Останется только самая малость – претворить его в жизнь.

– Я поговорю с императором, – сказал Реннер. – Поговорю завтра же. Но я ничего не могу обещать.

– Вы сейчас на подъеме, – отметил Риттер. – Используйте это.

– И вы можете сказать, что это и моя просьба, – добавил я. – В конце концов, после того, что я сделал, императорский дом мне немного задолжал.

– Я не могу откровенно давить на собственного монарха, – улыбнулся Реннер. – Но, поверьте, я использую все рычаги, которые только смогу найти.

Для спешки была еще одна причина, о которой я Реннеру не сказал.

У меня начали выпадать волосы. Однажды утром я обнаружил на подушке целый клок, после чего предпочел не появляться на публике без головного убора. Как только мы окажемся в космосе, я попрошу обрить меня наголо.

По вечерам, особенно если я проводил целый день на ногах, на меня начали накатывать волны слабости. Это была не приятная усталость после плодотворно проведенного дня, не свинцовое утомление, вызванное постоянным недосыпанием и напряженным рабочим графиком, а полное изнеможение, когда любое движение требовало огромных усилий, а разум словно погружался в замедляющий мысли свинцовый туман.

Я сравнил свои симптомы с ранней стадией состояния Риттера и нашел их весьма похожими, разве что без провалов памяти на моей стороне. Холден, проявившийся после первого же разговора с Риттером на эту тему, подтвердил мои догадки.

Тело Алексея Каменского вступило в фазу медленного умирания.

Холден дал мне от силы год, и, если судить по его собственному телу, активная жизнь займет лишь половину этого времени.

У Риттера уже начали выпадать зубы, он сильно похудел, кожа покрылась старческими пятнами. Полковник старался не делать лишних движений и предпочитал передвигаться в компенсирующем скафандре. Еще немного, и нам придется возить его на коляске.

Джек принимал свою участь стоически и не жаловался. По его утверждению, он готов был распрощаться с этим миром еще на Веннту и каждый день, прожитый им после разморозки, расценивал как подарок.

Мне было тяжело. Периодически на меня накатывала тоска, и я впадал в пучины отчаяния, откуда вытаскивал себя только максимальным усилием воли. Чтобы меньше думать об этом, я старался занять себя работой, а когда работа на Леванте подошла к концу, я обеими руками схватился за предложение Риттера.

Я слишком многого в этой жизни не успел сделать и, видимо, теперь уже не успею. Не завел семью, не вырастил детей, не построил дом. Пару деревьев только посадил в молодости, на субботнике.

Когда я уйду, после меня практически ничего не останется. Так почему бы не спасти человечество финальным аккордом? Мой маленький вклад в наше общее дело…

– Если рассуждать глобально, то смысл жизни вовсе не в женах, не в детях и не в работе, – сказал Риттер, когда мы заговорили с ним на эту тему. – Смысл жизни в том, чтобы оставить после смерти условия существования лучшие, чем они были до тебя. Хоть чуточку, но изменить этот чертов мир. Я услышал эту фразу в юности, когда решал, чем мне заняться дальше, но тогда я не понимал, что она означает. Даже не так… тогда я не думал, что это касается и меня. Тысячи людей живут и умирают без всякого смысла, и мир после их смерти не становится ни лучше, ни хуже. Мир просто не замечает, что они вообще существовали. Когда я поступил на службу в СБА, это и был мой шанс что-то изменить, но боюсь, что тогда я его профукал. Теперь мне представился еще один, и я намерен вцепиться в него зубами. Когда-то я дал клятву служить человечеству, особо даже не вдумываясь в слова, которые произносил, зато сейчас, когда организация, которая требовала от меня этой клятвы, существует только в устаревших архивах, я намерен сдержать слово. Я понимаю, как пафосно это звучит со стороны, но иногда просто нет других слов.

Человечество наконец-то избавилось от влияния регрессоров, заплатив за это очень высокую цену, и перед ним возникла новая угроза, перед которой оно может не устоять. Все повисло на полоске.

Но если нам удастся избавить человечество от угрозы скаари, то Империя и остатки Альянса получат шанс на новую жизнь, которую они будут строить самостоятельно.

Не факт, что без влияния регрессоров у них получится лучше, но все следующие шишки, которые на них упадут, останутся целиком на их совести. В отличие от той же Войны Регресса, они будут заслужены самим человечеством, а не ниспосланы высшей силой, преследующей свои собственные интересы.

Чем больше я думал об истории Исследованного Сектора Космоса, тем труднее мне было выдать оценку той роли, которую сыграли в этой истории регрессоры. Цели, которые они преследовали, были чудовищны, и на фоне того, что они тысячелетиями творили с людьми и скаари, гиперпространственный шторм, вызванный Визерсом, уже не казался ужасным преступлением. Он сливался с фоном, становился всего лишь очередным эпизодом в длинном списке катастроф.

Вдобавок после откровений Холдена стало непонятно, как следует воспринимать фигуру самого Визерса. С одной стороны, он убил миллионы, а возможно, и миллиарды разумных существ, но с другой – избавил галактику от влияния регрессоров.

Сам того не зная, он уничтожил четвертую расу, разнес вдребезги все их автоматизированные боевые станции, которые мы знали под именем Разрушителей, отомстил за все, что нам пришлось вытерпеть от экспериментов высшего разума, вернул, а точнее, подарил людям возможность самоопределения, которой у них никогда раньше не было.

И кто он после этого: преступник или праведник, злодей или спаситель?

Пожалуй, всего понемногу. Хорошо, если грядущие историки не узнают всей правды о свершениях генерала, иначе его биография и оценка его достижений станут предметами для ожесточенных научных споров.

Регрессоры поощряли агрессивность скаари, потому что она была им на руку. Вполне возможно, что они поощряли и человеческую агрессивность, ведь людям предстояло конкурировать с ящерами за право предоставить свои тела для сородичей Холдена и, вполне возможно, моих.

Неужели войны, которые человечество вело на протяжении всей своей истории, были навязаны нам в рамках этой конкуренции? Могли ли мы пойти по другому, менее кровавому пути? Обойтись без Александра Македонского, Чингисхана, Наполеона, Гитлера? Или агрессия заложена в наших генах, как она заложена в генах скаари?

Вопросы, представляющие лишь академический интерес. История не знает сослагательного наклонения, и прошлое уже нельзя изменить, зато сегодняшнее противостояние переходит к своей решающей фазе. Мы или скаари? Регрессоры отсеялись по дороге, и нам придется играть финал уже без них.

Что касается вашего покорного слуги, то я себя представителем высшего разума не ощущал. Умом я понимал, что Холдену уже не было никакого смысла врать, и он сказал правду. Именно эта правда объясняла многие мои способности, недоступные обычным людям, как объясняла оно и мое внезапное ухудшение здоровья, но почувствовать себя регрессором и представителем иной формы жизни на самом деле у меня не получалось.

Возможно, смерть моего тела расставит все по своим местам и подарит мне ответы на все вопросы, которые я бы хотел задать.

Холден говорит, что для существа в энергетической форме время не имело решающего значения. Еще он говорит, что, несмотря даже на то, что для постороннего наблюдателя моя смерть будет очень быстрой, субъективно я могу прожить еще целую вечность после того, как тело Алекса Стоуна обретет покой. Конечно, тогда я уже не смогу действовать и оказывать влияние на этот мир, стану чистой энергией, разумом без оболочки, но… Я мыслю, следовательно, я существую.

Во всяком случае, времени разобраться в своей жизни мне должно хватить.

Это утешает, конечно. Обычному человеку такая возможность после смерти не предоставляется.

– Сканеры фиксируют на базе легкую энергетическую активность, – доложил капитан Мартин.