– Посол, я не буду включать Голос Императора на полную мощность, но все же поинтересуюсь от его имени, – сказал Реннер. – Вы видите другой способ заключить союз с Калифатом в следующие… ну, скажем, полтора месяца?
– Нет. Пока нет.
– Это я и хотел услышать, – кивнул адмирал. – Значит, будем действовать по-моему. Алекс?
– Я готов, – сказал я. – Давайте уже покончим со всем этим.
Утром начался форменный цирк.
У политиков есть одно главное отличие от нормальных людей. Задачу, которую нормальный человек решит за пятнадцать минут, молча и эффективно, политик будет решать часа три, с большой помпой и ритуальным целованием младенцев, при обязательном стечении народа и непременном участии прессы.
Меня хоть младенцев целовать не заставили, но без прессы, конечно, обойтись было нельзя. Собственно, бросать вызов Кериму мне пришлось именно через прессу – на территорию дворца для торжественного швыряния перчатки в лицо оппонента нас бы все равно никто не пустил.
В пять часов утра Джелал ад-Дин убыл из посольства и пробрался на свое место в окружении калифа.
В семь часов утра мы устроили очередной брифинг, на котором была выработана общая стратегия действий.
В восемь часов утра посол связался с представителями средств массовой информации и сообщил, что мы намерены выступить с заявлением.
В восемь тридцать случайно разбуженный мной Риттер обозвал меня идиотом.
В девять утра я вышел на балкон посольского кабинета и увидел огромную толпу, которая собралась перед зданием. На балкон были нацелены сотни камер, и, честно говоря, я чувствовал бы себя увереннее, даже если бы это были оружейные стволы.
В девять ноль пять я начал говорить.
В девять двадцать одну я говорить закончил.
Толпа взревела, еще когда я произнес слова про «волю Аллаха» и «холодная сталь решит этот спор», и не умолкала еще минут пятнадцать после того, как я замолчал.
В девять тридцать мою речь уже транслировали по всем местным каналам.
В десять два ноля я уже пил кофе в своих апартаментах, и Риттер второй раз сообщил мне, что я идиот.
В десять пятнадцать все местные телеканалы показали ответное выступление Керима ад-Дина.
Калиф был в бешенстве и едва ли не брызгал слюной прямо с экрана. Он обещал изрубить самозванца, то бишь меня, на куски и сразу же после этого вышвырнуть жалких приспешников и мелких коварных интриганов, то бишь имперскую дипломатическую миссию, с планеты, причем утверждал, что на все это ему потребуется не больше местных суток. Так же он обещал страшные кары всем, кто шакалит у кленнонского посольства, и вот тут я не совсем понял, кого он имеет в виду. Может быть, своего племянника Джелала? Вроде бы, кроме него, тут никто не «шакалил».
В десять тридцать Реннер заверил меня, что все идет по плану, и предложил использовать юного энсина Бигса в качестве спарринг-партнера для тренировки перед поединком с Керимом. Я сообщил, что вполне уверен в своих силах, и от услуг Бигса отказался. Бой с Керимом – это одно дело, а вот вступать в ближний бой с кленнонцем без особой необходимости мне не хотелось. Даже в щадящем режиме тренировки.
К полудню для обсуждения условий предстоящего поединка в посольство прибыла официальная делегация секундантов калифа, и выяснилось, что я зря беспокоился о судьбе Джелала, ибо он эту делегацию и возглавлял. Джелал вообще представлялся мне типичным воплощением великого визиря – хитрого, коварного и вечно лелеющего планы по захвату власти. Ему бы для антуража еще пару принцесс похитить и в башне запереть…
Керим продемонстрировал свою полную предсказуемость и действительно выбрал в качестве оружия раритетные кривые сабли, а я вконец уверился в своей и кленнонской правоте. Нельзя доверять управление государством столь неуравновешенному типу. В спокойные времена его правление еще бы имело какие-то шансы закончиться благополучно, но где те спокойные времена? Пока мы тут между собой не можем договориться, древний флот скаари продолжает свое продвижение к нашим планетам.
Поединок должен был состояться завтра на площади перед дворцом калифа, биться решили на рассвете.
Место было выбрано не случайно, именно там протекала и прошлая битва за власть. Претендент рвется во дворец, нынешний калиф пытается не дать ему пройти.
Что должен был символизировать рассвет, лично для меня осталось загадкой.
В три часа пополудни Джелал отбыл, формально пожелав мне удачи.
Мы пригласили журналистов внутрь и устроили импровизированную пресс-конференцию, после чего Реннер заявил, что на сегодня мы поработали достаточно, и разогнал всех отдыхать. Дескать, завтра великий день, и не стоит портить его усталыми помятыми рожами.
Бессонная ночь оказалась сильнее волнения перед завтрашней схваткой, и в четыре часа, после плотного обеда и выкуренной трубочки, я завалился спать. Мне ничего не снилось и, проснувшись в половине третьего ночи, я чувствовал себя бодрым и отдохнувшим.
На кухне посольства всегда кто-то есть, и мне удалось раздобыть себе свежесваренного кофе. Прихватив с собой кофейник и трубку, уже набитую табаком, я вышел на балкон и обнаружил на соседнем балконе полковника Риттера, который сидел в шезлонге и пялился в звездное небо Леванта.
– Чем больше я узнаю монархию, тем больше вижу в ней преимуществ перед развитой демократией, – заметил он, перебираясь ко мне. – Для выборов демократически избранного лидера потребовалось бы несколько месяцев напряженной работы и бюджет, сравнимый с годовым оборотом какой-нибудь не слишком развитой колонии. А все, что требуется при монархии, – это всего пару раз саблей махнуть. Дешево и эффективно. Хотя это и варварство, конечно.
– Ты сейчас кто? – поинтересовался я.
– Я сейчас Холден, – сказал он, наливая себе кофе.
– Очень удачно. Как раз хотел с тобой поговорить.
– Нервничаешь?
– Немного, – признался я. – Адреналин, все такое.
Перед Реннером я старался держаться уверенно, но, на самом деле, в глубине души меня терзали сомнения. Одно дело – довериться рефлексам в учебном бою, когда противник может тебя только покалечить. Но на рассвете мне предстоял бой насмерть, и мне хотелось бы рассчитывать на что-то большее, нежели неведомо откуда взявшееся умение махать острым куском железа.
Шестое чувство, мой фирменный способ заранее узнавать о грозящей опасности – вот на что я рассчитывал, и пока моя ставка срабатывала. Но меня много раз предупреждали, чтобы я не слишком на него полагался, потому что в самый ответственный момент оно может отказать. Так что полной уверенности в своей победе у меня не было.
Поэтому мне хотелось поговорить с Холденом и расставить все точки над «ё». В конце концов, у меня может и не быть второго такого шанса.
И вот Холден сидит передо мной, в запасе у нас еще большая часть ночи, а я все не решаюсь задать главный вопрос. Тот вопрос, который сам Холден озвучил под занавес предыдущей беседы, тот самый, который так долго не давал мне покоя.
Я боялся спрашивать. Так бывает, когда ты очень долго чего-то ищешь, и вот твои поиски завершены, и лишь одна дверь отделяет тебя от объекта твоих желаний, а ты стоишь на пороге и не можешь открыть эту заветную дверь из-за боязни разочарования. Случается, что когда вожделенный предмет наконец-то попадает в твои руки, он теряет большую часть своей привлекательности, и ты стоишь перед какой-то непонятной фигней, озадаченно чешешь в затылке, морщишь лоб и спрашиваешь себя, на что ты потратил столько лет твоей жизни. Неужели на это?
Холден отнюдь не рвался облегчить мне задачу. Он молчал и пил кофе с возмутительно спокойным видом.
– Ладно, регрессор, – сказал я. – Я готов. Валяй, выкладывай мне все.
Он покачал головой:
– Не думаю, что тебе стоит узнавать это именно сейчас, перед боем. Душевного спокойствия тебе эти знания вряд ли прибавят.
– Черт с ним, – махнул рукой я. – А вдруг меня завтра убьют?
– Вряд ли, – сказал Холден.