— Устрашающая перспектива, просто чудовищная; могу лишь молиться о том, чтобы ты оказался не прав, — ответствовал Оливер, гадая про себя: что, если конечное и бесконечное и в самом деле вступили в конфликт в сознании сквайра и друг его на пути к сумасшествию? — У меня просто мурашки по коже бегут при мысли о том, что в загробном мире нет ни крупицы добра. Вечность в темных небесах или на дне колодца — выбор не из лучших. Но не преувеличиваешь ли ты самую малость? Уж не стал ли ты альбигойцем наоборот? При том, что прежде, насколько я могу судить, был всего лишь праздным хозяином Далройда и закоренелым скептиком? Порою, Марк, я просто не знаю, как тебя и воспринимать-то.

— Признай, Нолл, что моя теория неплохо объясняет все несовершенства нашего мира. Вот, например, кошмарное событие с перевернутой каретой в окрестностях Вороньего Края на дороге через горы, когда пассажиры нашли свою смерть в ледяной воде внизу, и среди них — двое малолетних детей, брат и сестра, которым еще и пяти не исполнилось. Деяние Господа, так ты это называешь? А почему бы не деяние чудовищ? Этот наш мир для них просто создан! По-твоему, всеблагой Господь допустил бы существование такого колодца? По-твоему, всеблагой Господь обрек бы девушку-самоубийцу на участь столь страшную? Тебе не приходило в голову, Нолл, что твой хваленый Всевышний в частной жизни может вести себя как сущее чудовище? Или, если на то пошло, целая орда чудовищ?

В глазах Оливера читались возражения, которые ему так и не удалось облечь в слова.

— Я и не думал, что ты ко мне прислушаешься, как и от нашего достойного викария ничего подобного не ждал, — продолжил сквайр, скрестив руки и вновь усаживаясь на мягкий диван. — Он слишком удобно устроился, со своим доходом, и церковными десятинами, и поборами, с женушкой, и домиком, и садиком, и виолончелью. Ну а мне плевать. И послушай, я тебе еще кое-что скажу, Нолл (Оливер внутренне напрягся, приготовившись к новым откровениям), — меня об этом предупреждали. Я уж вижу, что ты мне не веришь, ты во мне сомневаешься! Я был предупрежден, Нолл — мы все были предупреждены, если на то пошло, — но никто из нас предупреждению не внял.

— И кто же нас предупредил, скажи на милость, и когда? — полюбопытствовал Оливер.

— Да старик-священник тем утром, у Далройдской пристани. Сам викарий Марчант! Ты ведь помнишь, что за вопросы он нам задавал, когда появился из тумана вместе со своей супругой? «Вы не видели Эдит? Вы нашу девочку не видели?»

— По-моему, уже доподлинно установлено, что престарелая чета бродила по берегам озера еще некоторое время после исчезновения дочери, разыскивая тело, но тщетно; и вскорости умерла от разбитого сердца. Что может быть естественнее вопроса викария?

— Ты прав, Нолл, но лишь отчасти; это был не вопрос, это было предостережение, предназначенное для моего слуха: меня предостерегали, чтобы я опасался их дочери. Ты разве не уловил скрытого смысла? «Вы нашу девочку не видели? Нашу Эдит? ОНА ЗДЕСЬ!»

Оливер тяжко вздохнул. До сих пор ему даже в голову не приходило рассмотреть слова старика-священника в подобном свете. Но ведь и сквайру — тоже!

— Они отлично понимали, что на сына и наследника их ближайшего друга, девятого сквайра, ее ярость обрушится в первую очередь, и пришли предостеречь меня, — промолвил Марк. — Отец стал первой ее жертвой — ведь именно он содействовал ее отправке в Вороний Край и передаче ребенка достойному обществу Гроба Господня, что пристраивает в хорошие руки незаконнорожденных младенцев. Мой отец составил план и сам же позаботился о его исполнении, чтобы облегчить бремя стыда и горя своему другу-викарию, — и в результате первым же пострадал от последствий. Право же, не удивлюсь, если викарий Марчант и его жена скончались от чего-то более осязаемого, нежели «разбитое сердце». Возможно, их до смерти напугало нечто, прилетевшее к ним в ночи? И перестань на меня глаза таращить, Нолл, я отлично знаю, что говорю. Вспомни, мы имеем дело не с человеческим существом, как совершенно верно указал Слэк. И вот что еще тебе скажу…

— Лучше не говори, — снова ощутимо напрягся Оливер. — От всех твоих россказней у меня просто мороз по коже…

— Послушай, где, по-твоему, она была все эти двадцать восемь лет? Разумеется, рядом со своим ребенком! Ставлю пятьдесят гиней — нет, пусть будет все сто! — что это существо постоянно находилось рядом с младенцем. А теперь дочь ее выросла и сама обзавелась дочерью. Помнишь, что ответила миссис Уинтермарч в гостиной Скайлингдена, когда ты, Нолл, спросил, с какой стати они поселились в нашей маленькой деревушке? «Сама не знаю, почему я выбрала именно Шильстон-Апкот: шестое чувство, не иначе, подсказало мне, что наш дом — здесь». Ставлю еще одну золотую гинею, что «чувство» это сработало через сны, а уж мы с тобой в снах немного разбираемся, верно? Именно это существо и внушило ей поселиться здесь вместе с семьей, чтобы свести с нами со всеми счеты.

— Да, меня преследуют кошмары, как и тебя, как и всех прочих в деревне. Однако какое отношение я имею к бедствиям и невзгодам мисс Марчант? — возразил Оливер.

— Ровным счетом никакого, — покачал головой Марк. — Просто-таки ни малейшего. Но ты здесь, Нолл, ты просто-напросто приехал сюда, в Шильстон-Апкот, в Талботшир, причем именно этим летом, — и оказался у нее на пути.

Оливер только порадовался, когда неприятный разговор оборвало появление Слэка, сообщившего, что все почти готово.

Все трое поднялись на несколько лестничных пролетов на площадку с французскими окнами и вышли на парапет. А затем один за другим запрыгали по раскачивающемуся дощатому мостику к домику на сосне. Как и в первый раз, Оливер с опаской переступал по неустойчивым планкам, будучи уверен, что того и гляди сорвется, рухнет с головокружительной высоты и разобьется вдребезги. Но веревки и подвесная конструкция держали крепко; каких-то несколько секунд — и Оливер оказался на другой стороне и вновь ступил на порог капитанского хитроумного жилища в ветвях. Сам капитан уже поджидал их внутри, настраивая подзорную трубу. Слуга немедленно направился к комоду и извлек на свет нечто тонкое и хрупкое, завернутое в тряпицу.

— Что там у тебя, Слэк? — осведомился Оливер. — Часть твоего секретного арсенала?

— В общем, да, мистер Оливер, сэр, — ответствовал философ, вздыхая. — Вообще-то это весь арсенал и есть. Ну, если не считать скитальца-джентльмена, конечно же.

И слуга раскрыл затянутую в перчатку ладонь. В ней покоились три золотисто-коричневых маховых пера.

— Юный Уэсли дал, — объяснил он. — Мальчик предложил мне их совсем недавно, в обмен на пирог с гусятиной и листвянниковый пудинг, чтобы старушку-бабушку удивить. Это, сэры, перья совы! Да-да, пожалуйста, осмотрите их хорошенько: каждому в аккурат по одному и достанется. До чего легкие и мягкие, верно? Благодаря их гибкости птица летает совершенно беззвучно, как говорят. Вот мне и пришло в голову, что в один прекрасный день перья кому-нибудь пригодятся.

Капитан изрядно заинтересовался находкой: его глазкам-пуговицам перья предстали впервые.

— Клянусь, я не догадывался, что мой вассал и кухарь имеет в своем владении подобные редкости, иначе бы непременно их присвоил, — пророкотал он и принялся внимательно исследовать перо, поднеся его к самым перевязанным очкам и приглядываясь к каждой мельчайшей детали. — Да, именно, и впрямь совиное перо… вид Strix семейства ястребиных по классификации Линнея… ястребы ночного воздуха… обратите внимание на отсутствие придаточного пера… а вот здесь, в самом основании, — небольшое углубление, что некогда открывалось в фолликул; по нему текла кровь этого примечательного существа… Потрясающе!

— Но где мальчишка раздобыл эти перья? — полюбопытствовал Оливер.

— Да во время одного из визитов в усадьбу вместе с хозяином по поводу ремонта, — отвечал Слэк. — Когда уже под вечер они уходили, Уэсли заметил в одной из комнат верхнего этажа, что отходят от галереи, некую даму: она как раз выпускала птицу в окно. Эта дама, утверждает мальчик, была не кто иная, как хозяйка дома. Он задержался в галерее и, когда та ушла, подобрал с полу несколько перьев. Молодчага, сэр, просто молодчага!