Говорил Королев сообразно своей манере: сначала излагал ситуацию в этакой абстрактной форме, а затем уже конкретизировал и распекал виновных в тех или иных срывах.

— Хочу оговориться, — продолжил он подход к главной мысли, — что оцениваю ситуацию очень осторожно. Для точных выводов у меня нет достаточных оснований. Знаю одно: Академия наук расчленяет разработку спутника на составляющие, которые не стыкуются. Каждый вносит свою лепту. И мы в том числе. А кто будет драться за программу в целом?

Этот вопрос Королев адресовал не собравшимся, а скорее самому себе. Сам же на него и ответил:

— Сегодня не хватает твердости и принципиальности, если угодно. Но я не стал бы обвинять чохом всю Академию. Все гораздо сложнее. Нужен серьезный анализ причин и конкретные действия.

После такого вступления Королев перешел к тому, ради чего собрал совещание.

Прикидывая возможности «семерки», Королев полагал, что с ее помощью можно вывести в космос спутник массой 1200–1300 килограммов. Академия наук должна была изготовить аппарат конической формы, чтобы он помещался под головным обтекателем ракеты. Определялись и сроки — к началу Международного геофизического года. План держался в секрете до тех пор, пока президент США Д. Эйзенхауэр не заявил публично о намерении Америки «запустить на орбиту спутник размером с апельсин». Тогда же стало очевидно, что Академия не успевает со своими приборами из-за собственной маломощной производственной базы и не выполнит работы, обусловленные графиком. Возникло опасение, что американцы опередят нас, первыми запустят летательный аппарат в космос. И тогда в авральном порядке Королев решил сделать простейший спутник силами своего ОКБ. Так в планах на ближайшие месяцы появился «объект ПС» — простейший спутник.

Главными исполнителями Королев назначил В. П. Мишина, М. К. Тихонравова, К. Д. Бушуева и М. С. Хомякова. От совещания он ждал одобрения своих оценок и хотел прощупать настроение людей: согласие с его предложениями или сомнения в реальности самого проекта.

— Захотим — сможем. Если возьмемся все вместе, если каждый уяснит, что он должен сделать и к какому сроку. Ну что, беремся за дело? — Королев пытливо посмотрел на тех, кто был его опорой во всех начинаниях.

Главный конструктор хорошо понимал, что успех дела в конечном счете зависит от людей, которым оно поручено. Он был непревзойденным мастером заражать коллектив важностью поставленных задач и целей. Он увлекал своими идеями, умел создать такую атмосферу, что все — от руководителей до рядовых исполнителей — чувствовали себя сопричастными великому делу и, гордясь этим, отдавали ему все свои силы и знания.

— Не молчите, я хочу знать ваше мнение.

Некоторое время в кабинете главного была та тишина, за которой не столько сомнения, сколько желание сначала послушать других.

И тогда Королев начал допрашивать — да, именно допрашивать! — каждого. Во многих ответах нельзя было услышать ни да, ни нет — давил груз ответственности. Это злило Главного.

— Садитесь, детский лепет! — хлестал наотмашь Сергей Павлович.

Поистине, все достойное и разумное должно рождаться в муках. Постепенно разговор превратился в горячий спор, перепалку, язвительные сомнения, шутки и даже некое подобие веселья. За всем этим было больше озабоченности, чем уверенности.

— Так-с! — Королев взглянул на часы. — Кажется, высказались все. — Его рука легла на рабочую тетрадь, в которой он делал пометки. — Продолжим завтра.

Было около одиннадцати часов вечера.

В первом спутнике все было первым. И все делалось впервые. Трудность состояла в том, что даже при столь впечатляющей массе — почти 100 килограммов — хотелось «втиснуть» в него как можно больше. И сколько же научных институтов и лабораторий хотели получить «место» в этом первенце, отправляющемся в космическую высь! Очень образно и точно охарактеризовали эту ситуацию соратники Королева: «Каждый килограмм веса научного прибора стоил значительно больше золота, он стоил золотого интеллекта…»

«Вскоре появились чертежи, — вспоминает ведущий конструктор О. Г. Ивановский. — Начался постепенный и, как часто бывает в новом деле, мучительный перевод мыслей и идей разработчиков в металл. Немало было творческих споров, порой резких, но, как правило, необходимых для дела. Не все шло с ходу…»

Первый макетный образец Королеву не понравился. Он ворчал, требовал «современного подхода», но замечания его были справедливы и конструктивны.

Заместитель Тихонравова Е. Ф. Рязанов осторожно спросил:

— Почему не нравится, Сергей Павлович?

— Некрасивый и очень маленький, — поморщился Королев.

— А почему некрасивый? — Рязанов склонил голову, как бы любуясь чертежом.

— Он у вас не круглый, а сфера, как известно, идеальное геометрическое тело. К тому же мы не сможем добиться точной ориентации. Мы — это вы. Понятно?

Через несколько дней Королеву показали еще один вариант: шар с четырьмя усами-антеннами. Он долго смотрел на переплетение прямых и скругленных линий, жирных и тонких, водил пальцем по цифрам размеров.

— Надо увеличить диаметр. А в общем, нормально. — Главный устало посмотрел на чертеж еще раз и добавил: — Жду конкретных предложений по терморегулированию, оснащению и источникам питания…

Королев верил в «семерку» и не сомневался, что спутник она выведет, сто килограммов для нее не груз. Но как доказать, что он на орбите, в космосе, движется вокруг Земли? Нужен мощный передатчик, который посылал бы в эфир сигналы в определенной последовательности.

— Михаил, — объяснял он конструктору Рязанскому, — необходим мощный и надежный прибор. Это по твоей части. Я очень надеюсь.

— Сколько он будет летать, Сергей? На этом строится весь расчет — несколько дней, неделю, месяц? При питании от аккумулятора да при большой мощности он быстро сядет. — Рязанский скорых обещаний не давал.

— Неделю — это точно, быть может, и больше, — прикидывал Королев.

Передатчик (он работал на 20 и 40 мегагерц) получился компактным, его долго трясли на стенде, испытывали в термобарокамере, несколько раз брали на борт бомбардировщика Ту-16 и опробовали в полете. Наземные станции уверенно принимали сигналы на больших расстояниях. Королев был доволен.

«При сборке первого образца — технологического или опытного, как угодно назвать можно, — вспоминал инженер Юрий Силаев, — возникало много трудностей. Спутник был весь отполирован, и обращение с ним требовало повышенной культуры сборки, новых методов испытаний на герметичность и большого объема конструкторских и технологических отработок. Помню, собрали мы макет. Сергей Павлович тщательно осмотрел его и дал оценку нашей работе 4,5 балла — снизил полбалла за перетянутую в очень неудобном месте заклепку. Потом вызвал ведущих конструкторов, начальников служб и цехов. И сразу к делу: необходимо изменить конструкцию антенн, компоновку внутри спутника. Потом предложил технологам и сварщикам перевести всю сварку с ручной на автоматическую.

Сделали по-королёвски. Получилось отлично. Это подтвердили испытания на герметичность: из проведенных десяти оболочек только на одной была обнаружена точечная негерметичность сварного шва.

Собрали действующий макет. До назначенного времени прихода Сергея Павловича оставалось полтора часа. Решили еще раз опробовать работу передатчика. Все шло хорошо. Надумали поменять положение из вертикального в горизонтальное. Поменяли. Поработал передатчик 2–3 минуты, замолчал… и пошел из нашего спутника дым, правда без огня, успели отключить питание.

Стали искать причину. Нашли. Оказалось, банки аккумуляторной батареи негерметичны и при наклоне потек электролит. Короткое замыкание.

К приходу Королева всё отремонтировали, собрали, опробовали во всех положениях. Пришел Сергей Павлович, посмотрел, послушал работу передатчика. Узнав о ЧП, нахмурился: «Через неделю должны быть батареи, которые надежно работают в любом положении». Сказал и ушел…