покорно протянула ему руку.

— Что вас мучает, сударыня?

— Боли… Вот тут, — ответила та, очертив неопределенную область от желудка до паха.

— Постоянные?

— Нет, то накатит, то отпустит, сама не знаю почему. Сильнее всего по вечерам…

— Сейчас болит?

— Да, похоже, начинается…

— Хорошо, — сказал Месмер.

И обратился к маркизе д'Юрфе:

— Можно попросить, чтобы сюда принесли ушат с теплой водой?

Маркиза, готовая к любым причудам, лишь бы они развлекли ее гостей, ответила утвердительно, и через несколько минут, ко всеобщему удивлению, лакей принес требуемый предмет.

— Поставьте на пол, пожалуйста, прямо перед этой дамой, — сказал Месмер, указав на больную. Затем достал из кармана своего платья большой кусок металла, очевидно магнит, бросил его в ушат и помешал воду палочкой.

— Мадам, соблаговолите разуться и снять чулки, чтобы вы могли погрузить ноги в намагниченную воду. Это подготовит вас к лечению.

Дама принялась было возмущаться, но Месмер возразил, что это необходимо для лечения. Так что она подчинилась и опустила ноги в лохань. Все с любопытством следили за приготовлениями. Месмер сел на стул перед пациенткой и достал из кармана цепочку, на конце которой висел большой карбункул.[53]

— Чтобы магнетизм равно распространился между низом и верхом вашего тела, я попрошу вас сосредоточить взгляд на этом карбункуле, чья магнитная сила несравненна.