От этих слов Росс насторожился еще сильнее: «Может, наиб пытается спровоцировать меня на неблаговидный поступок, а может, желает продать себя подороже. В любом случае доверять ему нельзя».

— Я не являюсь официальным представителем всего правительства и приехал сюда не для того, чтобы подстрекать к бунту против эмира Бухары. Я всего лишь интересовался судьбой своего брата и теперь вполне удовлетворен.

— Вы не доверяете мне, правда? — проницательно заметил Абдул Самут Хан. — Правильно, мудрый человек всегда осторожен. Но я был другом майора Камерона. Смотрите, он собственной рукой написал благодарность за все, что я для него сделал. — Он сунул руку в халат, извлек листок бумаги и вручил его Россу.

Росс почувствовал, как у него от ужаса пробежали мурашки по спине. На бумаге неровным, но узнаваемым почерком Иана было начертано: «Я пишу этот документ, чтобы удостоверить, что наиб Абдул Самут Хан оказывал мне добрые услуги». Перечислив благодеяния наиба, Иан закончил словами: «Я, Иан Торквил Камерон, подписываю это в Бухаре, четырнадцатого сентября 1840 года от Рождества нашего Господа Иисуса Христа».

Письмо от мертвого человека. Слегка дрожащими руками Росс, сложив бумагу, вернул ее наибу.

— От имени родных майора и сам я выражаю вам глубокую признательность за все, что вы для него сделали.

Абдул Самут Хан мрачно кивнул.

— И так же, как я был другом ему, я буду другом и вам.

«Может быть», — подумал Росс. Однако несмотря на слова наиба, он не торопился доверять ему.

После того как Росс ушел на встречу с наибом, Джулиет отправилась на поиски съестного. В конце концов она нашла кухню и примыкавшую к ней комнату, где обедали слуги. Реза уже был там и радостно поздоровался с ней. Кроме Резы, Джулиет не разговаривала ни с одним из слуг, она просто съела хлеб, выпила чай и ушла. Как всегда, к ней присматривались с любопытством, но она проигнорировала все попытки завязать с ней разговор, и к ней больше никто не приставал.

Настоящие испытания начались, когда она покинула главные ворота домовладения наиба и вошла под арку.

Вооруженный мечом и копьем охранник мгновенно заступил ей дорогу и пролаял:

— Стой!

Джулиет остановилась, но не отступила. Опустив руку на рукоятку кинжала, она уставилась сверху вниз на охранника, который был на несколько дюймов ниже ее, и спросила на своем гортанном персидском:

— Я что, пленник?

Охранник замялся, не зная точно, каков статус этого тарги. Потом, видимо, решив, что дикий слуга ференги ничего особенного собой не представляет, он отступил в сторону.

Не оглядываясь, Джулиет с важным видом направилась по улице, словно давно знала, куда идти. Салех нарисовал ей карту города, отметив главные улицы и строения, и теперь ей хотелось как можно быстрее сориентироваться. К счастью, ярко-бирюзовый купол главной мечети оказался прекрасным ориентиром, и она двинулась к Регистану.

Куда интереснее было наблюдать жизнь города идя по улицам, нежели со спины верблюда. Умеренность в одежде здесь не почиталась добродетелью, и все, кто мог себе позволить, носили халаты из ярких икатских шелков. Шелка эти были самым знаменитым бухарским товаром, ибо город славился производством шелка и являлся важнейшим оазисом на всем древнем Шелковом пути.

Салех когда-то рассказывал Джулиет, что многие семьи выращивают шелковичных червей, выводят яйца, кормят нежными листьями тутовника прожорливые личинки, а потом терпеливо собирают ценные коконы. Улыбнувшись, он тогда еще добавил, что единственное, о чем он не жалел, покинув дом, где прошло его детство, — это шелковичные черви.

В центре Регистана Джулиет попробовала на вкус смесь размельченного льда и виноградного стропа, которая называется «рахат-и-джан». «Восхитительная вещь!» — отметила она.

Умело сооруженные погреба позволяли бухарцам наслаждаться напитками со льдом на протяжении целого лета. В Британии такой роскоши Джулиет не встречала. Но с другой стороны, в Британии лед никому не нужен, скорее наоборот.

Она с трудом обошла всю площадь и направилась по узкой искривленной улочке, собираясь разыскать квартал Джуйбар, где жил брат Салеха. Умело сориентировавшись с помощью карты, Джулиет добралась до места, практически не заплутав.

Брат Салеха, Тура, был мастером-ткачом, и дом его свидетельствовал о процветании торговцев шелком. Слуга, который открыл дверь Джулиет, уже был предупрежден на ее счет, поэтому ее немедленно проводили в обставленную дорогой мебелью комнату, где Мурад с Салехом наслаждались чаем с ароматом кардамона.

Все трое обменялись такими пылкими приветствиями, словно прошло несколько месяцев с тех пор, как они расстались, а не каких-то двадцать четыре часа.

Салех пребывал в превосходном расположении духа оттого, что почти через тридцать лет встретился со своим братом, однако он сочувственно нахмурился, выслушав Джулиет и узнав, что слухи о смерти Иана Камерона подтвердились. Он в свою очередь, со слов брата, поведал об эмире, о его опасной непредсказуемости и ядовитой атмосфере всеобщей подозрительности и нетерпимости, которую намеренно насаждал правитель. Хорошо, что Джулиет с Россом проявили ночью осмотрительность, ибо в доме Абдул Самут Хана наверняка было немало шпионов. И вполне возможно, что они служили разным хозяевам.

Разговор с Салехом отрезвил ее, и когда Джулиет вышла, оказалось, что она теперь не испытывает особого энтузиазма знакомиться с этим новым для нее экзотическим городом. Чем больше она узнавала о Бухаре, тем больше понимала, какой опасной была здесь ситуация. «Росс знал это с самого начала, и тем не менее у него хватило мужества приехать сюда. Он всегда был терпеливым и обладал сдержанностью, которой мне так не хватает», — подумала женщина и решила во всем брать пример с мужа.

Последовавшие затем полные переживаний дни почти свели на нет решимость Джулиет. Она могла свободно перемещаться по городу, бродить где ей вздумается, но Росс, как они и подозревали, оставался кем-то вроде почетного гостя и пленника. Несмотря на то что ему было дозволено осматривать город, его повсюду сопровождали трое вооруженных придворных, якобы затем, чтобы охранять ференги.

Россу было также разрешено принимать гостей, и нескончаемый ручеек посетителей устремился к дому наиба. Среди гостей встречались и такие, с кем он познакомился здесь восемь лет назад; они рады были возобновить знакомство. Здесь были муллы-мусульмане, евреи-красильщики, банкиры-индусы, и все они приходили в восторг от возможности поговорить с ференги. Пару раз являлись исламские фанатики, пытаясь добиться, чтобы он как-нибудь оплошал, но Карлайл ловко избегал расставленных ими сетей.

Эмир посылал к Карлайлу и своих эмиссаров, они интересовались преимуществами европейской технологии и ведением сельского хозяйства.

— Неужели в Англии нет верблюдов? — недоверчиво спросил один из них.

Они затрагивали вопросы медицины и искусства, торговли и истории, спрашивали, может ли королева Виктория казнить любого человека по своему усмотрению. Как-то раз Росс продемонстрировал свое умение покрывать серебром зеркало и отправил результат этого опыта Насрулле. Как впоследствии сказал наиб, эмир с великой радостью принял подарок.

Джулиет в основном проводила время в Бухаре, но нередко она молча сидела в уголке главной приемной дома наиба во время всех этих «приемов», как их иронически называл Росс. Джулиет не уставала поражаться широте его познаний, ибо он никогда не терялся, если ему приходилось что-нибудь объяснять. Они были в Бухаре уже три недели, и вот, вернувшись ранним вечером с прогулки, Джулиет обнаружила посланца от эмира, который расспрашивал Росса о колдовстве в Англии.

Не моргнув глазом, Росс упомянул «Акт Черной магии», затем поведал легенды о друидах и средневековых судах и пытках, а потом перешел к эволюции англо-саксонского общего права. Он все еще продолжал свое повествование, когда появился Абдул Самут Хан и вежливо пригласил гостя к обеду.