— Поскольку майор Камерон был прислан из Индии, следовало обратиться к генерал-губернатору, если возникли какие-то сомнения. Сама королева явно решила не отвечать, особенно при таких обстоятельствах, когда Бухара удерживала в плену ее офицера.

Наиб смущенно продолжал излагать свою версию:

— Однако Камерон настаивал, что служит королеве, а она не захотела защитить его. Что оставалось думать моему господину?

Росс усомнился, понимает ли эмир, насколько громадна и сложна Британская империя. Скорее всего нет, иначе не стал бы ждать личного ответа от британском монарха. Но так же вероятно, что незнание этого явилось предлогом для совершения убийства. Тем не менее Росс решил выяснить все до конца:

— Вы сказали, что майора Камерона взяли с поличным как шпиона. А что он делал? Он никогда не поступал бесчестно.

— Он пытался тайком переправить письма из тюрьмы.

— И эти письма свидетельствовали об измене?! Он сообщал что-то такое, что могло бы принеся вред Бухаре?

Наиб отвел взгляд.

— Да, так оно и было.

— Раз майор Камерон находился в тюрьме, — спокойно продолжил Росс, — то он наверняка просто-напросто пытался известить родственников и военачальников о своем положении. Это же так естественно.

Не глядя в глаза гостю, Абдул Самут Хан ответил:

— Возможно, это и естественно, но отнюдь не мудро. Письма любого ференги всегда проверяют с особым пристрастием.

«Наверное, оттого, что никто не умеет более-менее сносно читать по-английски, чтобы определить, есть ли в тексте что-либо крамольное, — с горечью подумал Росс. — Эта дискуссия ничего не даст, ибо Абдул Самут Хан по долгу службы обязан защищать позицию своего правителя». Решив перейти к вопросам, более существенным для родных Иана, он спросил:

— А как умер майор Камерон?

Глаза хозяина заблестели.

— С великим мужеством. Он провел в Черном колодце несколько месяцев, и перед смертью он выглядел белым, как снег, весь покрытый язвами. Он щурился от яркого солнца, но стоял прямо, сделал знак креста у себя на сердце и провозгласил, что умирает, как христианин. Палач отсек ему голову одним ударом, он умер быстро, без боли. Это было такое завораживающее зрелище!

Росс мрачно кивнул. Сообщение наиба совпадало с тем рассказом, что ему поведал в караван-сарае Серахса Абдул Вахаб.

Наиб простер руки.

— А что мы могли сделать? Наверное, произошла ошибка, и письмо эмира или ответ вашей королевы затерялись, ибо дорога в Англию долгая и опасная. Весьма сожалею, но майор Камерон уже мертв. Как вы думаете, ваши соотечественники накажут Бухару за неумышленную ошибку?

«Если эмир считает, что нашим нациям не удастся примириться, то ему незачем будет сохранять мне жизнь, зато появятся доводы в пользу того, чтобы посадить меня в тюрьму или убить», — подумал Росс.

— Учитывая то, что вы сказали, все это очень прискорбно, но нельзя же развязывать войну из-за недоразумения, — осторожно произнес Карлайл. — Возможно, эмир отправит со мной в Англию посла, дабы выразить свое сожаление. Этот инцидент сможет послужить упрочению отношений между двумя нашими странами.

Наиб расцвел.

— Какая замечательная мысль! Я поделюсь ею со своим господином. — Он поднялся на ноги. — Пойдемте, я покажу вам сад. Здесь так хорошо по утрам!

Росс покорно последовал за ним. У дверей их встретил огромный узбек в военной форме.

— Лорд Кхилбурн, — обратился к Россу Абдул Самут Хан, — познакомьтесь с явиром Шахид Махмудом. Он капитан моей домашней охраны и будет нести ответственность за вашу безопасность.

Другими словами, это был главный тюремщик Росса, по званию явира сравнимый с британским майором. Шахид имел вполне командирский вид: крепкий, мускулистый человек, довольно высокий для узбека — всего на пару дюймов ниже Росса. Судя по его хмурому лицу, он не жаловал ференги, хотя, представляясь Россу, попытался выдавить из себя несколько скупых приветствий.

Росс удалился вместе со своим хозяином, спиной чувствуя испепеляющий взгляд явира. «Не надо быть слишком проницательным, чтобы понять, что этот человек весьма опасен: судя по выражению его лица, он способен принять взятку, а потом обвинить давшего ее в измене».

Они шли по парковой дорожке, и Абдул Самут Хан, грациозно взмахивая руками, обращал внимание гостя на цветы.

— Есть старинная персидская пословица, быть может, вы ее знаете? «Если у вас есть две буханки хлеба, продайте одну и купите гиацинт».

— Я ее слышал. Очень мудрая поговорка, — ответил Росс, гадая, что у наиба на уме. Вряд ли он решал философские проблемы.

Сад занимал огромную территорию, и когда они удалились на почтительное расстояние от дворца, наиб как-то разом подобрался. Повернувшись к Россу, он с жаром заговорил:

— В доме я не мог говорить свободно, ибо бухарцы — нация шпионов. Рабы подглядывают за хозяевами, уличные мальчишки выдадут любую информацию тому, кто им заплатит, мужья не вольны высказатъ свои мысли женам в постели, не опасаясь быть услышанными. Я персиянин, вы знаете, у меня есть враги, ибо многие завидуют моему влиянию на эмира. По этой причине я должен быть вдвойне осторожен, но должен сказать вам, что казнь вашего брата была ужасным деянием. Он был совершенно безгрешен, не совершил никакого преступления, а его приговорили к смерти.

Наиб невинными глазами посмотрел на своего гостя, и Росс мгновенно почувствовал, что доверять ему нельзя: «Возможно, мой хозяин искренне считает, что Иана казнили по ошибке, но он находится на службе эмира. Нельзя забывать об этом».

— Смерть Иана очень опечалила меня, — сдержанно произнес Росс, — но из ваших слов следует, что казнь явилась результатом недоразумения, а не дьявольских происков.

— Я пытался отговорить эмира, предлагал ему пятьдесят тысяч дукатов за освобождение Камерона, однако Насрулла ответил, что майор — шпион, а шпион должен умереть. — Абдул Самут Хан украдкой поглядел на Росса. — Я небогатый человек и, заплатив такую сумму, наверняка разорился бы, но я не сомневался, что королева возместила бы мне ущерб. Как вы думаете, жизнь его стоила пятьдесят тысяч дукатов?

— Оценить человеческую жизнь невозможно, но я знаю, что мое правительство ни за что не заплатило бы такую сумму, — твердо проговорил Росс. — Это сочли бы выкупом, и стоило только раз согласиться, как это повсюду в мире поставило бы под угрозу жизнь и свободу любого английского путешественника.

Наиб, казалось, был немало озадачен такими доводами и тем не менее все же рискнул спросить:

— Но если не королева, может быть, семья Камерона оплатила бы свободу майора?

Росс покачал головой: разговор о деньгах тревожным звоном отдавался у него в голове.

— Камероны принадлежат к старинному роду, они блестящие воины, но семья их небогата. Даже если бы они захотели, то все равно не смогли бы заплатив такую громадную сумму.

Абдул Самут Хан, похоже, был разочарован.

— Но ведь вы лорд, а он был вашим родственником, и наверняка ваши родные могли выкупить его и вернуть домой, как поступили бы, если бы в плену держали вас.

Росс понял, что они добрались до главного. По всей видимости, наиб хотел узнать, во сколько можно оценить жизнь Карлайла. «Что ж, придется лгать», — решил он.

— Если бы меня посадили в тюрьму, то мои родственники оплакивали бы меня, но не стали бы пытаться купить мне свободу, ибо решили бы, что на все — Господня воля. Я далеко не единственный сын, и мой отец счел бы несправедливым разорить остальных детей ради спасения моей ничтожной жизни.

Наверное, он говорил весьма убедительно, поскольку наиб разочарованно вздохнул:

— Жаль. — Потом он лукаво прищурился. — Говорят, Насрулла, став эмиром, некоторое время поступал по справедливости и был религиозен, но потом стал тяготеть к жестокости и мальчикам-танцорам. Он как бородавка на заду Туркестана. Хорошо бы британское правительство прислало войска в Хиву и Коканд, чтобы те убедили ханов выступить против Бухары. А если королева даст скромную сумму денег, например двадцать или тридцать тысяч дукатов, то и я, главный артиллерист, окажу поддержку при вторжении.