Карета замедлила скорость, взбираясь на крутой холм Монмартра, и Роджер поведал о том, к чему привело появление графа Люсьена. Едва он успел закончить, как они поднялись на холм и свернули в сторону Клиши. Проехав четверть мили, карета остановилась возле большой мельницы. За окошком появился человек, который открыл дверцу. Это был Жак, который доложил, что почтовая карета готова к отъезду.

Они вышли, и, пока Роджер провожал Атенаис к почтовой карете, виконт щедро расплатился с кучером наемного экипажа. После этого двое друзей отошли в сторону, чтобы их не слышали слуги.

– Каким маршрутом вы направитесь? – спросил де ла Тур д'Овернь.

– В Дьепп, так как это ближайший от Парижа порт, – ответил Роджер.

– Все равно до него сотня миль, и вам придется скакать всю ночь, чтобы опередить курьеров, которых отправят во все порты с описанием вашей внешности. Рана графа Люсьена, оказавшись не настолько серьезной, чтобы задержать его в Медоне, лишила нас преимущества во времени, на которое мы рассчитывали. Должно быть, он и его отец сейчас в министерстве полиции, и, если месье де Крон окажется на месте, приказы о нашем аресте появятся в течение часа.

– Знаю, – мрачно согласился Роджер. – А мне еще нужно найти лошадь хотя бы для первого этапа моего путешествия.

– Жак привел две мои лошади вместе со своей. Лучшую из них я использовал для поездки в Медон и обратно, так что она сейчас мало на что способна, но вы можете взять другую.

– С благодарностью воспользуюсь вашим предложением.

– Вам придется скакать двадцать четыре часа, делая только краткие остановки для смены лошадей. Думаете, вы сможете продержаться в седле так долго после того, что вам уже пришлось пережить?

– Это беспокоит меня больше всего, – признался Роджер. – Если бы я мог перед выездом отдохнуть несколько часов, то справился бы достаточно легко, но, к сожалению, это невозможно.

Де ла Тур д'Овернь задумался.

– А почему бы вам не отправиться с нами в Бретань? – предложил он. – Там бы вы могли скрыться на некоторое время. Мои люди никогда вас не выдадут, а через неделю я смогу найти надежного капитана, который доставит вас в Англию.

Роджер испытывал сильное искушение согласиться но необходимость добраться до Лондона к 3-му или, в крайнем случае, к 4 сентября и дополнительная опасность, которую навлекло бы на друзей его присутствие, убедили его, что он должен полагаться только на себя.

– С вашей стороны это в высшей степени великодушно, – сказал Роджер, – но нам лучше разойтись. Основная погоня будет за мной. Если люди месье де Крона выяснят, что я поехал в Нормандию, они едва ли станут беспокоиться из-за вас. Но если они узнают, что я в одной карете с вами, нам всем несдобровать. Поймав нас, они отправят в Париж и нас двоих, и Атенаис.

– В этом есть смысл, – кивнул виконт. – Все же я опасаюсь, что вы можете свалиться с лошади от усталости, не доехав до Дьеппа. Хотя подождите! Я попрошу кучера довезти нас до Манта. Это посредине между вашим и нашим маршрутами. Таким образом, мы не оставим следов на дорогах, которыми должны воспользоваться, по мнению наших преследователей. В Манте мы разделимся, но до него добрых тридцать миль, и вы сможете отдохнуть в карете. Это даст вам шанс добраться до Дьеппа, не свалившись в обморок.

Роджер почти не колебался. Если бы он упал с лошади и застрял на дороге, курьеры месье де Крона наверняка обогнали бы его. Шансы переплыть Ла-Манш уменьшились бы во много раз, так как к тому времени, когда он добрался бы до порта, каждый капитан располагал бы описанием его внешности.

– Да, – согласился Роджер, – это не только даст мне несколько часов для отдыха, но и уменьшит расстояние, которое я должен проехать верхом, до семидесяти пяти миль. С удовольствием поеду с вами до Манта.

Когда она направились к почтовой карете, Роджер бросил последний взгляд на Париж. Несмотря на поздний час, во многих мансардных окнах еще горел свет, и полный контрастов город не производил впечатления спящего. Под мириадами крыш сотни аристократов и тысячи состоятельных буржуа, облаченные в шелка и атлас, с напудренными волосами, мушками и моноклями, пускали деньги на ветер за бесчисленными игорными столами или сидели за роскошным ужином со своими любовницами, в то время как в пять раз большее количество слуг подражали своим хозяевам, одновременно завидуя им и ненавидя их, а в пятьдесят раз большее число других людей, усталых, нищих и голодных, вкушали жалкий отдых, который позволяла им полная горя и нужды жизнь.

Луна, появившись из-за облаков, серебрила тесные, неровные ряды крыш, оставляя в густой тени открытые пространства. Скользя взглядом по излучине реки, Роджер увидел остров Сите, обширный четырехугольник дворца, а за ним темное пятно садов Тюильри. Деревья сбросят листву всего несколько раз, и там будет установлена Мадам Гильотина, чтобы делать свою кровавую работу, карая виновных и невинных со слепым бесстрастием.

Если бы Джорджина была рядом, ее причудливый дар мог позволить ей разглядеть зловещую тень гильотины, но сейчас Роджера интересовало, увидит ли он когда-нибудь Париж свободным человеком или будет привезен сюда через несколько дней закованным в кандалы узником, чтобы встретить позорную смерть на виселице.

– Скорее! У нас мало времени! – окликнул его месье де ла Тур д'Овернь, и Роджер, подбежав к почтовой карете, влез внутрь. Жак уже сидел верхом, держа поводья двух лошадей. Когда Роджер захлопнул дверцу, кучер щелкнул кнутом, и карета тронулась.

Проезжая мимо ферм и ветряных мельниц, разбросанных на холмах Клиши, путешественники говорили друг с другом, но, добравшись до деревни Аньер, погрузились в молчание. Все трое ощущали реакцию на недавние часы тревоги и напряжения; дорога была широкой и ровной, а карета упруго и ритмично покачивалась, оказывая усыпляющее действие на усталых пассажиров, и, еще не доехав до южной излучины Сены к востоку от Сен-Жермена, они крепко заснули.

Проснувшись через два часа, путешественники находились во дворе гостиницы «Большой олень» в Манте. Такие почтовые станции работали круглосуточно, и ночные конюхи уже выбежали, чтобы сменить лошадей. Спустя несколько минут дверь гостиницы открыл заспанный слуга в наброшенной на плечи куртке и с фонарем в руке. Он пригласил их войти и выпить по стакану вина, пока конюхи будут возиться с каретой.

Де ла Тур д'Овернь вынул часы и посмотрел на них.

– Сейчас всего половина четвертого – мы вполне успеваем, а я, признаюсь, чертовски проголодался. Думаю, мы можем потратить двадцать минут на то, чтобы перекусить. Что вы на это скажете?

Атенаис улыбнулась и оперлась на его руку:

– Говорят, что первый долг жены – заботиться о земных благах ее супруга, поэтому заказывайте что хотите, а я тоже что-нибудь съем, чтобы не оставить вас в одиночестве.

– Я съем все, что нам подадут, – поддержал ее Роджер. – Теперь я тоже ощущаю, что пропустил ужин.

Слуга провел их в гостиную и подал холодный окорок, хлеб, масло, сыр и две бутылки «Короны». Хотя ночь была не холодной, путешественники ели и пили, сидя у камина. Они сознавали, что медлить нельзя и что Роджеру вскоре придется расстаться со своими спутниками, но тем не менее не находили тем для разговора.

Поев и выпив стакан вина, виконт обратился к Атенаис:

– Я должен сделать кое-какие дополнительные приготовления к нашему путешествию, мадемуазель, поэтому прошу меня извинить. Я вернусь минут через десять.

Роджер понял, что де ла Тур д'Овернь воспользовался голодом как предлогом, чтобы привести их в гостиницу с великодушным намерением дать его спутникам возможность попрощаться наедине.

Когда дверь за виконтом закрылась, двое влюбленных инстинктивно рванулись друг к другу, но одновременно сдержались, и Роджер покачал головой.

Атенаис, думая о том же, печально улыбнулась:

– Мои губы больше не принадлежат тебе, но ты всегда будешь владеть частью моего сердца.

– А ты – моего, моя прекрасная принцесса, – ответил Роджер. – Хотя я жалею, что мне не хватает смелости умолять тебя забыть обо мне, ибо твой жених заслуживает, чтобы ты сделала его счастливым.