Важной чертой Сергея Павловича Королева была твердая линия на обеспечение высоких летно-тактических характеристик — ценой предельно жестких требований к характеристикам отдельных систем и агрегатов. Такая наступательная тактика подкреплялась мобилизацией всех средств, способных обеспечить выполнение принятых технических решений. В этом отношении важную роль играл принцип преемственности, то есть сочетание новых элементов с уже отработанными и многократно проверенными. Принцип преемственности играл важную роль и при разработке космических аппаратов и кораблей: подготовительными этапами для них были эксперименты на геофизических ракетах. Преемственность была глубокой и всесторонней. Она подкреплялась привлечением к обсуждению проектных решений на самой ранней стадии конструкторов и технологов, чтобы заблаговременно учесть все особенности процесса изготовления конструкции. На период проектирования создавались комплексные бригады специалистов в различных областях, и благодаря этому переход к последующим этапам разработки не был связан с какими-либо неожиданными осложнениями.
Эффективность действий Королева определялась его реакцией на ход разработки, причем именно тогда, когда возникала потребность в решениях именно главного конструктора. Сигналом к действию служили для него «болевые центры» разработки, тупиковые ситуации, требующие пересмотра принятых ранее технических решений. В этом и заключалась работа Главного, потому что только у него были реальные средства для ликвидации возникших трудностей. Главный конструктор был полновластным хозяином, и это давало ему ощутимую власть над всеми участниками разработки.
Особый дар Королева состоял и в том, что он сумел найти необходимые средства для проектирования ракеты с учетом ее системных свойств еще до того, как вопросы системного подхода были в общей постановке сформулированы. Именно поэтому область космонавтики представляет интерес для научного анализа как пример практической реализации принципов управления комплексными проектами. Каждый такой пример — это грандиозный эксперимент, неповторимый по масштабам и своеобразию системных свойств и поэтому бесценный по научным результатам.
Разработки ракетно-космических комплексов — это коллективное творчество особого рода, где сосредоточены невиданные по своим масштабам и степени взаимодействия людские и материальные ресурсы, а ответственность за все в целом несет один человек — руководитель проекта. В этих условиях успех дела зависел от множества людей со своими крупными и мелкими житейскими проблемами, так что кроме технических проблем возникали социальные и психологические. Поэтому техника в чем-то даже должна была уступить первенство двум другим проблемам.
Наверное, самым важным в характере Королева была его способность мечтать. Его мечты больше походили на реальные прогнозы, и, может быть, поэтому он охотно делился своими фантазиями с окружающими его людьми. Доверие и уважение сотрудников к Королеву основывалось, прежде всего, на том, что свои мечты он превращал в конкретную программу действий и был самым активным исполнителем этой программы. Если речь шла о жилье для сотрудников или о строительстве спортивного комплекса в городе, то он лично занимался этими вопросами, рассматривал проекты сооружений, вносил поправки и умел выбирать подходящий момент — чаще всего успешное завершение важного этапа работ ОКБ, чтобы добиться положительного решения вопроса.
В характере Королева уживалась способность внушать трепет и одновременно быть доступным каждому сотруднику КБ. Когда в подчинении находятся тысячи людей, трудно уложиться в обычные, житейские нормы поведения и оставаться просто добрым и чутким, если интересы дела не всегда соответствуют внутренним человеческим побуждениям. В сложных производственных ситуациях между деловой целесообразностью и человеческими чувствами поставлен барьер, который приходится преодолевать, чтобы целиком подчиниться интересам дела. Однако ситуации, вызывавшие гнев Королева, и наказания, которые за этим следовали, носили как бы локальный характер и поэтому играли воспитательную роль и не подрывали веру в способность справляться с порученным делом. Он не презирал подчиненных за допущенную ошибку, не переставал уважать, а только сердился из-за того, что они оказались хуже, чем он думал. Королев был при этом убежден, что они действительно способны отвечать за порученное дело, и, что особенно важно, такое убеждение сохранялось у людей, испытавших на себе его гнев.
Несмотря на репутацию очень грозного начальника, к Королеву не боялись обращаться с обычными житейскими просьбами, и он никогда не оставлял их без внимания и даже испытывал удовольствие от возможности проявить о ком-то заботу.
Доброта Королева снимала в коллективе напряжение, которое он создавал своей исключительной требовательностью к неукоснительному исполнению своих указаний. Проявление доброты как бы меняло местами главного конструктора с подчиненными: в этих случаях он исполнял их волю. Доброта делала его человеком, которым он был обязан оставаться, чтобы люди не переставали его уважать и верить в его способность вести их за собой.
Когда этой книги не было и в помине и я только приступал к сбору материалов о жизни Сергея Павловича Королева, меня поразил рассказ одного из соратников главного конструктора Марка Лазаревича Галлая, заслуженного летчика-испытателя, Героя Советского Союза, человека яркого, эмоционального, с бьющим через край темпераментом, подавляющего ворохом приводимых с невероятной щедростью фактов — один интереснее другого, с удивительно цепкой памятью, сохранившей с изумительной точностью подмеченные черты и черточки любимого им человека.
«Когда Королева не стало, — рассказывал М. Л. Галлай, — знавшие его люди после первых месяцев самого острого ощущения непоправимости потери почувствовали потребность как-то разобраться в характере этой яркой, нестандартной, во многом противоречивой личности.
И тут-то неожиданно для многих, казалось бы, хорошо с ним знакомых, выяснилось интересное обстоятельство. Оказывается, бросавшаяся в глаза резкая манера обращения Королева с окружающими чаще всего была не более чем манерой. Во всяком случае, при всей своей склонности к тому, чтобы пошуметь, за воротами без куска хлеба он ни единого человека не оставил и вообще неприятностей непоправимых никому не причинил.
Знакомясь, а затем сближаясь с Королевым, большинство людей переживало, с незначительными вариациями, как бы три этапа в своем отношении к нему. Сначала — издали — безоговорочное восхищение, в котором трудно было даже разделить: что тут от личности самого Сергея Павловича, а что от разворачивающихся вокруг него и связанных с его именем дел. Затем — второй этап — нечто вроде разочарования или, во всяком случае, спада восхищения из-за бросающихся в глаза проявлений трудного, неуживчивого, порой даже просто капризного нрава Эс-Пэ. И, наконец, для тех, кому посчастливилось (именно посчастливилось!) больше узнать этого человека, — прочная привязанность к нему, вызванная чертами его характера, поначалу в глаза не очень-то бросающимися.
Не раз задумывался я над тем, чем же все-таки объяснить, что его так слушались. Чаще всего — охотно; иногда — с некоторым внутренним сопротивлением; иногда — и с открыто выраженным неудовольствием, но слушались. Причем слушались люди, формально (да и не только формально) равные ему по рангу, — например, занимавшие такой же пост главного конструктора в других организациях, принадлежащих зачастую вообще к другим ведомствам. А он им указывал, требовал от них, утверждал или отменял их решения, словом, «командовал парадом» так, как считал нужным и полезным для дела. Был не просто главным конструктором некоей организации, а лидером направления.
Хорошо это было или плохо?
Вряд ли можно ответить на этот вопрос вообще, безотносительно к личности Королева и к той неповторимой конкретной обстановке, в которой все это происходило. Тут вообще положения модной в наши дни научной организации труда, наверное, не очень применимы. Не берусь решать, нужен ли подобный, облеченный исключительно широкими правами «командующий» в любом деле. Думаю все же, что нет, особенно если эти права не уравновешены (как были уравновешены у Королева) глубокой человечностью их обладателя, если ему присуща не только деловая, требовательная жесткость, но и природная жестокость. Тогда, кстати, он обречен на то, чтобы так и остаться в глазах беспристрастных потомков прежде всего диктатором, но никак не идейным и нравственным лидером человеческого (все равно, большого ли, малого ли) коллектива…
