— Я беседовал с ним. И там… в общем, такие не берут деньги, — выдавил Мышинский.

— А-а, неподкупный чертяка? Дьявол… — Жирнов схватился за голову. Затем ударил по столу. — Твою мать! Да как же так?

— Поэтому и надо подождать. Чтобы не рисковать и сделать всё чисто, — промямлил адвокат.

— Месяц… месяц… — забормотал Жирнов, пялясь в стол. Затем перевёл взгляд на Мышинского. — Ладно… Скажи им, что я заплачу деньги.

Тут же загремел замок, и массивная дверь открылась.

— Время! — загрохотал надзиратель, появляясь на пороге.

— Я попробую поговорить с ними… — напоследок ответил адвокат. — Может, получится уменьшить срок.

— Вот когда получится — тогда и скажешь, — зарычал в ответ Жирнов.

Ух, как он разозлился. На судью и прокурора. На всю эту сволочную систему. И особенно на этого таинственного смертничка, который решил, что может угрожать криминальному авторитету.

Вернувшись в камеру и услышав, как дверь за ним с грохотом захлопнулась, он забормотал под нос:

— Я найду тебя. И тогда ты пожалеешь, что родился на свет.

Поместье Смирновых, после обеда.

После плотного обеда, а точнее, изумительного борща, а также тефтелек, которые буквально таяли во рту, я вышел во двор.

Там меня уже встречал Иннокентий Павлович. Умник был бодр, как никогда, и предложил заниматься на свежем воздухе.

Да мне пофиг. Хоть на крыше дома. Главное, чтобы источник увеличивался, и маны в нём становилось больше.

Я же ему передал свежую новость. Рассказал, что скоро экзамен, после которого меня могут перевести в группу постарше.

А батя, наблюдающий, как Захарыч красит беседку, услышал наш разговор и подтвердил мои слова. Рассказал, что будет четыре этапа.

— Замечательно, — довольно причмокнул умник. — Великолепно… А вы знаете условия по нормативам? Владение магией минимального уровня. А что под этим подразумевается? Ведь я могу подготовить ученика, если буду знать, что именно будут проверять.

— Да чёрт их разберёшь, — пожал плечами батя. — Условий мы пока не знаем. Сегодня директор детского сада сказала, что узнает в Бюро Магии о требованиях. Но ответа пока нет.

Кажется, я понял, с какого хрена, спрашивается, эта ведьма так усмехалась.

Никуда она запрос не отправляла. Даже больше — всё она прекрасно знает, просто не сказала из-за вредности.

Но я-то могу узнать. У меня есть свои методы. Пока батя общался с умником, я нашёл воробья, страдающего фигнёй на дереве, как раз напротив кабинета директрисы.

Небольшое приоткрытое окошко будто приглашало в гости. Да и хозяйки не было.

Связавшись с птичкой, я переключился на её зрение и направил временного питомца в кабинет ведьмы.

Через пять минут воробей перерыл все папки, раскидав их по полу. И вот, в очередной тоненькой зелёной книжице, нашёл то, что мне и надо.

Понятно, что скрывалось под определением магии минимального уровня. Всего лишь её визуальное проявление. Причём требований никаких не было. Ну вот и отлично.

— Серёга, а ты чего застыл? — внимательно посмотрел на меня батя.

— Он приручил кого-то, — улыбнулся умник.

Не зря я тебя так назвал. Прошаренный старикан.

— Ах ты, паскудник! — в кабинет зашла ведьма и бросилась в сторону воробья, который расположился посреди бумажного хаоса. — Кыш отсюда!

Я вывел птичку через приоткрытое окошко и разорвал связь.

А затем передал бате и умнику, что прочитал в документе. Слово в слово.

— Ну ты красавец! — воскликнул батя. — Ты что, только что был…

— … в абинете тилектрисы, — тихо ответил я, улыбнувшись.

Батя меня всегда поймёт. Он широко улыбнулся, потрепав меня по голове.

— Хорошо сработано, красавчик, — ответил он.

А старик расплылся в улыбке:

— Тогда вообще не переживайте. Сергей приручит любое животное. Оно спляшет перед комиссией. И поставят галочку. Ему это не составит труда. Да, ученик? — подмигнул он мне.

Я подмигнул в ответ.

После тренировки я засел за книги. Пышка принялась читать мне более подробно про дуэльный кодекс. Всё это я уже слышал, но хотелось закрепить знания. Затем настал черёд этикета, на котором я чуть не уснул.

Но не время спать. Основной проблемой для меня была речь.

И я напросился на очередную прогулку, вызвав Рэмбо. Кто, как не этот мастер риторики может поднатаскать меня в этом деле?

Буква «Р» — вот что мне нужно отточить. Ну и остальные — «Ж», «Щ», «Ч», и ещё по мелочи.

Пышка сидела рядом, в беседке и посматривала в нашу сторону. А я сел на полянке, а рядом расхаживал попугай.

От него шёл устойчивый перегар, что означало — Рэмбо плотно натрескался коньячных конфет.

— Р-РЮМКА! — крикнул он, взмахнув крылом. — ШКУР-Р-РА! ПР-РИБУХНУТЬ!

— Л-юмка, — выдавил я. — Скула…

— ДА НЕ СКУЛА! ШКУР-РА!

Я напряг голосовые связки и протянул:

— С-скул-ла…

— ШКУР-РА! — настаивал попугай.

— Это что у нас за словечки, а? Разве так можно? — запричитала пышка.

— ПР-Р-РОСТИТУТКА! — крикнул Рэмбо.

— Ах ты ж, негодяй! — Лариса сорвалась с места, подбегая к Рэмбо. — Я не позволю так себя называть!

— Мы тленилуемся, — ответил я, улыбаясь. Старался не засмеяться.

— ДА, ТР-РЕНИРОВКА! — посмотрела на неё наглая птичка.

— Понятно, значит, он не мне. Но такие слова тоже нельзя произносить! Серёжа, может, я попробую? — умоляюще посмотрела на меня няня.

— Неть, — категорично ответил я. — С Лэмбо!

— Р-РЭМБО! Р-РЭМБО! — закричал в ответ попугай.

Я вздохнул, поднатужился и ответил:

— Л-л-лэмбо!

М-да, пока безрезультатно. Но мы будем тренироваться каждый день. Каждый. И толк точно будет, я уверен.

После двух часов тренировки я не хотел ни говорить, ни видеть кого бы то ни было. Устал.

Подкрепившись вечерним омлетом из перепелиных яиц, я выдул стакан яблочного сока, а затем, довольный и счастливый, вернулся в детскую.

И снова наивная Лариса Батьковна якобы меня усыпила. Пропев очередную колыбельную, уплыла, прикрывая дверь.

Ну что ж, сегодня мне нужно хорошо постараться. Буду доставать Жирнова по-полной. Никакой пощады!

Но всё-таки мне пришлось отвлечься.

Мой чуткий слух различил чьи-то голоса, раздававшиеся со стороны кухни. Ну-ка, послушаем. Вроде родители. Ну да, точно.

Змейка подобралась к источнику, и я понял, о чём они беседовали.

— … Наташ, если всё выгорит, мы оплатим штраф, — услышал я взбудораженный голос бати.

— Ты серьёзно? — ахнула маман. — Ну-ка, расскажи!

— Помнишь Федориных? — спросил батя. — Ну тех, кто у нас в прошлом году заказал крупную партию артефактов?

— Да, ещё бы… Мы тогда машину купили и ремонт сделали в доме, — ответила маман. — Неужели? Они опять хотят сделать заказ?

— Именно, дорогая. Именно, — ответил батя. — И готовы оплатить хоть завтра. Им позарез нужны артефакты.

— И сколько платят? — спросила мама Наташа.

— За срочность они заплатят больше. Около восьмисот тысяч! Представляешь⁈

— Ты не забывай о зарплатах работникам, — напомнила маман.

— Да помню я. Это не больше сотни. Со всеми надбавками за ночные и переработки. И как раз остаётся на оплату штрафа, — ответил батя. — Ф-фух, если получится, то можно будет ставить красную дату в календаре. День возрождения Смирновых.

— Меньше недели, Ваня, — напомнила мама Наташа.

— Можно успеть, — твёрдым голосом ответил батя. — Поговорю с Мартыновым. Он не откажет. Снабдит работягами, илидием в нужных количествах… И фабрика пять дней будет работать круглосуточно…

Дальше я не слушал. Отозвал змейку.

И эта новость была просто замечательной.

Конечно, я думал насчёт алиби семьи Смирновых.

Когда заберу у Жирнова миллион, этот фекальный отброс общества будет искать, кто это сделал.

И когда родители оплатят крупный штраф, он точно об этом узнает. Жирнов хоть и мудак, но уж точно не тормоз.