– Добрый день, товарищ майор! – уже другим тоном произнес инспектор и снова козырнул. Бережно вернув удостоверение Земцову, он жизнерадостно поинтересовался: – Отдыхаете у нас? Или как?

– Катаюсь, – ответил Земцов и взялся за рычаг передач.

– Катайтесь на здоровье! – с облегчением сказал инспектор и учтиво предупредил: – А про шатуна вы уже слышали?.. На всякий случай постарайтесь не выходить из дома в ночное время суток.

– Я постараюсь, – пообещал Земцов, трогаясь с места.

Он посмотрел в зеркало заднего вида. Инспектор стоял на обочине, провожая машину взглядом. «Проболтается своим или нет?» – подумал он.

Для одноклассников у него была приготовлена надежная легенда: закончил политехнический, служил в армии, остался на офицерской должности, десять лет просидел в отделе кадров, потом уволился и до настоящего времени работает в охранной структуре. Должны поверить. О его учебе в юридическом и тем более о работе в угро вряд ли кто мог знать.

Он покатился по центральной улице и, сбавив скорость, стал искать автостоянку. Что-то похожее он здесь видел... Вдоль узкой и извилистой дороги стояли ряды аккуратных коттеджей с красными черепичными крышами, присыпанными снегом. Без труда можно было распознать приезжих: в большинстве случаев они были в ярких горнолыжных костюмах, а их лица отливали бронзовым загаром. «И все же как тут красиво! – подумал Земцов, кидая взгляды на крутые склоны гор, покрытые заснеженными лесами. – В самом деле, выбраться бы сюда на отдых, покататься на лыжах, поваляться в сугробах!»

Он мысленно вздохнул и свернул на стоянку, расположенную рядом с большим гостиничным комплексом.

– Надолго? – спросил охранник, склоняя голову, чтобы через окно увидеть Земцова.

– Дня на три.

Дождавшись, когда охранник закрепит на стеклоочистителе квитанцию и отойдет, Земцов положил на колени толстый черный кейс, с которым он обычно ездил в командировки, поднял крышку и кинул взгляд на вещи, раздумывая, что ему пригодится, а что нет. Первым он взял пистолет, выдвинул обойму, посмотрел, все ли патроны, и с щелчком загнал ее в рукоятку. «Дай бог, не пригодится», – подумал он, заталкивая пистолет под куртку, в наплечную кобуру.

Потом он вынул из кожаного органайзера почтовый конверт, из него извлек письмо и еще раз, свежим взглядом, перечитал его. Небольшой текст был отпечатан на принтере игривым шрифтом с завитушками, лишь имя Земцова было вписано от руки:

«Дорогой(ая) Серега Земцов! Ты, наверное, удивишься моему письму, но я считаю своим долгом напомнить тебе, что в этом году исполняется ровно пятнадцать лет, как наш дружный 10-й «Б» класс Краснодарской средней школы № 37 навсегда распрощался с учителями и упорхнул в свободный полет. Эту славную дату нельзя оставить без внимания. Потому начинаю готовить нашу встречу по высшему разряду. Наш бессменный комсорг Саша Пирогов разыщет ваши адреса и разошлет письма. А я беру на себя гостиницу, питание и культурную программу. От тебя требуется только твое присутствие. Будет очень хорошо, если ты прихватишь с собой какие-нибудь фотографии, которые помогут нам вспомнить школьные годы. Ждем тебя двадцатого февраля в гостинице «Ковчег», которая находится недалеко от поселка Эсто-Садок, что в пятидесяти километрах от Адлера. Твой одноклассник Костя Войтенко».

Земцов вложил письмо в конверт и спрятал его в нагрудный карман. Порядок! Если не думать о работе, выкинуть из головы это письмо, вспомнить далекие школьные годы, то душу начнет щекотать самая настоящая ностальгия по детству, и появится искреннее желание блеснуть перед бывшими одноклассниками своей крутой должностью, и, конечно, проснется любопытство к прежней поклоннице Ирине Гончаровой.

Но он ехал на это мероприятие не ради сентиментальных воспоминаний, вздохов, охов и изрядной выпивки. Он делал карьеру и мысленно молил бога, чтобы среди его одноклассников не оказалось человека, который бы обратил внимание на одно странное обстоятельство. Костя Войтенко никак не мог организовать эту встречу и «взять на себя гостиницу, питание и культурную программу»; он не мог даже распечатать на принтере и отправить письма Саше Пирогову – по той простой причине, что вот уже два года отбывал наказание в колонии усиленного режима, находящейся где-то за Полярным кругом.

– А баксами нет? – спросил охранник стоянки, когда Земцов протянул ему пятисотрублевую купюру. – Курортная зона, мы здесь баксами не брезгуем.

– Баксов нет, – ответил Земцов, машинально раскрывая бумажник.

– Так вон же двадцаточка у вас выглядывает! – заметил охранник. – Давайте двадцатку, сдачу я найду.

– Нет тут никаких двадцаточек, – ответил Земцов, заталкивая бумажник во внутренний карман.

Охранник лишь плечами пожал. Несколько долларовых купюр, в самом деле, лежали в бумажнике Земцова в отдельной секции. Но это были не совсем простые доллары. Точнее, они когда-то были обыкновенными, а потом в специальной типографии ФСБ на них нанесли невидимую для невооруженного глаза микроскопическую надпись: «КОНТРОЛИРУЕТСЯ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ КОНТРРАЗВЕДКОЙ ФСБ«.

Вешний делал вид, что спит, надеясь, что она сразу не выставит его на улицу, оставит дома хотя бы до обеда. «Какая же все-таки она страшная! – думал он, наблюдая за женщиной из-под полуприкрытых век. – Толстая и неповоротливая, как дирижабль Умберто Нобиле».

– Вставайте, – прошептала женщина и осторожно тронула его за плечо. – Вы меня слышите? Мне пора уходить на работу... Джон, дорогой, вставайте!

– Это ужасно, – пробормотал Андрей, крепче прижимаясь щекой к подушке, и по-английски добавил: – The grandmother has prepared to me for supper a soup from a moustache the cat [1] .

– Простите, я не поняла, – произнесла женщина и медленно присела на край кровати.

– Я спрашиваю, – с ужасным англо-эстонским акцентом произнес Андрей, садясь в постели и закуривая, – где тут есть ближайший банкомат? Я должен дать вам денег...

И без того румяное лицо женщины зарделось. Страдая от стыда, она пожала плечами и ответила, что банкоматов в Эсто-Садке отродясь не было, но если Джон настолько великодушен, что хочет помочь ей материально, то она может оставить ему свой домашний адрес, чтобы он прислал ей деньги из Америки.

«Как же ее зовут?» – силился вспомнить Андрей, напяливая рубашку.

Она, полагая, что американец к этому привык, подала ему кофе в постель. Он, боясь не удержать хрупкое сооружение из блюдца с чашкой, наполненной до краев крутым кипятком, закричал «Ноу! Ноу!» и кивком указал на стол.

Пока он шумно прихлебывал кофе, глядя подпухшими глазами на молочно-белый рассвет, струящийся из окна, она обещала опросить старожилов и найти то место, где когда-то стоял каменный дом с башенками в виде лондонского Биг-Бена. Андрей плохо понимал, о каком доме она говорит и при чем тут Биг-Бен. Он успел забыть о том, как вчера представился этой женщине англичанином эстонского происхождения, который разыскивает в Эсто-Садке руины дома своей прабабушки Матильды Цыбуральской. Его не мучила совесть, он дурил людей всегда легко и непринужденно, чаще без всякой корыстной цели, и это было для него чем-то вроде нескончаемого маскарада, где одну маску он заменял другой.

В тесном умывальнике ему пришлось низко пригнуть голову, чтобы рассмотреть свое лицо в зеркале. «Три балла», – мысленно оценил он физиономию и стал массировать мешки под глазами. О чем ему никогда не надо было беспокоиться, так это о своем приличном росте, о впалом животе, который почему-то приводил женщин в восторг, и о белесых кучерявых волосах, которые не нуждались в расческе и шампуне от перхоти.

Они вышли на крыльцо. Пока женщина запирала дверь на ключ, Андрей незаметно юркнул в калитку и выбежал на улицу. Застегивая на ходу куртку, он добежал до поворота, а потом перешел на шаг. Не останавливаясь, зачерпнул рукой свежего рассыпчатого снега, протер им лицо, затем подпрыгнул, сорвав шишку с ветки сосны, и принялся шелушить ее, отыскивая семечки.