— Эх, кабы жив был Хобокен… — сами собой шептали стариковские губы.

Вчера армия двигалась весь день и всю ночь. Нужно было срочно увеличить разрыв между рокушцами и серыми — сейчас Лигорден просто не мог принять боя. Неизбежно повторилось бы то же, что с Синбаном. Оставалось отступать, тянуть время и попытаться заманить Астрамария к удобному для битвы месту. К сожалению, Астрамарий отнюдь не был дураком и с легкостью разгадывал подобные трюки.

Поэтому Лигорден распорядился начать длительное отступление. Старик до сих пор не дождался ответа из столицы и решил взять ответственность на себя — он верил, что король поймет его решение. И очень надеялся, что Владека выдержит осаду — разведка уже доложила, что четверть серых отделилась от основного войска, направившись к столице…

Большинство штабных офицеров возражали против такой тактики, за спиной генерала шептались, обвиняя его в трусости, но в лицо никто этого бросить не смел. Почтенный возраст отнюдь не лишил генерала сил — он по-прежнему мог вышибить зубы кому угодно.

— Кабы жив был Хобокен… — вновь и вновь вздыхал Лигорден.

За Лигордена и против Астрамария играла река. Могучий Готиленсе, дающий жизнь Ларии и Рокушу. В данный момент рокушцы находились на северном берегу, серые — на южном. Готиленсе — очень и очень широкая река, вброд ее не перейти нигде. Еще вчера в этом месте существовал мост Голкана — каменная громада, построенная при Заричи Втором. Но Лигорден, отступая, взорвал дивное творение рокушских зодчих. Конечно, все понимали, что форсировать реку — проблема невеликая, тем более для колдунов. Но на какое-то время Готиленсе все же серых задержит…

Лигорден надеялся на подкрепление. Он знал, что по всем городам и селам сейчас рыщут вербовщики, ставя под ружье всех, способных это самое ружье удержать. И если как следует потянуть время, войско вырастет. Боеприпасов у Рокуша настоящее море — оружейные заводы работают день и ночь, да и старых запасов хватит на пять-шесть таких армий, как сейчас. Но существуют другие проблемы. Во-первых, к серым тоже не сегодня завтра придет пополнение — пока что в Рокуш вошла едва ли четверть заокеанской армии. А во-вторых…

— Променяй дюжину новобранцев на одного бывалого — не прогадаешь! — в сердцах высказался Лигорден. — Что мне с этого ополчения?! Эх, кабы сюда нашу «Мертвую Голову»!!! Эх, кабы жив был Хобокен!!!

Выплеснув горечь в пустоту, Лигорден вышел из шатра — подышать свежим воздухом, взглянуть, все ли в порядке.

Снаружи все было спокойно — ржали кони, покрикивали на солдат капралы, развевались знамена. Из храмовых палаток доносилось заунывное пение — полковые жрецы отправляли службы Единому. Лагерь растянулся на несколько километров — в армии Лигордена насчитывалось пятьдесят тысяч пехоты, двадцать пять тысяч кавалерии, да плюс четыре тысячи артиллеристов — целых восемьсот орудий!

Окрестные деревни сейчас хором стонали и плакали — фуражирские отряды вычищали их подчистую. Забирали все — иначе достанется серым. Жителей выгоняли в леса, причем отнюдь не силой — просто сообщали им, что скоро здесь пройдет армия колдунов. После такого известия селяне сразу давали деру — оставаться и ждать никто не пожелал. Пастбища и сады поджигали, колодцы засыпали землей, а то и сыпали отраву — ничего не оставлять врагу!

Коней до вечера пустили в табуны — попастись на молодой весенней травке. Солдаты тоже отдыхали — лагерь буквально тонул в громогласном воинском храпе. Над походными кухнями веял ароматный дымок. Везде варилось одно и то же — гречневая каша с салом, пустые щи из лебеды, да картошка в мундире. У офицеров кое-где еще осталась говядина, но тоже мало. Ее в армии видели редко — дорогая, сволочь, не укупишь! А в солдатские котлы попадала в лучшем случае конина, да и то не всегда. У обозных телег выстроились артельные — получать для своих капральств сухари и ром.

Генерал-аншеф кликнул адъютанта и отправился инспектировать бекеты[49] — чтобы хоть чем-то заняться, не сидеть без дела. Пока что все везде оказалось в порядке — конница, орудия, пехота…

У одного из костров старый фузилерский капрал обучал молодых рекрутов боевым премудростям.

— Ежели, значит, пехота идет — целься в тулово, в самую середку, — сипло вещал старик. — А ежели гусар, али еще какой конник — бей в грудь коня. Гусар спешенный — вояка слабый, тут его и коли штыком! Вот с драгуном осторожнее — эти и верхом, и пехом хороши. Э, э, что делаешь, косоглазый! — всполошился он, увидев, как молодой фузилер неумело копается с вверенным орудием. — Дай-кось!

Старик взял фузею, демонстративно скусил патрон, чтоб в зубах осталось немного пороха, всунул в дуло и ловко прибил шомполом.

— Одним махом надо! — укоризненно вернул фузею владельцу он. — Раз, и все! А ты толчешь, ровно крупу в ступе! Куда годится?

— Молока выдали! — подошел к костру артельный этого капральства.

Белая жидкость полилась в котел — одной фляжкой двадцать человек не напоишь. А вот в кашу добавить — самое то, куда как вкуснее будет.

— Ишь, нашли же где-то… — крякнул капрал, пробуя горячую кашу, а другой рукой вытирая взмокшую плешь. — С молочком-то оно ладно, еще б теперь гусятинки — так никаких ольмаров[50] не надо…

— Дядька Цветро, а если кентавры нападают, тогда как? — спросил молодой фузилер.

— Вот с кентавром шибко непросто, — глубокомысленно кивнул старик. — С ним как с человеком нельзя — загибнешь дурно, и только-то. Кентавр — он, братушки, одновременно тебе и пехота, и кавалерия, сам по себе два в одном. Тут особая тактика потребна.

— А какая?

— А такая! Кентавра лучше всего на расстоянии подстрелить, либо верхом с ним драться. Гусар с кентавром вровень — ему сподручнее. Но если уж так выпало, что кентавр прямо на тебя бежит, а пули, такое дело, в стволе нету, так ты фузею в землю упри, на манер пики, да и жди его. Или на колени падай, а штык кверху выставляй — пущай напорется! Особенно учти такое дело, — важно поднял палец капрал, — что у кентавра на пузе уязвимая точка есть. Вот здесь, где человек в лошадь переходит, прямо посередине между грудью и грудиной. У них, кентавров-то, ребра по-другому стоят — не по-человечьи и не по-лошажьи, дугой изгибаются. А вот в этой точке у них как бы брешь — и прямо за ней сразу сердце! А сердце у них огромное, больше лошадиного. Вот если в эту точку штыком попадешь — кентавру сразу амба. Только они и сами про нее знают, такое дело, так что всегда на пузе щит специальный таскают, так-то… — загрустил старик. — Но уж коли щита не окажется — целься прямо туда, не прогадаешь.

— У-у-у… — уважительно глядели на бывалого воина молодые. — Дядька Цветро, а ежели с дэвкаци биться доведется?

— Ох, братушки, вот уж чего вам не пожелаю, — покачал головой старик. — Их, дэвкаци-то, числом мало — больше пяти тыщ разом почти никогда не бывает, да и столько сильно редко. Но коли дэвкаци видишь — сразу своих солдат на десять дели, правильный расчет будет. И главное — в ближний бой с ними ни-ни! Коли дэвкаци своей киянкой размахивать зачнет — он все вокруг покрушит, сколько народу там ни будет! У них киянки весом — как два человека разом, такое дело, не вру! Только издалеку, пулей выцеливай! А лучше — мортирой. Они, дэвкаци, зверюги выносливые, страсть, с одной пули ни за что не ляжет. Я сам, такое дело, видел как-то раз — одного их богатыря целым капральством обстреляли, единым залпом, а он все равно их раздолбал в кашу, только потом грохнулся. Потом уж наш коновал его разрезал — двадцать три пули вынул! Живучие зверюги, страсть, а сильные — куда там уррогу…

— А с эйстом как?

— А с эйстом наоборот — ближний бой потребен. Перестрелку с ними не затевай — они ровно градом поливают, так и содют своими иголками, так и содют… У тебя в стволе пуля всего одна — а у него сотня, такое дело. Нет, к эйсту, главное, вплотную подобраться — вблизи они не вояки, тут их голыми руками брать можно. Хорошо с ними в солнышко драться — когда жарко, эйсты дышат дурно, ходят вяло, бывает, даже в обморок брякаются. А еще эйста главное — от воды подале заманить. На воде у них есть такие тварюки — ровно червяк дождевой, только здоровый, как цельный хутор, такого и ротой не заборешь. А еще, братушки…