– И я сделаю это, можешь не бояться. Пойдя наперекор традиции и заведя возлюбленного до брака, я намерена придерживаться эксцентричного образа действий и оставаться верной мужу.

– Это разумное решение, – вздохнув, согласился Роджер. – Не будь виконт таким прекрасным человеком, я бы сходил с ума от ревности, но честность вынуждает меня признать, что он более достоин тебя, чем я.

– Не говори так, милый младший сын мельника. Ни один рыцарь во Франции и Англии не мог бы быть более галантным и преданным по отношению к своей даме, нежели ты.

Роджер улыбнулся:

– Все это хорошо для старинных романов, но, когда дело доходит до брака, требуются более солидные качества. Виконт тоже дрался ради тебя – просто мне больше повезло. Он любит тебя так же преданно, как и я, и обладает качествами, которые у меня отсутствуют. Я часто лгу, чтобы достичь своей цели, а виконт никогда так не поступит. Я по натуре авантюрист и, хотя в отношении тебя испытывал сильное искушение, едва ли когда-нибудь женюсь, в то время как он являет собой образец настоящего мужчины, который предназначен для того, чтобы стать любящим мужем и отцом.

Эти слова дорого обошлись Роджеру, но он хотел убедить Атенаис, что она немногое теряет, расставаясь с ним, и таким образом быстрее склонить ее сердце к будущему супругу.

Роджер был обескуражен, когда Атенаис с упреком воскликнула:

– О Роже, Роже! Тебе незачем превозносить качества виконта и принижать свои. Разве я не говорила тебе, что буду ему хорошей женой и что этот брак имеет и для него, и для меня лучшие перспективы, чем любой другой, который могли бы устроить для нас наши родители. Но женщины любят мужчин не за их достоинства. Если что-нибудь могло заставить меня полюбить виконта, так это его великодушие, с которым он оставил нас наедине, чтобы ты снова мог заключить меня в свои объятия. А ты теряешь драгоценные минуты, болтая глупости!

Глаза Атенаис наполнились слезами, и Роджер, забыв обо всех благих намерениях, прижал ее к своей груди. Несколько секунд они сжимали друг друга в объятиях, потом Атенаис сняла со среднего пальца кольцо с крупным сапфиром и надела его на левый мизинец Роджера.

– Возьми его, – промолвила она с печальной улыбкой. – Оно не понадобится тебе, чтобы помнить обо мне, но ты можешь им воспользоваться в случае нужды. Это кольцо подарил мне де Келюс в день помолвки, так что я все равно не стану его носить. А мне будет приятно думать, что его подарок помог тебе в трудную минуту.

Когда Роджер поблагодарил Атенаис, она подошла к столу и налила два стакана вина. Дав один Роджеру, девушка подняла другой и сказала:

– За наши воспоминания и нашу будущую дружбу.

Роджер повторил ее слова, и они выпили вино.

Атенаис и Роджер еще держали в руках пустые стаканы, когда де ла Тур д'Овернь вернулся в комнату.

Девушка отвернулась, скрывая заплаканные глаза, но он сделал вид, что ничего не заметил, и с улыбкой обратился к Роджеру:

– Я выбрал и осмотрел самую лучшую из свежих лошадей в конюшне – она уже оседлана и ждет вас снаружи. То, чем мы друг другу обязаны, нельзя выразить словами, поэтому не будем даже пытаться. Лучше пожелаем друг другу счастливого пути и возобновления нашей дружбы. Быть может, пройдет не так много времени до нашей новой встречи. Давайте выпьем за это.

– Вы выразили мои мысли лучше, чем я мог бы это сделать, – улыбнулся в ответ Роджер. Наполнив свой стакан, он выпил вместе с виконтом. Потом все трое вышли в ночную темноту.

– Вам лучше ехать в Жизор, а оттуда в Гурне, – посоветовал во дворе виконт.

– А какой дорогой поедете вы? – спросил Роджер. – Я бы хотел это знать, когда буду думать о вас.

– Мы поедем в Эвре и должны добраться туда к шести. Там я надеюсь отыскать священника, который обвенчает нас.

– Да пребудут с вами мои молитвы за ваше счастье.

– А с вами – мои молитвы за вашу удачу.

Атенаис уже сидела в карете. Когда виконт опустился рядом с ней, она протянула Роджеру свою точеную руку. Склонившись к ней, он поцеловал кончики ее пальцев, потом бросил последний взгляд на прекрасное лицо, которое очаровало его четыре года назад, когда Атенаис была еще ребенком. Роджер вновь видел его гордым, сердитым, печальным, обезображенным болезнью и, наконец, прекраснейшим лицом любимой женщины. Голубые глаза все еще были полны слез, но теперь они нежно улыбались ему. Он отпустил руку девушки и закрыл дверцу.

Прежде чем карета выехала со двора, Роджер сел на лошадь, которую придерживал конюх. Минутой позже шестерка лошадей уже мчала его возлюбленную и его друга на северо-запад. Повернув лошадь на северо-восток, Роджер поскакал галопом, спасая свою жизнь и надеясь добраться до Англии с письмом, которое могло предотвратить войну.

Роджер выехал из «Большого оленя» ровно в четыре, а без четверти шесть он уже натягивал поводья во дворе гостиницы «Бланмон» в Жизоре. В конюшне он сменил свою лошадь на гнедого мерина и через пять минут снова был в пути.

С рассветом крестьяне стали выходить в поле, но Роджер не обращал внимания ни на них, ни на сельскую местность, по которой он ехал. Все его мысли были сосредоточены на том, чтобы держаться на ровной почве и не утомлять без нужды лошадь.

К семи часам он прибыл в Гурне, сменил гнедого мерина на кобылу той же масти в гостинице «Северная» и поскакал в сторону Нефшателя. Этот участок пути был длиннее предыдущего, и возбуждающее действие хорошего вина, выпитого Роджером в Манте, вскоре закончилось. К тому же сразу после восьми начался дождь, затруднявший путешествие, поэтому он добрался до Нефшателя только в четверть десятого.

Роджер проехал более пятидесяти миль, но ему оставалось преодолеть еще двадцать пять. Последний участок пути был самым длинным, поэтому, спешившись во дворе гостиницы «Золотой лев», он решил отдохнуть.

Войдя в таверну, Роджер заказал кофе с коньяком и медленно потягивал его, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги. Без четверти десять он вышел под дождь, взобрался на оседланную для него резвую чалую лошадь и поскакал по дороге в Дьепп.

Порывы ветра направляли струи дождя ему в лицо. Не покрыв и половины расстояния, Роджер ощутил страшную усталость. Колени и мышцы бедер сильно болели от долгих часов, проведенных верхом, седло натерло ему кожу в двух местах, а скользкие вожжи также причиняли боль, когда он стискивал их левой рукой. Несмотря на физические неудобства, Роджер не сомневался, что сможет добраться до Дьеппа, но его беспокоила погода, ухудшавшаяся с каждой милей по мере приближения к побережью. Он опасался, что суда не смогут выйти в море.

В четверть первого Роджер подъехал на взмыленной лошади к заставе на окраине Дьеппа и спросил дорогу к гавани. Он промок до костей, руки и ноги смертельно болели, но все путешествие из Парижа заняло около двенадцати часов. Роджер не сомневался, что обычному курьеру не одолеть такое расстояние менее чем за восемнадцать часов, поэтому, выехав из Парижа на час или два раньше агента, которого месье де Крон мог направить в Дьепп, он считал, что имеет часов восемь форы и сможет выбраться, если только какое-нибудь судно отплывет до наступления темноты.

Однако на пирсе, откуда отправлялись пакетботы в Ньюхейвен, оправдались худшие опасения Роджера. Ему сообщили, что судно, обычно отплывающее в шесть вечера, не сможет выйти в море из-за бури на Ла-Манше.

Роджер знал, что первые расспросы о нем будут сделаны на официальной почтовой станции, поэтому он отправился в маленькую гостиницу «Бравый моряк» на набережной Генриха IV и оставил там лошадь. После этого, усталый и промокший, он провел два часа, перебираясь из одной пивной в районе гавани в другую в поисках капитана, который согласится отплыть в Англию, невзирая на шторм.

В обычных обстоятельствах деньги, которые имел при себе Роджер, легко могли бы побудить какого-нибудь бедного рыбака предпринять подобное путешествие, но никто не согласился бы на это в такую погоду. Ему пришло в голову, что Атенаис имела в виду именно эту «нужду», давая ему кольцо де Келюса, поэтому он показал его нескольким капитанам рыбачьих посудин, предлагая в обмен на немедленный переезд в Англию.