Проворные пальцы быстро справились с завязками юбки и скользнули по бедру. Алекса тихо, приглушенно застонала. А пальцы, длинные ищущие пальцы, продолжали начатое исследование. Восторженные ощущения сводили ее с ума. Алекса выгнулась навстречу этим искусным рукам, позабыв о достоинстве и гордости, томясь лишь одним желанием – утолить настоятельное требование страсти, разбуженной его прикосновениями. Ласки Кина стали утонченной пыткой, но она просила, молила продолжать их, признавшись себе, что испытывает безграничное наслаждение.

Кин приподнялся над ней и смотрел на светящееся в лунном свете лицо. Он не мог отказать себе в еще одном сладостном прикосновении к ее медовым устам. Да и зачем отказывать – он совершенно одержим этой женщиной, этой обольстительной чародейкой, опутавшей его сетью своего колдовства. Кин стремился стереть с сияющей кожи все следы другого мужчины, который посмел притронуться к тому, что принадлежит лишь ему, ему одному, Кину Родону – и никому другому. Алекса – его собственность, и он не удовлетворится, пока не прикоснется ко всем самым тайным, но известным ему уголкам ее отзывчивой – о, такой отзывчивой – плоти. Пока не доставит ей удовольствие там, где всего час назад чужие руки причинили боль. Да, он ясно видел страдание в серебристых глазах, когда мерзавец Сайлас навалился на нее, заставляя уступить его гнусной похоти или отведать ножа.

О, какую ярость вызывала одна мысль о том, что грязные лапы Сайласа мяли эту неземную красоту! Но ему не удалось взять ее. Об этом-то Кин позаботился. Никогда, никогда больше ни один мужчина не посмеет коснуться ее хоть пальцем, молча поклялся себе Родон.

И снова его губы впились в ее сочный рот, и снова его руки отправились такой уже знакомой дорогой по ее телу, разжигая их страсть до лихорадочного жара.

– Возьми меня. Возьми сейчас… – задыхаясь, прошептала Алекса, оторвавшись от его горячих губ.

Она дрожала от всепоглощающего желания скорее прервать эту сладостную пытку. Ее сводило с ума, что он так близко, совсем рядом, и в то же время бесконечно далеко. Ею двигало единственное стремление – стать его собственностью, его владением, его рабой. Познать рай на земле.

Но Кин не спешил войти в нее, хотя желание бушевало в нем. Но нет, он не будет торопиться, слишком уж долго томился ожиданием. Он заставит Алексу признать, что только он, единственный, может зажечь ее кровь той страстью, которую только он, единственный, может насытить.

– Хочешь меня? Тебе нравится, как я тебя трогаю? – прохрипел Кин, нежно покусывая ее опухшие от поцелуев губы.

Она бесстыдно встретила испытующий взгляд.

– Да, – шепнула Алекса, и голос ее дрогнул.

Он с нежной улыбкой обвел указательным пальцем розовый кружок вокруг напрягшегося соска.

– Насколько сильно, Алекса?

Она не в состоянии была больше переносить эти сводящие ее с ума легкие прикосновения. Она отчаянно желала его, а он нарочно подсмеивался, дразнил ее… Но нет, она ни за что не позволит признанию сорваться с губ, признанию, что любит его больше самой жизни.

– Ничто не может сравниться с твоим прикосновением, – хрипловато ответила она и запустила пальцы в его черные волосы.

Кин приподнялся над ней – мощные бицепсы напряглись. Его вело желание, то примитивное, первобытное желание, что не подчинялось никаким призывам разума. Если ему суждено вечно гореть в аду за то, что хочет Алексу, то так тому и быть! Кин не думал ни о чем, когда оказывался рядом с ней. Ничто не имело значения, кроме этого момента близости. Она будет его, только его. Они вместе поплывут к дальним горизонтам и заглянут за самый край земли, познают неземной восторг… Он уже побывал там в ее объятиях; и еще раз они отправятся туда на парусах, наполняемых страстью. Вместе найдут то наслаждение, что невозможно описать никакими словами…

Кин прижал Алексу к себе, погрузился в нее глубоко, сам стал ее собственностью. Они слились в одно душой и телом, вздохи перепутались и полетели, подхваченные озорным ветерком, трепавшим в ближайшем кустарнике штаны Кина. Тела их двигались в едином ритме упоительной мелодии, звучащей лишь для двоих. Алексе было одновременно смертельно холодно и адски жарко. Она любила так сильно, так полно, так беззаветно, что сердце готово было разорваться на части…

Когда Кин содрогнулся над ней, они легко, как перышки, опустились на землю с высот, где плыли в облаках, и вернулись к реальности. В этот раз Алекса увела его с собой еще дальше. В те дали, где они еще не были, в тот мир, о существовании которого Кин и не подозревал. Близость с Алексой отнимала силу и едва-едва не лишала рассудка. Она требовала большего, чем просто физическое удовольствие. Ей надо было покорить его сердце, и она не позволит ему жить спокойно, пока он не принесет его на блюдечке. И хотя Алекса ни разу не высказала этого вслух, Кин прекрасно знал, чего она хочет. Да, ее послали из самой жаркой адской топки. Послали за его душой, размышлял он, вглядываясь в прихотливую игру теней на безупречном лице. Не важно, куда он направлялся, не имеет значения, в какую сторону вели его ноги, – Алекса всегда была там, ждала и манила, требуя его души и тела.

Когда он наконец прилег рядом с ней, Алекса приподнялась на локте и нежно пальчиком провела по бороде, вспоминая щекочущие, волнующие ощущения. Озорная улыбка тронула розовые губы. Впервые за последние недели она ощущала головокружительное, невозможное счастье и легкость. Пока Кина не было рядом, она механически заполняла время разнообразными делами и в то же время не жила в полном смысле этого слова. Но присутствие Кина, близость с ним рассеяли, растопили эту безучастность.

Разглядывая его мускулистое тело, Алекса снова ощутила прилив желания и вдруг поняла, что чувствует себя в ладу с самой собой лишь в тесном кольце его рук. Он, именно он наполнял смыслом то, что без него было холодной пустотой. Он, и только он, давал ей силу и энергию.

Алекса наклонилась и легчайшим поцелуем коснулась его губ, накрыв их обоих потоками черных волос.

– Возьми меня еще раз, мой ненаглядный разбойник, – попросила-приказала она, изумив и его, и саму себя бесстыдством этих слов.

– Сейчас? – недоверчиво скрипнул он. Кин едва нашел силы издать это единственное коротенькое слово.

– Ты что-то имеешь против этого? – Ее бровь вопросительно изогнулась, бесовская усмешка раздвинула уголки припухших губ.

Кин обожал эту улыбку. В ней было достаточно огня, чтобы рассеять тьму. Алекса покрыла легкими, порхающими поцелуями широкую грудь, спустилась губами вниз по животу и вырвала у Кина довольный, уже немного возбужденный смешок.

– Да неужели у тебя нет ни капли стыда, ты, чертовка? – дразнил он ее. – Мы только что занимались любовью, я отдал тебе все силы, а ты требуешь еще?

Алекса покраснела, но быстро оправилась. Да, она понимала, что это просто ужасно с ее стороны, но не могла устоять перед искушением довести до полного изнеможения мужчину, который не пропускал до сих пор ни одной юбки.

– Хочешь сказать, что не в состоянии удовлетворить всего одну страстную женщину? – поинтересовалась она. В ее хрипловатом голосе слышались нотки вызова.

– Конечно, нет! – Кин заухал, как возмущенный филин. – Я еще никогда не получал претензий по поводу своего мастерства. Это заставляет меня поверить, что ни один смертный мужчина не в состоянии насытить ведьму.

– Ты, кажется… – Он задохнулся, когда она легкими своевольными пальцами пробежала по низу живота, потеребила предмет его мужской гордости.

– А может, просто слухи о твоих многочисленных победах сильно преувеличены? Может, ты сам распространял эти сплетни? – подшучивала Алекса, покрывая поцелуями его глаза, щеки, губы, шею, трогая его тут и там…

Эти возбуждающие прикосновения заново разожгли удовлетворенное было желание, и Кин вдруг ощутил, что хочет, безумно хочет взять ее еще раз. А проворные женские пальцы продолжали танцевать по твердой стене его груди, разжигая бешеную плотскую жажду. И вот он уже желал ее больше, чем раньше, хотя пять минут назад был готов поклясться, что жар страсти уже остыл. Но Кин вдруг осознал: то пламя, что она зажгла в нем, никогда полностью не угасало. Любое неосторожное, волнующее прикосновение – и огромные языки огня желания взлетали вверх, к самым небесам.