Но ничего подобного с ним еще не случалось.

Из-под капюшона Надзирателя раздался гортанный рев, когда пистолет выстрелил, и не один раз, а много, и Шак был полностью парализован. Его могла спасти разве что каменная стена. Хлоп! Хлоп! Хлоп! Хлоп…

Внезапно пистолет направили на дверь, и Надзиратель заорал:

— Убирайтесь! Прочь отсюда, пока я вас не призову!

Дверь захлопнулась, вероятно, потому, что охранники побоялись, что им подадут свинец в качестве Последней Трапезы.

Надзиратель подошел к Шаку, взял пистолет двумя ладонями и направил дуло ему в лицо. С такого расстояния его голова взорвется, как дыня, когда тот нажмет на курок.

И пока Шак размышлял о своей смерти, его самым большим сожалением было то, что он не узнает, благополучно ли выбралась Никс. Что он не мог спасти ее. Что…

— Открой свои глаза! — закричал Надзиратель. — Ты откроешь глаза и будешь смотреть на меня, пока я буду тебя убивать…

Он и не подозревал, что закрыл веки, но снова открыл их, потому что не хотел быть трусом. Он будет смотреть своей смерти в лицо. Все это время он знал, что этим все закончится, и столько всего было на его совести, на его сердце. Только было уже слишком поздно.

Надзиратель наклонился еще ближе.

— Ты сам сделал это с собой. Ты выбрал это…

Шак застонал, отрицая.

— Сволочь. Гребаный ублюдок! — залаял Надзиратель.

Раздалось еще несколько выстрелов, и Шак не дрогнул… и не только потому, что ему дали наркотик. Он смотрел прямо на капюшон, на сетку, закрывающую лицо. Ирония заключалась в том, что Надзиратель пострадает больше, чем он. Гнев и жажда возмездия — чувства преходящие, а вот его смерть уже не обратить. Последуют эпические сожаления, и что, если Забвение существует? За все свои деяния Надзиратель отправится в Дхунхд. Для него дверь Забвения будет закрыта. Тем временем Шак будет ждать Никс. Целую вечность он будет ждать свою женщину, своего боевого ангела, который показал ему, что в какой бы ловушке он не находился, его душа остается навсегда свободной.

Свободной любить ту, кого он хочет любить.

Никс.

— Хлоп! Хлоп! Хлоп!

Пули прекратили рикошетить, резкий звон затих, гулкие взрывы смолкли.

Щелк, щелк, щелк…

Надзиратель снова и снова нажимал на курок, складки и рукава одеяния судорожно колыхались, а из-под капюшона выбивалось дыхание, ритмичное как барабанная дробь.

Шак просто смотрел вверх, не моргая, несломленный… непокоренный, хотя он и лежал на спине и не мог двигаться. Конечно, он истекал кровью, и это объясняло, почему его неподвижное тело не чувствовало всех ран, и он не ощущал удушья.

— Я ненавижу тебя, — рычал Надзиратель. — Я, мать твою, ненавижу тебя.

Надзиратель поднял руку и сорвал капюшон.

Рыжие волосы упали на лицо, накрывая глаза, расчетливые черты лица и сверкающий агрессивный взгляд женщины был источником его страданий на протяжении многих лет.

Он ненавидел, когда она снимала капюшон. Ему было легче думать о ней как о бесполом существе. Но сейчас, увидев эти волосы, увидев лицо, Шак вспомнил, что она принадлежала к слабому полу и требовала секса с ним всякий раз, когда желала.

Шак ненавидел мысль, что она будет последней, кого он увидит. Но радовался тому, что случится, как только она поймет, что сломала свою игрушку, и та уже никогда не будет работать.

— Я хочу убить тебя, — резко заявила Надзиратель, сверкнув длинными клыками.

И тогда Шак понял… несмотря на все выпущенные пули, она не попала в него. Она стреляла в пол вокруг него.

В воздухе не было запаха его крови.

Тем временем Надзиратель продолжала тяжело дышать… пока она, казалось, не успокоилась. Выпрямившись, женщина посмотрела на пистолет в своих руках, а затем ее прищуренный взгляд вернулся к его, и в глазах искрила подозрительность.

— Где ты его взял? — Надзиратель приставила оружие к его лицу так близко, что каждый его вдох был полон паров пороха. — Где ты, мать твою, его взял?

Шак не смог бы ответить, даже если бы захотел. А он не хотел. Он наслаждался тем, что она теряла контроль, и тем, что это с ней творило. Он хотел, чтобы она страдала. По прошествии всех этих лет он хотел, чтобы она испытала то, что пережил он.

Отсутствие контроля. Зависимость от чужой воли.

— Ты ответишь мне, — выплюнула женщина.

Потом Надзиратель вернула капюшон на место и присвистнула через сетку. Когда охранники открыли дверь, она указала на кровать.

— Заковать его в цепи.

Никс закрыла глаза, скрываясь от ослепляющего света Забвения, и приготовилась к какой-то физической реакции на пребывание на Другой стороне. Еще она приготовилась к появлению двери и к выбору открывать ее или нет…

Что, черт возьми, за грохот? И вибрация?

Раздался стон, и она почувствовала, как ее тело дернули в сторону… как раз в тот момент, когда резкий, почти причиняющий боль свет Забвенья вспыхнул и внезапно погас, порыв сильного ветра ударил в лицо, бередя свежую рану на голове. В замешательстве и от боли она заставила себя открыть глаза… и это странно, потому что она считала, что они уже открыты.

А потом все запуталось еще больше.

Потому что она поняла… что внезапно оказалась в туннеле. Похожем на автомобильный, по которому туда-сюда проезжали машины. Вот и сейчас мимо нее проехал грузовик. Полуприцеп цвета серо-черных стен пещеры.

Черт, она, должно быть, сходит с ума. Откуда взялась асфальтированная дорога? А что касается грузовиков, то один из них определенно сейчас проезжал мимо нее, как будто она находилась на обочине обычной городской улицы, и эта штука срочно доставляла кому-то какой-то продукт.

Затем вспыхнули красные стоп-сигналы, отражаясь от гладких стен пещеры, в ушах раздался визг шин, а в нос ударил резкий запах жженой резины. После чего грузовик притормозил, развернулся задней частью к туннелю и двинулся в ее сторону.

Адреналин прошил все ее тело. Если она не двинется с места, ее раздавят…

Сила откуда-то сверху толкнула ее вниз и вперед, когда загрузочная платформа приблизилась к ней вплотную, она упала на корточки, повернулась и поняла, что находится под грузовиком, между передними и задними колесами, прямо в центре. Произведя эти вычисления, Никс рухнула на асфальт и накрыла голову руками, катясь в том направлении, в котором транспортное средство везло свой груз, чтобы не попасть под задние колеса.

Остановка случилась в сотне тысяч ярдов и через двенадцать лет, и Никс изо всех сил старалась не отставать, чтобы не стать жертвой ДТП, ботинки цеплялись за асфальт, конечности тряслись, тело вертелось словно веретено под длинным, как туннель, кузовом грузовика, тормоза все еще визжали, запах резины становился сильнее, и она понимала, что если не отправилась в Забвенье до этого, то определенно сделает это сейчас…

И вот все прекратилось.

Больше никаких движений. Никакого грохота. Грузовик резко остановился, зашипели тормоза, запах резины жег ее носовые пазухи, а тело в последний раз перевернулось, так что она оказалось лицом к шасси грузовой платформы полуприцепа.

Повернув голову, она вытерла песок с глаз и уставилась на ось комплекта из четырех шин, что был сейчас в восемнадцати дюймах от ее туловища. Она была так близко к ним, что могла видеть узоры протектора и задыхалась от запаха горячего металла и моторного масла.

— Забери это обратно.

Она понятия не имела, кто обращается к ней под чертовым грузовиком смерти…

— Кейн? — выдохнула она, сосредоточившись на его грязном лице.

— Возьми оружие, — он пихнул ей пистолет. — Тебе это понадобится. Если только ты не сможешь дематериализоваться?

Он говорил тихо и настойчиво, но ее мозг просто не работал. Он же обращался к ней на английском, верно?

Путаница прояснилась очень быстро, когда раздался звук открывающихся дверей кабины в передней части грузовика. В свете фар, который освещал… подождите, так они действительно были на дороге? Настоящей дороге? И это была трехполоска.