Нелегкое время.

А если честно — жуткое. После этого интервью в газете Люк совершенно замкнулся в себе. О случившемся он не говорит, атмосфера в доме все напряженней, и как с этим быть, я не знаю. Несколько дней назад попробовала купить успокаивающие ароматизированные свечи, но они воняли исключительно стеарином. Вчера занялась фэн-шуй — переставляла мебель, чтобы сделать дом гармоничным. Но Люк вошел в гостиную как раз в тот момент, когда я засандалила ножкой дивана по проигрывателю DVD, так что желаемого эффекта я не достигла.

Как бы я хотела, чтобы Люк доверился мне — как в «Бухте Доусона»[12]. Но стоит мне сказать: «Ты не хочешь поговорить?» — и похлопать по дивану, он, вместо того чтобы ответить: «Да, Бекки, мне надо поделиться с тобой некоторыми переживаниями», или просто не обращает па меня внимания, или торопливо заявляет, что у нас кончился кофе.

Я знаю, что Люк пытался дозвониться до матери, но пациентам в этой дурацкой швейцарской клинике запрещено пользоваться мобильными телефонами. И еще я знаю, что сотрудница, которую перевели в фонд Элинор Шерман, снова трудится в «Брендон Комыоникейшнс». Впрочем, стоило мне заикнуться на эту тему, как Люк ушел от разговора. Будто не мог заставить себя признать случившееся.

Единственное, с чем сейчас все в порядке, — это приготовления к свадьбе. Мы с Робин несколько раз встречались с дизайнером. Его придумки по оформлению зала — просто фантастика! А потом мы еще дегустировали десерты в «Плазе», и я чуть не потеряла сознание от изобилия восхитительных пудингов, и пирожных, и шампанского. Официанты были сама почтительность, и чувствовала я себя как принцесса…

Но если совсем честно — даже со свадьбой все не так чудесно и безмятежно, как следовало бы. Даже когда мне подносили на золоченой тарелке печеные персики с фисташковым муссом и анисовыми бисквитами, чувство вины донимало меня, как солнце, ранним утром забирающееся под одеяло.

Когда я выложу все маме, мне станет гораздо легче.

Не то чтобы мне есть за что себя грызть. Я ведь все равно ничего не могла поделать, пока они были в Озерном крае, верно? Только законченная эгоистка станет отравлять родителям отдых. Но завтра они вернутся. И вот что я сделаю: позвоню маме и очень спокойно скажу, что действительно высоко ценю все, что она сделала, и пусть не считает меня неблагодарной, но я решила…

Нет. Мы с Люком решили.

Лучше не так. Что Элинор любезно предложила… И мы решили принять…

Черт. Внутри все переворачивается при одной мысли об этом.

Ладно, не стоит изводить себя раньше времени. Не собираюсь же я выступить с отрепетированной, напыщенной речью, Гораздо лучше, если все получится спонтанно и непринужденно.

Когда я прихожу в «Берниз», Кристина разбирает вечерние жакеты.

— Привет! Ты подписала для меня письма?

— Что? — рассеянно переспрашиваю я. — Ой, извини. Забыла. Сегодня же подпишу.

— Бекки? — Кристина внимательно смотрит па меня. — У тебя все хорошо?

— Все прекрасно! Просто… сама не знаю. Свадьба…

— Я вчера видела Индию из ателье для новобрачных. Она сказала, ты отложила платье у Ричарда Тайлера?

— Так и есть.

— Но я поклясться готова, что позавчера ты говорила Эрин о платье от Веры Вонг.

Я отвожу взгляд и тереблю молнию на сумке.

— Понимаешь, я присмотрела не одно платье.

— А сколько?

— Четыре… — Вовсе необязательно докладывать о пятом, из «Кляйнфелд».

Кристина заливается смехом.

— Бекки, больше одного платья ты надеть все равно не сможешь! В конце концов придется остановиться на одном-единственном, ты же знаешь!

— Знаю, — произношу я слабым голосом и ныряю в свою примерочную, прежде чем Кристина успевает сказать еще что-нибудь благоразумное.

Первая моя клиентка сегодня — Лорел. У них намечается корпоративный уик-энд, стиль одежды — «небрежный». А по понятиям Лорел, «небрежный» — это тренировочные штаны и футболка.

— Выглядите дерьмово, — объявляет она, едва переступив порог, — Что стряслось?

— Ничего! — Я жизнерадостно улыбаюсь. — Просто я сейчас немного перегружена.

— Разборки с матерью? Что такое?

— Нет… — осторожно произношу я. — А почему вы так решили?

— Это в порядке вещей, — говорит Лорел, сбрасывая пальто. — Все невесты цапаются со своими матерями. Если не из-за церемонии, так из-за цветов. Я в свою запустила чайным ситечком: она без спросу вычеркнула из списка приглашенных трех моих друзей.

— Правда? Но ведь потом все уладилось?

— Мы пять лет не разговаривали.

— Пять лет? — Я смотрю на Лорел расширенными глазами. — Из-за какой-то свадьбы?

— Бекки, свадьбы какими-то не бывают. — Лорел берет кашемировый свитер. — Какая красота.

— Да, — бормочу я рассеянно. А вот теперь мне действительно тревожно.

Что, если мы поссоримся с мамой? Вдруг она по-настоящему оскорбится и объявит, что больше не желает меня видеть? Вот у нас с Люком уже дети, но бедняжки навеки отлучены от бабушки с дедушкой. На каждое Рождество бедные малыши готовят подарки для бабушки и дедушки Блумвудов — просто так, на всякий случай, но подарки так и остаются под елкой, нераспакованные, и мы тихонько убираем их, и однажды самая младшенькая спрашивает: «Мамочка, а почему бабушка Блумвуд нас ненавидит?» — а я сглатываю слезы и говорю: «Дорогая, она не ненавидит нас. Просто она…»

— Бекки? Что с вами?

Я возвращаюсь в день нынешний и обнаруживаю, что на меня с участием смотрит Лорел.

— Вы совсем на себя не похожи. Может, вам стоит отдохнуть?

— Все отлично! Правда. — Я вооружаюсь профессиональной улыбкой. — Вот… юбки, которые я подыскала. Давайте попробуем эту бежевую с белой блузкой…

Лорел меряет то одно, то другое, а я киваю и комментирую невпопад, потому что мысли мои по-прежнему заняты мамой. Кажется, я настолько углубилась в эту неразбериху, что совсем утратила чувство реальности. А вдруг она психанет, когда узнает про чертову «Плазу»? Или не психанет? Как тут угадаешь!

Взять хотя бы Рождество. Я думала, маму сразит то, что мы с Люком не приедем к ним на Рождество, и я целую вечность набиралась храбрости, чтобы ей это выложить. А мама, к моему изумлению, отнеслась к новости вполне безмятежно — сказала, что они с отцом чудесно проведут праздник с Дженис и Мартином и мне не из-за чего беспокоиться. Может, и в этот раз получится так же? Объясню ей все, а она ответит: «Конечно, дорогая, не будь глупышкой и выходи замуж там, где тебе захочется».

Или ударится в слезы, причитая, что я ее обманула, и как я могла, и объявит, что, пока жива, порог «Плазы» не переступит.

— …я получаю по почте. Эта сучка на меня в суд подала! Можете этому поверить? Она подала в суд на меня!

Голос Лорел проникает в мое сознание, и там словно срабатывает сигнал тревоги. Я поднимаю голову и вижу, как Лорел тянется к платью из тонкой материи, — я включила его в вечерние наряды.

— Ей, видите ли, нанесен моральный и физический ущерб! Представляете, каковы нервы у этой твари?

— Лорел! — Я в легкой панике. — А почему бы вам не померить это платье чуть позже?

И беспомощно озираюсь по сторонам: нужно подсунуть ей что-нибудь прочное. Вроде твидового пальто или лыжного костюма. Но Лорел меня игнорирует.

— По мнению ее адвокатов, я препятствую ее основному человеческому праву любить персону, которую она выберет. Она жалуется на немотивированную агрессию с моей стороны. Каково! Немотивированная агрессия! — Лорел запускает ногу в горловину платья так, будто лягает белобрысую пассию мужа. — А я могла не быть агрессивной? Она украла моего мужа. Украла мои драгоценности. Чего она ждала? — Она натягивает рукав на плечо, и я вздрагиваю при звуке рвущейся ткани. — Я заплачу, — добавляет Лорел без паузы.

— Она украла ваши драгоценности? — переспрашиваю я. — То есть как?

— Наверняка я вам говорила. Нет? Вещи стали пропадать с того времени, как Билл повадился водить ее к нам в квартиру. Изумрудная подвеска, доставшаяся мне от бабушки. Пара браслетов. Конечно, я и понятия не имела о том, что происходит, — решила, что это я все теряю. А когда все выяснилось, до меня дошло. Конечно, это она!