Я перенес таблички в мой личный кабинет; уходя из дома, я обычно его запираю, так что я рассудил, что сокровище будет в безопасности. Как я уже сказал, таблички и впрямь заключали в себе неизъяснимую прелесть, и немало вечеров подряд сиживал я там за работой, в то время как мысли мои и взгляд вновь и вновь возвращались к табличкам — таким лучезарным и необыкновенным! Металл, мерцающий опаловым блеском, переливался разными цветами радуги в зависимости от того, под каким углом на него смотреть, что само по себе было достойно удивления. А прибавьте ощущение тайны — ведь я по-прежнему не знал, что означают загадочные письмена!
Время от времени, однако ж, таблички пробуждали во мне некую смутную тревогу. То и дело по ночам, когда в очаге, потрескивая, пылал торф, я поднимал взгляд, уловив некий звук, вроде бы исходящий от табличек. Да, да! Негромкое, низкое, странно резонирующее гудение, ничего подобного я в жизни своей не слыхивал. Звучало оно лишь миг, после чего стихало. А я оставался во власти сомнений. Что, если у меня всего лишь разыгралось воображение при виде пляшущих по стенам теней? В конце концов, в нашей глуши царит такая тишина, что порою разум выделывает странные штуки.
А теперь я поведаю, каким образом таблички оказались утрачены. По сути дела, я сам виноват, и сейчас объясню почему. Спустя примерно месяц после того, как я нашел свое сокровище, мы с капитаном Фоггом устроили охоту на лис. Он — военно-морской офицер в отставке, живет как раз на окраине деревни; первоклассный охотник, а уж лучшего «хозяина гончих» еще поискать! Как вы наверняка знаете, здесь, в провинции, охота — это нечто особенное, из ряда вон выходящее; и дело не только в том, чтобы наслаждаться головокружительной скачкой и с замирающим сердцем смотреть, на что способны твои псы. Это — еще и большое событие светской жизни: отличная возможность для видных семейств графства съехаться вместе, для джентльменов, молодых и старых, — шанс продемонстрировать собственную доблесть и красный камзол, а уж дамы — как юные, так и пожилые — выставляют напоказ самих себя! Надо ли говорить, что практически все веселятся от души… Боюсь, что именно охота послужила толчком для последующих тревожных событий.
Как вы можете себе вообразить, я не устоял перед искушением — ну как не похвастаться перед приятелями находкой, обнаруженной под дубом Скарлетта! Практически все, кому я показывал таблички, изумились до глубины души. Никто толком не знал, что о них и думать и почему металл сияет и лучится. Старик Пикрофт предположил, что надпись — это какая-то молитва, а таблички, возможно, позаимствованы из развалившейся церкви. Но мы указали ему на то, что язык — отнюдь не латынь. Мистер Ревеслей, возомнивший себя поэтом-юмористом, обозвал письмена панегириком в честь светляков. Том Хадсон даже побился об заклад, что это не что иное, как глупый розыгрыш трехсотлетней давности, а капитан Фогг заметил, что загадочные строки подозрительно напоминают ему женин почерк.
У каждого в запасе нашлось либо предположение, либо остроумное замечание — у всех, за исключением одного-единственного гостя, которого я, кстати говоря, видел впервые. Он приехал с поверенным из Солтхеда по имени Винч — вот уж скользкий жирдяй, скажу я вам! Его фирма довольно долго вела финансовые дела моей тетушки. Он, конечно, в наш круг не то чтобы вписывается, но дело в том, что он — единственный из партнеров, оставшийся в живых, и боюсь, что я поддерживал связь с этой фирмой просто в силу природной лени. Этот тип то и дело отыскивает предлог поучаствовать в наших выездах. У нас, видите ли, действует система взносов, а его счета давным-давно просрочены. Хотя у меня сложилось впечатление, что его больше привлекают обеды и шанс подольститься к сильным мира сего, нежели радости псовой охоты как таковой.
Старший партнер фирмы, мистер Баджер, ныне покойный, обслуживал мою тетушку лучше некуда на протяжении многих лет. До чего же занятный был прохвост!… Боюсь, однако, что его преемник Винч — только прохвост и ничего более. В тот день Винча сопровождал некий спутник; мне его представили как мистера Хантера, обеспеченного молодого джентльмена, который не так давно прибыл в Солтхед и пользуется услугами фирмы в связи с некими имущественными вопросами. По всей видимости, Винч привез его с собой в силу нелепой прихоти, желая представить его кое-кому из представителей земельной аристократии.
— Хантер, вы сказали? — повторил профессор Тиггз.
— Да, сэр. Мистер Джон Хантер.
Профессор нахмурился и покачал седоватой, похожей на щетинистую щетку головой. Доктор и дамы также заверили, что этого человека не знают.
— Разглядывая таблички, мистер Хантер не произнес ни слова. Однако я видел, что он ими просто заворожен: он стоял там, не сводя зачарованного взгляда с сокровища, еще долго после того, как остальные разошлись. В тот раз я об этом как-то не задумался — как и о многом другом.
Спустя две недели имела место быть первая попытка украсть таблички. Очень неумелая, скажу я вам; в результате ничего не пострадало. Как я уже говорил, уходя из дома, кабинет я обычно запираю. В тот день я ускакал во Фридли с визитом. Кем бы этот взломщик ни был, он долго возился с запором, но попасть внутрь так и не сумел; на двери остались следы от его инструмента. Никто из слуг ничего подозрительного не заметил, и, должен признать, всех нас это отчасти вывело из равновесия.
На следующий же день, когда мы с егерем выехали в лес, была предпринята вторая попытка, на сей раз возмутительно дерзкая. Собираясь утром в ужасной спешке, я оставил дверь в кабинет открытой настежь. По счастью, в нужный момент подоспел Миттон — и поймал вора. Ну то есть попытался схватить его, однако удержать не сумел. Не приходилось сомневаться, что негодяю понадобилось: таблички были у него в руках! Когда Миттон вспугнул его, тот выронил добычу и рысцой умчался прочь — ни дать ни взять новенькая тачка со смазанными колесами! А убегая, еще и прихватил одни из моих серебряных карманных часов! Бродяга, судя по обличью, причем не из местных. Миттон видел его впервые, а Миттон знает в округе всех и каждого. Я предполагаю, что его прислали из Солтхеда с поручением украсть мои таблички.
— Экий наглец! — с жаром воскликнул доктор. — Вот уж кто заслужил хорошую взбучку!
— Еще две недели прошли безо всяких происшествий, и вот в охотничьем клубе объявили очередной сбор. Съехались почти все, кто обычно. К вящему своему изумлению, я обнаружил среди прочих и мистера Хантера. Он объяснил, что его другу Винчу неможется, так что он остался у себя в конторе, в Солтхеде, а вместо него приехал он, Хантер. Нелепейшая выдумка, что и говорить; я мог бы сразу догадаться. В тот вечер после ужина он, в свою очередь, пожаловался на нездоровье и попросил освободить его от участия в завтрашней охоте. Разумеется, я согласился, даже не подозревая о его истинных намерениях.
К несчастью, на следующий день мой славный гнедой по кличке Громовержец — один из наших лучших жеребцов! — сломал ногу, прыгая через изгородь. Я со всей мыслимой осторожностью отвел его в конюшню, и мы с конюхом тщательно осмотрели беднягу, в глубине души уже зная, что дела обстоят неважно. В тот день в числе охотников был и Блинкинс, деревенский ветеринар; едва заслышав новость, он поспешил к нам. И подтвердил, что Громовержцу уже ничем не поможешь. Мы его тотчас усыпили — нельзя же позволять животному так мучиться! И скажу вам — я был с ним до конца, и держался он храбро и мужественно — нога разбита и страшно распухла в месте перелома, а он кротко все сносит и смотрит на меня с таким благородным достоинством; такой доверчивый, такой храбрый, истинный паладин! — и тихонько ржет, словно окликает меня, несмотря на тяжкое увечье… Ах, бедный мой Громовержец! Такого коня еще поискать, друзья мои. Над нашей усадьбой в тот день словно солнце померкло.
— Чувствуя себя хуже некуда, я отправился в кабинет — и кого же, как вы думаете, так обнаружил? Мистер Джон Хантер — живехонек и здоровехонек, ибо его злосчастный недуг оказался чистой воды надувательством — выходил из моего кабинета на цыпочках, озираясь, точно вор — кем он, в сущности, и был, — с табличками и шкатулкой кедрового дерева в руках. У самой двери лежала его дорожная сумка, причем — что бы вы думали? — абсолютно пустая. Да-да! Из одежды он не привез с собой ничего или почти ничего, потому что долго гостить и не собирался. А рассчитывал, видите ли, спрятать таблички в сумку и удрать с ними вместе, пока все на охоте.