— Топоры должны быть, но ломать ящики…

— Да мы аккуратно. Всего один, Только разведем огонь, а потом уж нарубим веток.

Через полчаса метрах в пятидесяти от самолета под прикрытием невысоких деревьев пылал большой костер.

— Чем больше, тем быстрее нас заметят, — подбадривал майор Шлимман Мартина и молодого формана — нижнего чина трудовой службы по имени Николаус, рубивших топорами поломанные березки. — Зря мы расположились между деревьями. Надо было на поляне.

Набросав возле костра толстый слой радовских комбинезонов, они уложили на них обоих раненых летчиков, прикрыв каждого сверху еще парой комплектов. Сами уселись на тюки, наслаждаясь жаром разгоравшегося пламени и еще раз подаренными им судьбой жизнями.

— А ведь там должна быть пара коробок с тушенкой, господа, и одна с шоколадом, — вспомнил Раус.

— Что же вы раньше молчали? — подскочил майор. — Может, у вас и выпивка припрятана? Нет? Жаль Давай-ка, Николаус, возьми фонарь и сбегай. Это, должно быть, те зеленоватые картонные коробки цвета влюбленной жабы, как говорят французы, — рассмеялся Шлимман.

Окончательно пришедший в себя ветеринар Клеффель поддержал майора дребезжащим смешком.

— А вы-то что забыли в Кануково? — спросил майор арбайтсфюрера Рауса. — Разве ваших парней Гирль[32] еще не убрал с Восточного фронта?

— Их потихоньку вывозят, но некоторые батальоны пока остаются, — ответил тот. — Вообще-то мы летели дальше. Будем строить взлетно-посадочные полосы для снабжения 6-й армии. Завтра с утра, господа, как рассветет, я попрошу вас помочь разобраться с нашими инструментами. За них с меня голову снимут,

Хрустя ветками, к костру подошел Николаус с двумя коробками. Мартин бросил ему свой нож, и он стал вспарывать картон. Когда каждый получил по открытой банке тушеной телятины, разговор еще более оживился. Неминуемо он коснулся Сталинграда и окруженной несколько дней назад в его окрестностях армии.

— Ерунда, — говорил с набитым ртом Шлимман, — Манштейн и Гот разорвут кольцо. Дайте только срок. Если бы не итальянцы и венгры с румынами, этого бы ничего не случилось. С такими союзниками на флангах только крути головой — как бы оттуда чего не прилетело, А что касается иванов, то у них не осталось резервов. Это я вам как офицер Генштаба говорю. А ты что обо всем этом думаешь, Мартин?

— Я здесь недавно и не вполне еще разобрался в обстановке, господин майор.

— Давай без «господин майор», мы же не на докладе у начальства. Вы с ветеринаром, я вижу, из одной части? Куда направлялись?

— В деревню Заветное. Это километров пятьдесят на юг от Кануково. Командование решило увести из-под носа у румын пару сотен русских лошадей, Здешняя порода, говорят, привычна к холоду и неприхотлива.

— Заветное… Заветное… — стал припоминать штабист. — Знакомое название. Кстати, Мартин, все хотел спросить, почему вы, горцы…

Послышался треск сучьев. Майор замер с открытым ртом и полупустой консервной банкой в руке. Мартин резко обернулся — со всех сторон их окружали люди в рыжевато-серых шинелях без погон и в овчинных шапках-ушанках. Некоторые из них наперевес держали автоматы с круглыми магазинами под ствольной коробкой, большинство остальных — винтовки. «Русские, — отрешенно подумал Мартин, — вот тебе и семьдесят километров».

— Хенде хох! Карпов, забери у них оружие. Вместе с ремнями! Сабуров! Возьми людей и осмотри самолет. Да поосторожней там.

Немцев заставили расстегнуть шинели и куртки и стали обыскивать. Документы относили тому, кто стоял с револьвером в руке и отдавал распоряжения. На его треугольных петлицах Мартин разглядел по три маленьких металлических прямоугольника, означавших, что это офицер в звании старшего лейтенанта.

Потом их отделили от троих летчиков, построили в колонну и повели.

— Карпов! Пусть опустят руки.

— А как это по-ихнему?

Метров через сто они вышли на проселочную дорогу. Шли молча. Для Мартина и четверых его сотоварищей плен был вторым потрясением в течение часа. Они не знали, что за последние сутки русские значительно продвинулись на этом участке, образовав выступ между 4-й румынской армией и центральной немецкой группировкой, направленной на соединение с окруженными войсками Паулюса. Как раз на этот, только что занятый свежими сибирскими дивизиями выступ и упал их «хейнкель».

Минут через сорок впереди появилась река с остатками почти полностью разрушенной деревни по берегам. Фронт прошел здесь пару месяцев назад, задев эти места правым флангом, когда немецкий клин с 6-й армией на острие рвался к Волге. Теперь Красная Армия, оставив добившихся своей цели тридцать немецких дивизий в развалинах Сталинграда, пошла назад, проламывая слева и справа оборону румын и итальянцев. Линия фронта выгибалась огромной дугой, грозя окружением уже целой немецкой группы армий под названием «Дон».

По поперечной дороге мимо сгоревших изб и далее, через наведенный саперами мост, проезжали машины с пушками, проходили колонны солдат. «Нет резервов, — зло подумал Мартин, глядя в спину идущего впереди майора. — А это что? Призраки?»

Они действительно походили на призраков. Двигались тихо, в слабом лунном сиянии, с выключенными фарами, даже без папиросных огней, К рассвету эти войска должны были стать для кого-то полной неожиданностью.

— Карпов! Давай их сюда.

Пленных завели в небольшой двор с уцелевшими стенами сарая и остатками забора.

— Жди тут. Я пойду за машиной, — сказал офицер. — Смотри, головой отвечаешь.

Сержант по фамилии Карпов обошел сарай кругом, светя фонариком, затем дал знак пленным зайти внутрь С ним осталось пятеро бойцов. Четверых он расставил вокруг по углам, а сам с пятым попытался приладить на место сломанную дверь.

Внутри сарая на земляном полу лежали остатки сгоревшей крыши. Мартин увидел возле стены что-то похожее на верстак, рядом — заваленную головешками длинную скамью. Он очистил ее, смел куском обгорелой мешковины грязь и предложил остальным садиться.

— Послушай, Мартин, — обратился к нему майор и отвёл в сторону от других, — мне срочно нужно избавиться от одной штуки. Это очень важно!

— В чем дело?

— В моем сапоге… ну, в общем… карта. Моя личная карта, на которую я наношу расположение войск. — Он увидел округлившиеся глаза лейтенанта. — Но я же не знал, что эти олухи залетят на вражескую территорию! — стал шепотом оправдываться штабист, — Ты только прикрой меня от тех двоих или отвлеки их, — он кивнул в сторону русских, — а я засуну ее в какую-нибудь щель.

Мартин покачал головой, посмотрел на закуривающего сержанта, потом на майора и, секунду помедлив, направился к русским.

— Тебе чего? — спросил подошедшего немца сержант.

Приложив два пальца к губам, Мартин дал понять, что просит закурить.

— Ща-а-ас, — протяжно произнес Карпов, переглянувшись с бойцом, — только сбегаю подмышки побрею. A за кофейком не сгонять? Иди давай. Отдыхай пока.

Они приставили на место дверь и стали подпирать ее снаружи куском обгоревшей доски. Несмотря на отсутствие окон, в сарае, напрочь лишенном крыши, от этого не стало темнее. Мартин вернулся к Шлимману.

— Порядок, — шепнут тот.

— Вы ее порвали? Нет? Что? Провалилась в щель? Тогда сомневаюсь, что порядок, — тихо говорил Мартин. — В темноте они не разглядели ваши малиновые лампасы, майор, а как разглядят, перевернут здесь все вверх тормашками.

— Что же делать?

Мартин обернулся на дверь — за ними никто не подсматривал. Припомнив, что под сапогами что-то хрустело, он нагнулся и стал шарить в полумраке. Наконец он подобрал с земли осколок бутылочного стекла с острой как бритва кромкой. Поискал в золе и мусоре еще и нашёл второй.

— Эй, Николаус, — тихо позвал он молодого трудовика и протянул ему стекло, — спарывай с майора лампасы с той стороны, а я буду с этой. А вы, Шлимман, распахните свою шубу, не дергайтесь и наблюдайте за дверью.

Они с Николаусом сели на корточки по обе стороны от майора, и каждый принялся отрывать две тридцатитрехмиллиметровые темно-красные ленты с каждой стороны его штанов. Ленты были пришиты на совесть, но церемониться особенно не приходилось. Мартин рвал их, подрезая стеклом вытянутые нитки При этом он особенно не щадил добротную шерсть офицерских галифе. Потом он заставил майора вытащить одну ногу из сапога, и тот стоял, как цапля, держась за их плечи. Оторванные ленты Мартин засунул штабисту в носок, затем проделал то же самое с другой ногой.