— Ты играла… на моей слабости. Ты использовала меня. И мою компанию. Ты обращалась со мной как… — Люк умолкает, тяжело дыша, но быстро берет себя в руки. — Самое печальное то, что одна из причин, по которым я приехал в Нью-Йорк, это ты. Мне хотелось быть поближе к тебе, узнать тебя так же хорошо, как Бекки знает свою мать.

Я в тревоге вскидываю голову. Меня не впутывать!

— Дурацкая трата времени. — Голос Люка звучит хрипло. — Не уверен, что ты вообще способна на такие отношения.

— Довольно, — произносит Элинор. — Люк, пока ты в таком состоянии, с тобой невозможно разговаривать.

Они стоят друг напротив друга, и только сейчас я замечаю, как они похожи. У обоих появляется это пугающее, отсутствующее выражение лица, когда дела становятся плохи. Оба слишком высоко задрали для себя планку. И оба куда более уязвимы, чем думают окружающие.

— А тебе и не нужно со мной разговаривать. Я ухожу. Ни меня, ни Бекки ты больше не увидишь.

Я чуть не падаю с подлокотника. Он что, серьезно?

— Ты городишь ерунду, — бросает Элинор.

— Попечителям фонда Элинор Шерман я отправил письмо с прошением об увольнении. Больше нашим путям пересекаться незачем.

— Ты забыл о свадьбе, — резко замечает Элинор.

— Нет. Не забыл. — Люк делает глубокий вдох и оглядывается на меня. — С этого момента мы с Бекки займемся своими приготовлениями к свадьбе. Все твои траты я, естественно, возмещу.

Что… Что он сказал? Я смотрю на Люка с разинутым ртом.

Он и вправду сказал то, что я… Он действительно… Или у меня глюки?

— Люк, — произношу я, стараясь сохранять спокойствие, — давай уточним… Ты говоришь, что хочешь отменить свадьбу в «Плазе»?

Люк подходит и берет меня за руки.

— Бекки, я знаю, как давно ты готовишься к этой свадьбе. Поверь, просить тебя о таком — тяжкий груз. Но я не уверен, что смогу через это пройти.

— Ты хочешь отменить свадьбу. — Я сглатываю. — А ты знаешь, что придется выплачивать компенсацию?

— Мне все равно.

— Тебе… все равно? Ему все равно.

Мне плакать или смеяться?

— Я не это имел в виду! — восклицает Люк, заметив выражение моего лица. — Мне не все равно! Конечно, я думаю о нас. Но стоять перед всей толпой и притворяться любящим сыном… — Он бросает взгляд на Элинор. — Это будет фарс. Это все обесценит. Понимаешь?

— Люк… конечно, понимаю. — Я стараюсь скрыть возбуждение в голосе. — Если хочешь все отменить, то я только рада.

Какое счастье. Я спасена. Спасена!

— Ты серьезно? — Не веря своим ушам, Люк вопросительно смотрит на меня.

— Конечно, серьезно! Если хочешь аннулировать свадьбу, я не собираюсь из-за этого ссориться. Даже… давай аннулируем прямо сейчас!

— Ты одна на миллион, Бекки Блумвуд, — выдыхает Люк. — Согласиться без малейших колебаний…

— Это твое желание, Люк, — торжественно произношу я. — И это все, что имеет для меня значение.

Свершилось чудо! Других объяснений нет.

Единственный раз в моей жизни Бог услышал меня. Он или Ганеша, один из двух.

— Вы не можете так поступить. — Впервые в голосе Элинор звучит волнение. — Бы не можете так просто отказаться от свадьбы, которую я организовала для вас. Создала для вас.

— Я могу.

— Это крайне значительное событие! Приглашены четыреста человек! Это важные люди. Мои друзья. И для благотворительности…

— Что ж, передай им мои извинения. Элинор делает несколько шагов в сторону Люка, и я понимаю, что ее трясет от ярости.

— Если ты это сделаешь, Люк, обещаю — ты больше не услышишь от меня ни слова.

— И прекрасно. Идем, Бекки.

Он тянет меня за руку, и я спешу за ним, споткнувшись о ковер.

Лицо Элинор снова передергивает судорога, и я, к крайнему своему изумлению, испытываю к ней нечто вроде сочувствия. Но за порогом ее квартиры это чувство как рукой снимает. Довольно мы с моими родителями натерпелись от Элинор. Она получила то, что заслужила.

Изрядно оглушенные, мы в молчании спускаемся по ступенькам. Люк подзывает такси, дает водителю адрес, и мы забираемся внутрь.

Только квартала через три мы решаемся взглянуть друг на друга. Люк очень бледен, его слегка трясет.

— Не знаю, что и сказать, — выдавливает он. — Не могу поверить, что я это сделал.

— Ты был великолепен, — твердо говорю я. — Она сама до этого довела.

Люк серьезно смотрит на меня:

— Бекки, мне очень жаль, что так получилось со свадьбой. Я знаю, как ты ждала ее. Я все устрою. Обещаю. Просто скажи — как.

Я не отвожу от него глаз, а сама лихорадочно соображаю. Ладно. Это нужно проделать очень осторожно. Неверный шаг — и все обрушится мне на голову.

— Так… ты все еще хочешь пожениться? Я имею в виду — в принципе?

— Конечно, хочу! — У Люка потрясенный вид. — Бекки, я люблю тебя. Еще больше, чем прежде. Я никогда еще не любил тебя так сильно, как сейчас, когда ты, ни секунды не колеблясь, принесла для меня такую немыслимую жертву.

— Жертву? А, ты о «Плазе»! Да, — спохватываюсь я, — да, ты попросил многого. И… к слову о… свадьбах…

Я никак не могу заставить себя произнести это. Будто устанавливаю последнюю карту на вершине целой пирамиды. Это нужно сделать наверняка.

— Как бы ты отнесся к тому, чтобы пожениться… в Оксшотте?

— Оксшотт? Превосходно. — Люк закрывает глаза и откидывается на спинку сиденья.

Я даже теряю дар речи. Все встало на свои места. Чудо совершено — и совершенно.

Мы едем по Пятой авеню, я выглядываю из окна машины, внезапно увлеченная окружающим миром, и впервые замечаю, что настало лето. Что сегодня прекрасный солнечный день. Что в витрине «Сакс» — новая коллекция купальников.

Такое чувство, будто я очень долго ходила с тяжелым грузом на спине и совсем позабыла, каково это — ходить выпрямившись. Но вот тяжесть сброшена, и я могу расправить плечи, могу вновь радоваться жизни. Конец месяцам в царстве ночных кошмаров. Теперь я могу спать спокойно.

18

Только мне это не удается.

Честно говоря, я вообще не сплю.

Люк уже давно отрубился, а я все смотрю в потолок, и мне не по себе. Что-то здесь не так. Просто я не могу определить, что именно.

На первый взгляд все превосходно. Элинор исчезла из жизни Люка — и на здоровье. Мы можем пожениться дома. Мне не надо волноваться из-за Робин. Мне вообще не из-за чего волноваться. Будто большой шар вкатился в мою жизнь, единым махом опрокинув все плохие кегли и оставив только хорошие.

Мы устроили замечательный праздничный ужин, откупорили бутылку шампанского и выпили за дальнейшую жизнь Люка, за свадьбу и друг за друга. Потом начали обсуждать, куда отправимся на медовый месяц, я напирала на Бали, а Люк требовал Москву, и мы затеяли одну из тех почти до истерики веселых перепалок, какие происходят у людей, переживших сильное напряжение. Это был чудесный вечер.

И мне полагается быть совершенно счастливой. Но я лежу в постели и счастливой себя почему-то не чувствую. Вспоминаю всякие мелочи. Как Люк выглядел сегодня вечером. Пожалуй, он был слишком возбужден. Слишком ярко блестели глаза.

А как мы оба смеялись — будто маньяки какие-нибудь. Словно не могли остановиться.

И еще. Какой вид был у Элинор, когда мы уходили. И мой разговор с Аннабел несколько месяцев тому назад.

Я должна чувствовать себя победительницей. Отомщенной. Но… не чувствую. Что-то здесь не так.

Наконец, часа в три утра, я выскальзываю из постели, отправляюсь в гостиную и набираю номер Сьюзи.

— Привет, Беке, — растерянно говорит она. — А у вас там который час? — Я слышу звуки английской утренней телепрограммы и даже, кажется, чмоканье Эрни. — Мне так жаль, что я тебе вчера закатила эту сцену. Мне так потом было тяжело…

— Ничего. Если честно, я это заслужила. — Я переминаюсь с ноги на ногу на холодном паркете, плотнее закутываюсь в халат. — Сьюзи, послушай. Люк крепко поругался с матерью. И отменил свадьбу в «Плазе». Мы сможем пожениться в Оксшотте.