— Начали…

В правом верхнем углу экранов быстро побежали цифры таймера, отсчитывая минуты и секунды. Кружочки и квадратики задвигались, перемещаясь со своих мест. Вернее, пока перемещались только квадратики, втягиваясь, словно щупальца амебы, в узкие проходы. Но вот зашевелились черные точки — задергались туда-сюда, забегали… Экраны пересекла первая пунктирная линия, обозначавшая траекторию полета пули. И одну из точек перечеркнул крестик. Больше эта точка уже не двигалась. Квадратики, врываясь в помещение, быстро разбегались по сторонам, разбрасывая во все стороны пунктиры…

Стоп!

Изображение замерло. Здесь бойцы группы захвата не разобрались с секторами обстрела и могли запросто попасть друг в друга. Это ошибка, которую следует учесть! Здесь лучше действовать иначе.

Эксперты переиграли сценарий, переместив квадратики так, чтобы пунктиры не перекрещивались, и посмотрели, что из этого может получиться.

Да, так будет лучше.

Продолжаем…

Цифры на замерших таймерах сорвались и побежали дальше…

Экраны вдоль и поперек покрыли взбесившиеся пунктирные линии, черные точки одна за другой перечеркивались крестами и замирали недвижимо, несколько пунктиров все же ткнулись в белые кружочки, где прервались…

В целом русские действовали грамотно, ликвидировав всех до одного террористов и освободив заложников. Но что-то здесь было не то…

Что?

А то, что русские ликвидировали всех до одного террористов! Что те, конечно, заслужили. Но обычно антитеррористические подразделения действуют иначе. Обычно их специально натаскивают на то, чтобы освобождая заложников, часть преступников они, по возможности, брали живьем. И даже снайперов, в отличие от их армейских коллег, на тренировках учат стрелять не только в голову и грудь, но в первую очередь в конечности, чтобы обездвижить и выбить у них из рук оружие. А здесь…

А что, если посмотреть характер ранений?

Посмотрели…

Куда попадали выпущенные бойцами пули, можно было узнать, изучив фотографии трупов. Почти все ранения были в голову, то есть стрельба велась на поражение, судя по всему, специально обученными снайперами. Что оправданно вначале, в первые мгновения операции, когда важно сломить активное сопротивление противника, ошеломить, деморализовать его, чтобы он не успел причинить вред заложникам. Но потом, когда большинство преступников уже обезврежены и не представляют опасности, потом-то зачем их убивать? Ведь спасение заложников — это не вся работа, это лишь часть работы, после которой начинается расследование, призванное выявить имена соучастников и заказчиков преступления. Что гораздо проще сделать, когда в руках полицейских есть свидетели. А здесь их не осталось. Ни одного!

Странно…

Или это объясняется тем, что они не профессионалы?

Нет, не похоже, если судить по слаженности действий и выучке бойцов.

Что же тогда?

Эксперты вычистили фотографии трупов в фоторедакторах и, увеличив, показали их медикам и патологоанатомам.

— Непонятно…

Что им непонятно?

— Вот здесь… это входное пулевое отверстие. Видите, вокруг него почти нет крови?

— Ну и что, что нет?

— А то, что это свидетельствует о том, что это посмертная рана, которая была нанесена после того, как человек умер, с расстояния, не превышающего десять-двадцать сантиметров, если обратить внимание вот на эти обгоревшие волоски.

То есть стреляли в труп? Причем в голову. Причем в упор…

А зачем стрелять в труп, да еще в голову, да еще с расстояния десять сантиметров, когда он уже никому никакого вреда причинить не может? То есть получается, что после того, как террористов застрелили снайперы, их кто-то застрелил еще раз? Хм… Все это очень напоминает так называемый контрольный выстрел, который обычно используют профессиональные киллеры, которых теперь так много у них в России.

Странно, очень странно…

Но, с другой стороны, это уже не имеет прямого отношения к теме операций по освобождению заложников. Возможно, это у них такой варварский обычай — стрелять в головы покойникам. Кто их, этих русских, поймет…

А может, и точно… Может, это просто дурная привычка, приобретенная на халтурках, которыми бойцы спецподразделений подрабатывают в свободное от основной работы время? Может, так?

А что — может, и так…

Но… только вряд ли так! Что-то не верится!..

От судьбы не убежишь. От службы тем более. Как бы ни мечтал солдат, что там, куда он попадет, будет лучше, чем там, откуда попадет, — лучше редко бывает. Бывает по-другому — что-то лучше, что-то хуже, а что-то — хуже не придумать… Примерно как при обмене шила на мыло.

В Чечне кормили лучше.

Но реже.

Денег обещали платить больше.

Но пока только обещали.

Офицеры солдат в Чечне почти не гоняли.

Гоняли — чеченцы.

И еще в Чечне было одно неудобство, которого не было в России. В Чечне — убивали.

Первые потери подразделение понесло через две недели после прибытия. Ночью пропали двое заступивших в караул солдат. Вначале, как это часто бывает, все решили, что они подались в бега. Солдаты часто бегают, особенно когда вырываются из частей в командировки и дуреют от близости свободы. Наверное, и эти подались…

Личный состав подняли на поиски дезертиров, но не для того, чтобы найти, скорее для очистки совести. Что они, дураки, в кустах возле лагеря торчать, ожидая, когда их поймают и на губу спровадят?

Но беглецов нашли. В кустах. Недалеко от лагеря.

Мертвых.

Это были первые трупы, которые Александр Мохов видел так близко. Эти трупы он хорошо знал, это были ребята из его взвода, одного с ним призыва. Один лежал на соседней койке. А теперь лежал на земле со вспоротым животом, зажав мертвыми руками выпирающие во все стороны сизые петли кишок. Головы у него не было. Его голова валялась дальше, метрах в двадцати. Глаза у головы были открыты и смотрели куда-то вверх, в небо…

Мамочка моя!..

Солдаты испуганно смотрели на мертвецов, с которыми только вчера сечку ели. И все как один думали об одном и том же, о том, что на их месте запросто могли оказаться они.

— Ну, чего вылупились? — недовольно спросил подбежавший сержант. — И с вами то же будет, если на посту хлебалом щелкать станете. Давай за командиром!

Солдаты опрометью бросились за командиром.

— Товарищ старший лейтенант, там… там…

Лейтенант побежал вслед за солдатами. Увидел пропавших бойцов.

— Вот падлы! — в сердцах выругался он. Имея в виду убитых солдат, из-за которых у него ожидались серьезные неприятности по службе. Потому что это были солдаты его взвода.

На земле расстелили плащ-палатки, перевалили на них трупы и понесли…

Вечером, после отбоя, бойцы накушались водки.

Водку в Чечне достать нетрудно — водкой в любой час дня и ночи торгуют чеченцы. Если нет денег, они часто соглашаются отдать «пузырь» в обмен на тушенку, патроны или гранаты. Потому что во многих районах Чечни патроны имеют хождение наравне с деньгами. Курс зависит от количества завезенной водки, активности бандформирований и наличия или отсутствия поблизости складов боеприпасов. Если такие есть, то прапорщики сбивают цены, заваливая окружающие базары оптовыми партиями почти дармовых патронов и гранат.

Русские солдаты считаются лучшими покупателями, потому что им, в отличие от чеченцев, платят деньги. Кроме водки, «чехи» предлагают сигареты, пиво, а под заказ все, что угодно, — хоть целый супермаркет привезут, только плати.

Первая партия водки кончилась быстро.

Сбегали за второй…

Сашка Мохов водку не любил, его с нее воротило. Но тут он не отказывался, пил наравне со всеми. После того, что он увидел, хотелось забыться. Да и кто бы ему позволил оставаться трезвым, когда остальные пьют? Трезвый — он опасный, потому что чистенький — возьмет и вложит…

Ночью в палатку ввалился взводный, подняв всех на ноги и на уши.

— Водку жрете, гниды? — спросил он, втягивая ноздрями воздух.