Роджер слегка побледнел, но быстро пришел в себя и начал гладить волосы девушки, негромко бормоча:

– Не плачь, Джорджина. Пожалуйста, не плачь. Со мной все будет в порядке, клянусь тебе. Ты говоришь, что это случится через несколько лет, а к тому времени я стану взрослым и смогу устоять с рапирой в руке против кого угодно.

Джорджина подняла голову; ее глаза были заплаканными.

– Роджер, милый, пожалуйста, будь осторожен. Ты несдержан, а между тем должен сохранять спокойствие – от этого зависит твоя жизнь. И тебе понадобится весь твой опыт, ибо твоим противником будет один из лучших фехтовальщиков Франции.

– Франции? – переспросил Роджер.

– Да. – Она встряхнулась. – Почему я так сказала? Сама не знаю. Но я уверена, что видела тебя в возрасте примерно двадцати лет, во Франции, дерущимся на жестокой дуэли.

Джорджина еще в детстве обнаружила, что унаследовала дар ясновидения от матери-цыганки, и часто предсказывала Роджеру судьбу, но обычно полушутя и никогда с такой вспышкой эмоций.

– Раньше ты ни разу так подробно не описывала людей, с которыми мне предстоит встретиться, – задумчиво произнес он.

Джорджина пожала плечами:

– Возможно, с возрастом мой дар совершенствуется. Хотя я так не думаю. В скучном существовании школьника нечего предвидеть, но теперь с тобой может произойти все, что угодно.

– А ты не ревнуешь к светловолосой девушке? – рассмеялся Роджер, пытаясь обратить все в шутку.

– Почему я должна ревновать? – серьезно отозвалась Джорджина. – Я первой заполучила тебя и заполучу последней, если захочу. Вернее… если ты останешься в живых и сможешь вернуться ко мне.

– Куда бы я ни отправился, я никогда не забуду тебя, Джорджина, – заверил ее Роджер. – Я могу влюбляться в других женщин, но ты всегда будешь занимать особое место в моем сердце.

– А ты в моем, милый Роджер. Наша дружба в последние два года означала для меня куда больше, чем ты думаешь. Но время идет. Уже почти четыре, а тебе до отъезда нужно купить несколько вещей в Лимингтоне, так что ты должен уходить, если хочешь выехать в Лондон вечером.

– Хорошо. Давай спускаться и попрощаемся, пока мою лошадь приведут из конюшни.

– Нет. – Она покачала головой. – Я не пойду тебя провожать. Поцелуй меня здесь, а потом я поплачу о тебе, лежа на кровати. Это глупо, но сейчас мне почти кажется, что я люблю тебя.

– Тогда обещай быть моей! – повинуясь душевному импульсу, воскликнул Роджер. – Ты прекрасна, и если то, что я к тебе испытываю, не любовь, то я просто не знаю, как назвать это чувство. Твои поцелуи обжигают меня как пламя, и я готов пожертвовать жизнью, чтобы сделать тебя счастливой.

– Нет, милый Роджер, ты говоришь глупости. Мы должны посвятить себя чему-то более важному, чем летняя вспышка страсти. Поцелуй меня и уходи. Да хранит тебя Бог!

Вновь ее руки обвились вокруг его шеи, и их губы слились в поцелуе. Потом Джорджина оторвалась от Роджера и отвернулась, сдерживая рыдания.

Спустя минуту Роджер уже сбегал по лестнице навстречу успеху и славе.

Приняв план Джорджины, Роджер намеревался отправиться в Лондон, произвести там должное впечатление, благодаря природным дарованиям и деньгам, вырученным от продажи драгоценностей, и обеспечить себе благоприятное начало карьеры. С того момента, как он повернет свою лошадь на дорогу к Линдхерсту и Лондону, его будущее должно полностью измениться.

Однако судьба распорядилась, чтобы инстинкт побудил Роджера свернуть к Лимингтону. Во-первых, хотя кобыла, на которой он ехал, всегда предоставлялась ему во время каникул, Роджеру даже в голову не приходило отнять ее у родителей, дабы обеспечить себе средство передвижения; во-вторых, Джорджина внушила ему, что до начала путешествия он должен купить в городе несколько необходимых вещей; в-третьих, он не мог внезапно исчезнуть, не сказав матери ни слова.

Въехав в Лимингтон с запада, Роджер направился мимо церкви вверх по Хай-стрит, затем через низкую арку в конюшенный двор гостиницы «Ангел». Передав кобылу конюху для чистки и кормления, Роджер не сомневался, что здесь она будет в полной безопасности и на следующее утро, так как он не потребует лошадь, ее вернут в конюшню отца. Понимая, что видит маленькую гнедую кобылу в последний раз, Роджер ласково потрепал ее по шее и, повернувшись, побрел в пивную.

День был не рыночный, и в послеполуденный час комната с низким потолком пустовала. Роджер постучал хлыстом по крепкому дубовому столу и, когда появилась розовощекая девица, потребовал стакан ратифии и письменные принадлежности. Девушка принесла напиток, чернильницу, гусиное перо, песочницу и бумагу. Роджер сел за стол и написал письмо матери:

«Моя дорогая матушка!

Пожалуйста, не корите меня слишком сурово, но я твердо решил не отправляться в море. Единственная возможность избежать морской службы – на некоторое время покинуть дом. Только не думайте, будто я голоден и без гроша в кармане. Один хороший друг снабдил меня деньгами, так что я могу о себе позаботиться. Не беспокойтесь, если какое-то время не будете получать от меня писем – я напишу Вам, как только найду прибыльную должность, и, если к тому времени отец смягчится, с радостью вернусь домой обсудить другие планы моего будущего. Ваш любящий, хотя и непослушный сын

Роджер».

Посыпав послание песком, он запечатал его сургучом и положил в карман, зная, что перед отъездом сможет отдать любому человеку в городе и не сомневаться, что его доставят по адресу.

После этого Роджер задумался о предстоящем путешествии. Идти пешком всю дорогу до Лондона было бы глупой тратой времени и сил, тем более что теперь он мог себе позволить воспользоваться каретой. Тем не менее существовало определенное препятствие – его только что обретенное состояние было не в деньгах, а в драгоценностях, и, пересчитав имеющиеся у него деньги, Роджер обнаружил всего пять шиллингов и восемь пенсов.

Обратить безделушки Джорджины в наличные у местного серебряных дел мастера казалось рискованным предприятием. Мастер был весьма угрюмой личностью и наверняка бы заинтересовался, каким образом у парня оказались женские ювелирные украшения. Возможно, он подумает, что Роджер, попав в затруднительное положение, украл их из шкатулки матери, скажет, что ему нужно время для определения стоимости драгоценностей, и в тот же вечер отнесет их леди Мэри.

Мысль о своей коробке с деньгами, оставшейся в доме, растревожила воображение Роджера. В ней было более чем достаточно золота и серебра, чтобы оплатить поездку в карете до Лондона, если только ему удастся до нее добраться. Роджер не однажды среди ночи отправлялся на прогулку вместе со своим другом Джеком Бондом, в то время как мать думала, что он мирно спит в своей кровати, и возвращался домой под утро через окно спальни. Роджер спросил себя, осмелится ли нанести ночью тайный визит в свою комнату с целью ограбить собственную коробку с деньгами, и решил, что дело того стоит, так как он сможет прихватить заодно другие полезные вещи, которые в данный момент не в состоянии купить. Правда, придется подождать, пока все в доме улягутся спать, но несколько часов задержки ничего не изменят.

Добыв деньги, нужно будет отправиться пешком в Саутгемптон. До него было целых тринадцать миль, но для крепкого здорового парня это не такое уж большое расстояние. Он сможет добраться туда до рассвета, приобрести место в утренней карете и к вечеру быть в Лондоне.

При мысли о Лондоне его оптимизм значительно убавился. Ему сразу же припомнились рассказы старого Бена о грабителях и мошенниках. Роджер плохо представлял себе, сколько могут стоить драгоценности Джорджины, но предполагал, что сумма, скорее всего, колеблется между двумя и пятью сотнями гиней. Появляться в Лондоне с таким сокровищем означало искушать судьбу, но каким же образом он может от них избавиться?

И в Саутгемптоне, и в Уинчестере, если он решит прервать там свое путешествие, есть золотых дел мастера, которые честно уплатили бы ему за драгоценности, но вопрос заключался в том, захотят ли они иметь с ним дело. Не начнут ли интересоваться, где парень его возраста мог раздобыть такое множество золотых цепочек, брошей и браслетов? Роджер не мог придумать правдоподобного объяснения. Если его задержат и проведут расследование, то он будет с позором возвращен к отцу.