— Но если ты бросила меня не из-за любви или не из-за страсти и не потому, что презирала меня, тогда почему?! Пожалуйста, ответь мне начистоту, Джулиет. Мне надо знать.
Она долго молчала, прежде чем вновь заговорила. У нее пересохло в горле, и она тихо произнесла:
— Простая, неприкрашенная истина в том, что я боялась, оставшись в Англии, потерять самое себя. Думаю, что более ясного ответа я тебе дать не смогу.
Росс медленно выдохнул. «Возможно, в словах Джулиет и есть доля правды, хотя сомневаюсь, что она „простая“ или „неприкрашенная“. Во всяком случае, ясно, что она сказала ровно столько, сколько хотела сказать».
В то время как уклончивость Джулиет давала Россу всевозможные варианты ответов, ему надо было обсудить еще один немаловажный момент, прежде чем пускаться в долгое и опасное путешествие вдвоем. Росс прошел через всю комнату и остановился рядом с женой, причем так близко, что ощутил жар ее тела. Она словно согревала собой прохладный вечерний воздух. «Вот она стоит передо мной, такая высокая, грациозная, настоящая ночная греза. Греза из десяти тысяч снов».
— Есть еще кое-что, о чем я желал бы узнать, прежде чем мы заключим перемирие, — пробормотал он.
Шаль Джулиет упала на пол, открывая ее по-кельтски белую кожу. Вокруг витал легкий эротический аромат лаванды. Росс положил руки на плечи Джулиет и притянул ее к себе, просунув большие пальцы под замысловатое туркменское колье и лаская нежные впадинки под ключицами.
Джулиет не пыталась уклониться от поцелуя. Она прерывисто вздохнула и потянулась навстречу его губам, такая рослая, что он лишь слегка наклонил голову. Карлайл обнял жену, а она прильнула к нему всем своим изящным податливым телом.
Двенадцать лет растворились в океане их сердец, и то, что было робким, вопрошающим поцелуем, превратилось в целую вселенную чувств. Вкус и ощущение губ Джулиет были для Росса такими же привычными, как и его собственное тело, и более желанными, чем сама бесконечная жизнь. Он гладил ее округлые бедра и спину, которые так хорошо помнил, и через шелковое платье ощущал, как она вздрагивает и крепко прижимается к нему. Ибо Джулиет не пассивно принимала его объятия: она отвечала ему энергично, со страстью, руки и губы ее стали требовательными и безрассудными, словно этот миг для них был единственным и неповторимым.
Но миг этот очень скоро закончился. Она резко отшатнулась, затрепетав всем телом и изумленно глядя на мужа.
— Нет, Росс, только не это. Больше никогда, — прошептала она.
— Почему никогда? Наш брак был не так уж плох. — Росс поднял руку и ласково провел по нежным впадинкам и выступам на лице Джулиет. — Разве ты не помнишь?
— Я помню, — срывающимся голосом произнесла она. — Но я хотела бы забыть.
Он уронил руку. Какое-то мгновение Джулиет стояла неподвижно, как статуя. Потом, словно освободившись от чар, которые ненадолго околдовали их обоих, она повернулась и взяла одну из ламп. Движения ее были скупы. Она покинула комнату, ни разу не оглянувшись.
Росс на секунду закрыл глаза, убеждая себя, что не умрет от сексуальной неудовлетворенности, даже если очень этого захочет. За все эти двенадцать лет он понял, что от воздержания не умирают. Он намеренно сосредоточился на синяках и порезах, которые получил в столкновении с туркменами, понимая, что физическая боль в настоящее время должна преобладать над всеми иными чувствами. И все же, несмотря на то что у него болели каждый мускул, косточка и сухожилие, он рассматривал стычку с азиатами как истинное удовольствие по сравнению с ужином в обществе давно утраченной жены. Прошло всего несколько часов с тех пор, как он снова встретился с нею, а он чувствовал себя так, словно за эти полдня постарел на полвека.
Невероятным усилием воли он стал возводить барьер отчуждения, чтобы снова обрести способность действовать. Он весьма преуспел в умении мысленно отделять себя от эмоций и вскоре отдалил себя уже достаточно, чтобы абстрактно восхищаться основательностью Джулиет. «Всего лишь несколькими скупыми словами она не только отвергла меня сейчас, но и отказала мне в наших прошлых отношениях. Энергичная она женщина, эта Джулиет».
Он машинально выключил все лампы, кроме одной, потом выключил и ее и покинул кабинет. Несмотря на то что он внимательно смотрел, куда идет, когда его провожали на обед, было легко повернуть не туда, куда нужно, поэтому Россу пришлось потратить немного времени, чтобы отыскать дорогу назад. И шествуя длинными пустыми коридорами, Росс как ученый деловито анализировал происшедшее.
Он питал искреннюю страсть к отдаленным частям света, но в то же время всегда отдавал себе отчет в одной-единственной причине своих неутомимых странствий. Это была смутная надежда, что когда-нибудь где-нибудь он снова встретит Джулиет. Не для того, чтобы полюбить ее вновь, и, уж конечно, не для того, чтобы возненавидеть, но из-за мучительного ощущения незавершенности, которое она оставила.
«И вот сегодня благодаря чистейшей случайности я нашел ее, и в результате дверь в прошлое оказалась безоговорочно закрыта». Где-то в глубине души он смутно предполагал, что Джулиет убежала, повинуясь какому-то неясному импульсу, а потом просто не знала, как вернуться. «И если бы мы встретились снова, у нас появился бы шанс начать все сначала».
Теперь же эта слабенькая, никогда полностью не принимаемая во внимание возможность погибла. К тому времени, когда Росс добрался до своей комнаты, он уже терзался мучительным подозрением: «Наверное, я не способен вдохновлять женщину и удерживать ее романтическую любовь. Я могу любить, и меня могут любить друзья и родные, но мне не дано строить и сохранять глубокие чувства между мужчиной и женщиной. Все это за пределами моих возможностей».
Учитывая высокое происхождение и состояние, Россу было нетрудно найти и удержать возле себя жену, которая по социальным меркам вполне бы его устроила. Однако он мечтал о большем: он хотел жену, которая была бы ему равной, была бы товарищем во всех делах. Между родителями Росса существовали как раз подобные отношения, они были партнерами, и Росс считал это в порядке вещей, пока не узнал жизнь и не увидел, сколько разновидностей брака существует. Большинство браков такого рода его не привлекало.
Для него существовали только две женщины, которых он мог представить себе в роли своей жены. Одна из них — кузина Сара. В молодости она казалась ему своей половинкой, хотя она рассматривала его только как брата. Со временем он решил, что всему виной их совместное времяпрепровождение в детстве. И Росс смирился с тем, что Сара никогда не будет испытывать к нему романтических чувств.
Джулиет сначала показалась ему не такой, как Сара. Она поверила, что любит его, и отдалась ему полностью, безоговорочно доверяя во всем. Их дурманящую близость Росс воспринимал как огромную награду, как воплощение мечты. Однако прошло несколько месяцев, и все изменилось. Веселая от природы Джулиет как-то потускнела, стала смотреть на него мрачными, исполненными трагизма глазами.
«Я понимал: что-то не так, но до меня не доходило, что дело в том, что ее любовь ко мне умирает. Или скорее всего Джулиет никогда не любила меня: когда-то я был уверен, что она меня любит, но после ее бегства я больше не могу быть ни в чем полностью уверен».
Они начали ссориться, чаще всего по поводу путешествия на Средний Восток. Джулиет очень хотела поехать туда, однако Росс медлил из-за болезни горячо любимого крестного отца. Она стала отпускать язвительные замечания по поводу задержки, очевидно, страшась того, что они вообще не поедут. Потом он совершил ошибку: уехал с визитом к крестному отцу, оставив Джулиет дома одну, поскольку она заявила, что неважно себя чувствует. А когда вернулся, ее уже не было.
Из опыта прожитых лет Росс мог с легкостью сделать вывод, что именно из-за неопытности и юности Джулиет спутала страсть с любовью. Он заставил ее стремительно выйти замуж, не дав ей времени для сомнений. Однако она недолго мучилась сомнениями. Любая другая была бы рада остаться с ним хотя бы ради богатства и добропорядочности. Любая, но не Джулиет. «И несмотря на то что сегодня с донкихотской галантностью она признала, что наш брак не сложился по ее вине, мне-то виднее. Правдивая, как клинок, и такая же неумолимо честная, Джулиет предпочла оставить мужа, чем жить во лжи».