– Покрошим ящеров в собачий корм, – кивнул Крит. – После нашего визита Кридон станет по-настоящему мертвой планетой.

– Штурмовики всегда такие оптимисты?

– Пилоты всегда такие дерганые?

– А мне нравятся дерганые пилоты, – заявил Эндрюс. – Лучше в меру нервничающий пилот, чем полный отморозок, который вообще ничего не боится. Я летал с одним таким парнем. Он шел через заградительный огонь и выбросил десантные капсулы на полтора километра ниже установленного минимума. Мы даже затормозить толком не успели.

– И почему ж ты до сих пор жив? – поинтересовался Крит.

– Потому что выбросили нас над болотом, – пояснил Эндрюс. – Пока добирались до твердой земли, крыли того пилота, на чем свет стоит.

– Это где ж такое было?

– На учениях, – сказал Эндрюс. – Учебный полигон «12-дельта» на Жемчужине.

– Надо хорошо постараться, чтобы найти на Жемчужине болота.

– В экваториальной зоне их полно.

– Нас держали ближе к южному полюсу, – сказал Криг. – Мерзкое местечко. Неделями из скафандров не вылезали.

– Зато бесценный боевой опыт.

– Это у Алекса бесценный боевой опыт, – сказал Криг.

– Мы дрались со скаари в джунглях, – напомнил я. – На Кридоне джунглей нет, так что…

– И что ты можешь рассказать о ящерах такого, чего мы не знаем?

– Они быстры. Но не быстрее импульса из винтовки.

– Кто вообще может быть быстрее импульса из винтовки? – поинтересовался Эндрюс. Он думал, что задал риторический вопрос.

– Я могу, – сказал я.

– Я буду присматривать за тобой в бою, – сказал Эндрюс. – Там и покажешь мне, насколько ты быстр.

– Это если ты успеешь уследить.

Криг усмехнулся.

– Говорят, что ты настоящий спец, – сказал он. – Выполнял грязную работу для СБА и всякое такое.

– Случалось.

– Много всего видел, да? Ты должен быть очень хорош, если летишь с нами.

Это верно.

Кленнонские штурмовики считались лучшими бойцами галактики, а те, что сидели со мной за одним столиком или летели со мной на одном корабле, были не просто элитой, они были элитой элит, пусть им и предстояло стать пушечным мясом.

Вероятно, я должен был чувствовать гордость за то, что меня удостоили такой чести, но я ее не чувствовал. Я слишком устал для всего этого, а бравада, которую демонстрировали остальные участники нашей экспедиции, начинала меня раздражать.

– Эти ребята – гордость Империи, – сказал Реннер.

– Я понимаю. Соль земли, все такое. Брызжут тестостероном во все стороны.

– Это их последний поход. Будьте снисходительнее.

– Они ведут себя так, как будто этого не понимают.

– А что они должны делать? Писать прощальные письма? Исповедоваться? Смотреть перед собой стеклянным взглядом?

– Не знаю, – признался я.

– Война – это их работа, – сказал Реннер. – Вероятность того, что им придется отдать свою жизнь за Империю, всегда была прописана в их профессиональном контракте.

– Полагаю, это прописано в контракте любого военного, – согласился я. – Но обычно все-таки существуют шансы, что этого пункта удастся избежать.

Реннер покачал головой.

– Только не надо начинать про то, что экстренные ситуации требуют экстренных мер, – попросил я.

– Вы не кленнонец, – в очередной раз напомнил он.

– Это универсальный ответ на многие вопросы, – согласился я.

Я не кленнонец, я не монархист, я не понимаю.

А если учесть, что я еще и из другой эпохи, то пропасть непонимания между нами и вовсе никого не должна удивлять.

Так уж случилось, что я никому не доверял и не было для меня ни одной идеи, за которую я был бы готов умереть, если бы мне предоставили такой выбор.

Когда мы оказались на территории скаари, траектория нашего полета стала напоминать путь удирающего от охотничьих собак зайца, столь она оказалась замысловата и слабопредсказуема. Либо карты почти двухвековой давности оказались точны, либо нам просто везло, но за неделю мы преодолели добрую треть пути и умудрились так и не нарваться на неприятности.

Слабое утешение, если вспомнить, что главная неприятность ожидает нас в самом конце пути. Впрочем, для кленнонцев это вовсе и не было неприятностью. Судя по царящим на корабле настроениям, они воспринимали это как великую честь.

Странно, что, когда император произносил официальное напутственное «бла-бла-бла», он забыл об этом упомянуть. Все больше рассуждал о будущем Империи, о великой доблести тех, кто отправляется в поход, и о том, что победы без жертв не бывает, и еще наговорил много слов в таком же роде. Даже фон Клаузевица процитировал.

Чтобы одержать победу, бейте в самое сердце врага.

А дерево Империи тоже время от времени нужно поливать кровью патриотов. Просто беда с этими деревьями.

– Я далеко не мальчик и не питаю разного рода иллюзий, – сказал Реннер, когда я заговорил с ним об этом. – Глупо было бы утверждать, что это – последняя война и после нее других войн уже не будет. Но это – самая важная война, и у нас просто нет права ее проигрывать.

– Смерть Кридона не гарантирует, что вторжение будет остановлено, – напомнил я.

– Но вероятность этого достаточно велика, – сказал Реннер. – Империя в любом случае продолжит готовиться к обороне, и если у нас получится, то мы дадим ей дополнительные шансы.

– Вот так люди и попадают в историю, – сказал я.

– Так люди пишут историю, – поправил он. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально. На один бой меня хватит.

– Это может быть очень долгий бой.

– Тем веселее.

– Война – это невесело.

– Расскажите об этом ребятам снаружи, – предложил я. – Шутки в офицерской кают-компании не смолкают ни на минуту.

– Вы не жалеете, что отправились с нами?

– Ни за что бы не пропустил этого цирка.

Реннер покачал головой.

На Кленноне нас провожали как героев, но, судя по царящим на корабле настроениям, героем тут себя никто особо не чувствовал.

Это были солдаты, и у них была работа, и они собирались выполнить эту работу так хорошо, как они смогут. Пафосные речи, разговоры о долге и прочие разглагольствования остались позади, на корабле царила атмосфера собранности, свойственная любому военному походу.

И, что самое удивительное, никаких мрачных настроений среди экипажа. Похоже, невеселые мысли тут терзают меня одного.

По мере приближения к Кридону я все меньше думал о нашей миссии и все больше – о Холдене и регрессорах.

Конечно, он не рассказал мне всего. Даже если бы он хотел и если бы у нас было больше времени, вряд ли он смог бы подобрать слова, чтобы описать мне то, что меня, возможно, ожидало в конце пути.

Ответы.

Как минимум меня там ждали ответы. Как максимум… кто знает.

Миг, растянутый до бесконечности. Всемогущество и ничегонежелание. Я пытался это себе представить – и не мог.

Цивилизация регрессоров зашла в тупик, и вполне вероятно, скоро мне доведется попасть в этот тупик и самому узнать, как это происходит.

Или же все это просто чушь и бред умирающего, чей мозг повредился во время неправильно проведенной криореанимации.

Даже не знаю, какой вариант оказался бы для меня предпочтительнее.

День следовал за днем, и я предпочитал их проводить в своей тесной каюте, стараясь не раздражать кленнонских штурмовиков своим присутствием, лишь изредка появляясь в офицерской столовой или беседуя с Реннером, последним человеком, известным мне по моей прошлой жизни. А потом мы ушли в последний, самый длинный прыжок, который должен был вывести нас к Кридону.

Как известно любому мало-мальски разбирающемуся в своей профессии полководцу, первым при начале сражения гибнет его план, поэтому кленнонцы не стали заморачиваться на детальную проработку операции, ограничившись несколькими общими набросками и оставив простор для импровизации. Лишь первая фаза «Иглы» была просчитана четко, ибо от нее зависело все остальное.