Пленных чеченцев выбросили из машины через задний борт, как кули с картошкой. Они шмякнулись на землю, не издав ни звука.

— Вставай!

С трудом, потому что руками помочь было нельзя, руки были застегнуты за спиной, они поднялись.

— А теперь шагай!

Куда?.. Идти было некуда — впереди была темнота и какое-то заросшее бурьяном поле. Но не идти было нельзя — бойцы подгоняли «чехов», молотя прикладами по спине и плечам. Били в полную силу, так что трещали кости.

— Иди, не оглядывайся!

Старик и внук побежали рысью, часто спотыкаясь, падая и вскакивая. Сзади подсвечивали фары развернувшегося поперек дороги «КамАЗа».

Куда их?.. Зачем?..

Хотя все догадывались куда. А кое-кто знал.

— Стой!

Чеченцы остановились, тяжело дыша. Эта ночная, под градом ударов, гонка далась им непросто.

Вокруг, куда ни смотри, не было видно ни одного, даже самого далекого огонька. Темнота.

Один из бойцов отстегнул от пояса и бросил на землю две глухо звякнувшие саперные лопатки.

— Ну что пялитесь — копайте.

Наручники с пленников не сняли, только перестегнули вперед, чтобы они могли держать лопатки.

— Ну, чего стоите?!

Им еще раз врезали прикладами. На землю закапала черная, в свете далеких фар, кровь.

— Копайте, кому сказано!

Дед и внук упали на колени и стали, отбрасывая от себя землю, рыть. Земля была мягкая, и лопатки входили в нее почти на целый штык. Бойцы стояли вокруг, лениво наблюдая за работой.

— Ну все, все, хватит!

Яма получилась неглубокой — может быть, метр, может быть, чуть больше. Пленники стояли в ней по пояс, мрачно глядя перед собой.

— Эй, лопатки-то верните, — весело сказал боец.

Чеченцы выбросили лопатки из ямы.

Все было обыденно. И было страшно.

— За что нас? — глухо спросил старик, впервые с момента ареста открывший рот.

— А нас за что? — зло ответил ему вопросом на вопрос один из бойцов.

— Я никого не убивал.

— Ты, может, нет, а твой сынок?.. — напомнили старику. — Если скажешь, где он, или поможешь его взять, то мы отвезем вас домой. Прямо сейчас отвезем. Ну?..

Старик мрачно молчал. Его внук тоже.

— О себе не думаешь — о нем подумай!

И все равно старик молчал.

— Козел старый! — тихо сказал кто-то.

Двое бойцов, сделав несколько небольших шагов в сторону, зашли пленникам за спины. Еле слышно лязгнул выдергиваемый из ножен штык-нож. Старик чуть заметно вздрогнул.

— Его отпустите, — попросил он, кивнув на внука. — Он ни при чем.

— Ага — счас! — ответил командир. — Разбежались! Ну что, не передумал?

Старик не ответил. Он смотрел себе под ноги и то ли о чем-то напряженно думал, то ли молился своему Аллаху.

— Трусливые собаки! — тихо, но внятно произнес внук. И еще что-то добавил по-чеченски.

Вот и отпускай его после этого!

Один из зашедших сзади бойцов бесшумно присел, вытянул вперед левую руку. Он схватил молодого «чеха» за волосы, рывком притянул к себе, опрокидывая навзничь, на кучу выброшенного грунта, и всадил ему сбоку, в шею, штык-нож.

Чеченец забулькал кровью, забился в конвульсиях.

Старик успел повернуться к нему, но на него тут же насел второй боец, ткнув ножом в спину, чуть пониже лопатки.

Все было кончено.

Тела «чехов», толкнув ногами, сбросили в яму. Разобрав лопатки, быстро забросали могилу землей, притоптав ее сверху каблуками. И никаких памятников, никаких меток — яма, которую, возможно, разроет и растащит зверье.

Это не они придумали — это «чехи» придумали мстить убийцам, убивая их близких. Они лишь взяли на вооружение чужой опыт. Такая война — по неписаным, но исполняемым всеми правилам. Ты — наших, мы — твоих!

Конечно, по идее, мстить нужно было бандитам, но их еще поймать надо! А родственники — вот они, под боком!

Да и что толку, если поймаешь?.. Прокурору отдать? Отдать — можно. Только близкие, сбросившись, принесут ему в клюве хорошую мзду, и бандита отпустят под подписку о невыезде. Было такое — проходили, и не раз. Находили, брали, положив своих бойцов, «духа», сдавали органам правопорядка, а он через месяц на свободе гулял!

Так что лучше без прокуроров, лучше келейно — вот так вот, ночью, тихо, без свидетелей, с замазанными грязью автомобильными номерами и закрытыми лицами. Приехать и взять под белы рученьки. Был человек — и не стало. Куда-то увезли, но не довезли…

В Латинской Америке этим занимаются «Эскадроны смерти», у нас… У нас — все, кому не лень. Все, кто считает: как с нами — так и мы, кто принял обычаи противной стороны.

Жестоко?.. Да! Но зато действенно! По крайней мере действенней, чем обращаться к продажным прокурорам. А иначе их не остановить. Пусть каждый покушающийся на жизнь федерала бандит знает, что так просто ему это с рук не сойдет, что за чужую отнятую жизнь он заплатит одной, двумя или десятью жизнями своих близких. Око за око — жизнь за жизнь! Пусть «чехи» помнят об этом и думают!..

— Уходим!

Бойцы в масках быстро добежали до машин, прыгнули на броню и поехали… Завтра утром они отправятся на службу — в наряды, караулы, на проверку паспортного режима. Завтра они будут дисциплинированными солдатами, устанавливающими конституционный порядок на бунтующей российской территории. Строго в рамочках закона. Будут принимать заявления о пропаже людей, составлять протоколы, составлять словесные портреты. Они будут спокойны и вежливы…

Днем.

А ночью натянут на головы черные шапочки с прорезями для глаз, прыгнут на броню и поедут наводить порядок. Не конституционный — свой! Поедут мстить за своих, которые умерли у них на руках, товарищей и за себя тоже.

Не в один и не в один десяток чеченских домов следующей ночью постучат. В дверь — кувалдой. И, обшарив комнаты, выволокут во двор упирающихся мужчин. И увезут их. Навсегда.

А через месяц или год уцелевшие и подросшие мальчики, не имея возможности узнать, кто убил их отцов и братьев, будут мстить русским — всем подряд, потому что так требует их обычай. Они будут подкарауливать их и резать, стрелять и подкладывать под них фугасы. И тоже ночью. А днем продавать им пиво и сигареты, получать от них гуманитарку, работать у них за деньги, разговаривать с ними…

С теми, кто ночью, сбросив мирную личину, выйдет на свой смертельный промысел, мстя за погибших накануне бойцов, которых убили «мирные» чеченцы…

И никогда это не кончится.

Никогда!..

Фатима Мерзоева зашла в автобус и села на свободное сиденье. В середине. Села там, где должна была сесть, — не на передней или задней площадках, а возле средних дверей.

Вместе с ней на той же остановке через разные двери зашли в автобус и встали в нескольких метрах впереди и позади нее два чеченца… Совершенно не похожие на чеченцев, потому что светловолосые и голубоглазые. Бывшие русские, но все равно чеченцы, потому что они приняли ислам, женились на чеченках и воевали с русскими. Ее братья, которые должны были сопровождать и охранять ее.

Фатима Мерзоева сидела тихо и смотрела в окно автобуса.

Она никогда еще не была в больших городах и не видела ничего, кроме гор и своего аула. Здесь было все по-другому — здесь было много машин, много людей и много высоких зданий. Ни у кого не было оружия, вместо автоматов через плечо люди несли обыкновенные сумки и пакеты!

А женщины!..

Фатима во все глаза смотрела на идущих, бегущих, выскакивающих из магазинов, разговаривающих друг с другом, смеющихся женщин.

Как так можно ходить… Разве так можно — как им не стыдно?! Русские женщины показывали всем прохожим мужчинам свои голые ноги и непокрытые головы, и их мужчины не осуждали их и не плевали им вслед! У многих были прозрачные блузки, сквозь которые просвечивали темные полоски лифчиков или угадывались голые груди. И никто их за это не осуждал, и даже дети не бросали им вслед камнями!

Как так может быть?!

Крутя головой, Фатима даже забыла на какое-то время, зачем оказалась в этом автобусе. Но вспомнила, поймав на себе взгляд одного из своих братьев.