У нее был муж и был ребенок, а теперь не осталось никого. Совсем! Ее отец и братья погибли еще раньше, на той, первой войне.

Обо всем этом она рассказала Абдулле и чуть не расплакалась.

— Когда мы победим, у тебя будет все, — пообещал Абдулла ей и всем. — Мы обязательно победим!

И она ему поверила. И все поверили.

Потому что он был мужчиной.

Был их командиром.

И был героем…

Они победят, и у нее будет похожий на ее командира муж, будет свой дом и будет сын или даже несколько сыновей, потому что, когда есть деньги, говорят, можно вылечить любую болезнь.

У нее будет все очень хорошо.

А иначе не стоит жить…

По Белому морю плыл… пароход.

Так и хочется сказать — белый. Но, к сожалению, не белый. И даже не пароход, а катер.

У штурвала катера стоял бравого вида капитан, в фирменной фуражке с изломанным козырьком и не менее изломанной судьбой. Раньше он служил первым помощником на большом гидрографическом судне, но потом спился и был списан с корабля на берег. А чуть позже был списан в утиль его корабль, потому что гидрография никому не стала нужна. Если флот стоит на мертвом приколе у причальной стенки, то к чему тратить деньги на изучение водного режима морей и океанов, зачем кормить гидрографов?

Старпом остался без работы и без средств к существованию. Но успел, используя старые связи, купить себе по дешевке списанный катер. В то время как другие за ту же сумму покупали списанные крейсеры и авианосцы.

Старпом засучил рукава, перебрал до последнего винтика машину, ободрал с бортов и надстроек старую краску, вставил стекла в разбитые иллюминаторы, надраил до ослепительного блеска медяшки, переоборудовал матросский кубрик, превратив его в некоторое подобие кают-компании. В общем, привел старую разбитую посудину в божеский вид, надеясь наладить морские прогулки для туристов и отдыхающих. Денег на это понадобилось столько, что пришлось разъехаться со своей, с которой они давно не жили, живя под одной крышей, женой и заложить полученную однокомнатную квартиру. Но он сильно не горевал, надеясь быстро вернуть взятый кредит.

Ага, как же — акулью требуху тебе во все клюзы, китовой ворванью залить по самые гланды и деревянным клином зачеканить! Салага простодырая!..

Как только у пирса встал его красавец-пароход, к нему заявились какие-то темные личности.

— Ты где, дядя, такую лайбу отхватил? — поинтересовались они.

— Вот этими самыми руками собрал, — показал он кровавые мозоли на ладонях.

На мозоли личности даже не взглянули, заглянули в иллюминаторы, увидев обитые красным драпом диванчики. А че, нормальный ход.

— Это ты, что ли, там намалевал? — показали они на объявление, где желающим предлагалось незабываемое морское путешествие и где дэковский художник за бутылку водки и закусь намалевал невозможно синее море, ослепительно белый пароход и красное, как кровь, солнце.

— А вы что, желающие? — подозрительно спросил старпом.

— Мы твоя охрана, — объяснили парни. — Мы тебя будем охранять.

— От кого? — не понял старпом.

— От нас, — как кони, заржали парни.

Хотя это была не шутка, это была чистая правда.

— Короче: это море — наше, — объяснили они, по-быстрому приватизировав бесхозные водные просторы. — Хочешь по нему лохов катать, валяй, но тогда нужно отстегивать.

До того, чтобы присваивать себе моря и океаны, даже беспардонный пират Дрейк не додумался! Корабли на дно пускать, убивать — да, пускал и убивал, но Атлантику не прикарманивал!

— Ну ты понял, дядя?..

Нет, не понял…

Старпом загнул что-то про косяк морских ежей им в глотки и во все, выше и ниже ватерлинии, отверстия, утрамбовать сверху грязным сапогом и запечатать пластырем…

Пришлось ему объяснять его права и обязанности.

Парни свалили бравого старпома с ног и долго пинали, катая по палубе. Потом взяли монтировку и выбили два иллюминатора.

Старпом рычал и бился, как лев, кроя своих охранников в семнадцать морских этажей с мансардами, отчего те даже, когда он затих, попросили его переписать слова. Но силы были неравные. Бравый моряк готов был себя не пожалеть в драке с обидчиками, но не мог смириться с травмами, причиненными его судну. А защитить его он не мог, даже если бы круглые сутки на мостике вахты нес. Пришлось ему давать задний ход!..

— Только денег у меня нет, — предупредил он.

— Нет бабок — есть хата или тачка, — не сильно-то расстроились «охранники».

— Китовый хвост вам во все кингстоны, — развел руками старпом. — Машина продана, а квартира заложена. Нет у меня ничего.

Пацаны почесали в затылках, подумали было, что можно забрать корабль, но потом сообразили, что у них нет прав на его вождение. Но выход все же нашли.

— Короче, если у тебя нет бабок, будешь катать нас на своей лайбе.

Пришлось катать. Каждый день.

Веселые компании прибывали на пирс на черных джипах, поднимались на палубу, втаскивали туда ящики водки и пива и накрашенных, длинноногих девиц. Все это шумно сваливалось в трюм.

— Ну чего стоишь — погнали!.. — командовал кто-нибудь из парней.

Катер отваливал от стенки и по протокам шел в море. Из трюма доносились возбужденные голоса и визг девиц. Потом кто-нибудь выползал на палубу и громко травил через леера в море. Если было сильное волнение, то вылезали все и, встав рядком, травили хором, потому что мстительный капитан, вместо того чтобы встать к волне носом, вставал бортом, чтобы качка была сильнее.

И что им за радость такая, каждый божий день пить и жрать, чтобы потом все это выплескивать в море? И чего они к его кораблю прицепились?!

В штиль, когда не качало, пассажиры веселились, бросая в воду пустые бутылки и паля в них из пистолетов.

Бах-бах-бах! — только осколки во все стороны брызжут. Чайка мимо пролетит — палят в чайку, если сильно пьяные — то мажут, если нет, то вместо осколков перья во все стороны летят, белыми пушинками оседая на воду.

Несколько раз упивались до такой степени, что вместо бутылок швыряли в море длинноногих девиц, а потом их, мокрых, с расплывшейся по лицу косметикой, выволакивали на борт, дружно хохоча.

Прибытка с таких пассажиров не было никакого, потому что денег они не платили. Правда, водки, шампанского и жратвы было вдоволь — целые, нетронутые сумки оставались в каюте, когда веселая компания сходила на берег. Но бутылками и шоколадками кредит в банк не вернешь. Так что загрустил капитан. Летом — ладно, летом можно на борту спать, на узкой матросской койке, ловя прямо с мостика рыбу и готовя себе на камбузе, а что зимой будешь делать, когда вода встанет? Да и судну после навигации ремонт дать полагается, а это опять деньги, которых нет… Короче — ложись в дрейф и открывай кингстоны, сто медуз им в клюз и якорем припечатать!..

Когда однажды к скучающему на пирсе капитану подошли пассажиры со смуглыми южными лицами и спросили, может ли он их покатать, он сильно обрадовался.

— А ты, ты море знаешь? — спросили они.

Еще бы он не знал, когда он это море и другие моря из конца в конец сто раз избороздил.

— И про маяки знаешь?

Ему ли про маяки не знать, когда он их, когда на гидрографе ходил, обслуживал!

— Тогда поплыли.

Ну, во-первых, не поплыли, а пошли, потому что плавает только дерьмо, и то в проруби, а моряки по морю, ходят. А во-вторых, ничего не получится, потому что больше чем на несколько часов он отлучиться отсюда не рискнет, по причине предстоящих вечерних увеселений своих «приятелей» — мазутную ветошь им в требуху…

— Не выйдет, зафрахтован я. На весь сезон.

— Какой такой зафрахтован? — удивились южане. — Зачем такие слова говоришь? Мы тебя берем, хорошие деньги платим, почему нет?

Капитан объяснил. Как смог.

— Эй, слушай, — поморщились южане. — Зачем медуза?.. Какой такой клюз? Если ты не согласен, то так и скажи. Мы больше дадим. А с твоими приятелями мы сами договоримся. Где они живут?