Тем не менее Роджер начал, сперва бессознательно, пренебрегать своей работой, дабы найти возможность понаблюдать за Атенаис на расстоянии, и вскоре понял, что лучший шанс сделать это предоставляется во время ее поездок верхом. Девушку всегда сопровождал грум, и Роджер отнюдь не намеревался навязывать ей свое общество. Но она притягивала его словно магнит, и, так как ему разрешалось брать лошадь из конюшни в любое время, для него не составляло труда незаметно ехать за ней около полумили ради удовольствия созерцать ее изящную, стройную фигурку.

Однажды, в середине октября, Роджер, следуя за Атенаис, заметил, что лошадь ее грума потеряла подкову. Переговорив с хозяйкой, грум повернул назад, и Роджер, поняв, что Атенаис намерена закончить поездку в одиночестве, последовал за ней, держась в отдалении.

Минут через двадцать из-за изгороди неожиданно выбежал крестьянский мальчик, напугав кобылу Атенаис. В следующий момент лошадь понесла.

Сердце Роджера заколотилось от возбуждения, ибо это был тот шанс, которого он ожидал, чтобы доказать свою доблесть и преданность. Пустив лошадь в галоп, он устремился в погоню.

За исключением двойной изгороди, из-за которой выбежал ребенок, местность представляла собой открытое пастбище. Обе лошади мчались во весь опор, но Роджер ехал на более выносливом животном и через полмили стал догонять Атенаис. Девушка потеряла треуголку, и золотые локоны развевались на ветру, но она вроде бы крепко держалась в седле.

Приближаясь к ней, Роджер увидел, что Атенаис пытается направить кобылу в сторону перелеска, начинавшегося в трех четвертях мили. Возможно, девушка рассчитывала, что лошадь замедлит шаг или повернет назад, но, когда перед Атенаис появился барьер из деревьев, Роджер испугался, что ее выбьет из седла одна из низких веток.

Пришпорив лошадь, он подскакал к кобыле Атенаис с правой стороны и вынудил ее выехать из леса на открытое пространство.

Девушка что-то кричала ему, но голос ее тонул в топоте копыт. Изловчившись, Роджер ухватился за уздечку лошади Атенаис, но она резко рванулась влево и высвободилась из его рук.

Атенаис снова что-то прокричала, но Роджер так и не разобрал слов. Ярдов двести они проскакали бок о бок. Внезапно он увидел впереди нечто вроде оврага и понял, что кричала ему Атенаис.

– Река! Впереди река! – предупреждала она.

Роджер вспомнил, что приток Ранса делает здесь широкую петлю, разрезая равнину. В следующий момент он увидел его. Вода лениво текла между двумя крутыми откосами, и лошади находились не более чем в дюжине ярдов от вершины ближайшего из них.

Замедлять бег кобылы Атенаис не оставалось времени. Наклонившись, Роджер ухватился за ее повод и рванул его на себя изо всех сил. Кобыла тоже увидела воду и, взвившись на дыбы, застыла как вкопанная. Атенаис вылетела из седла и с громким плеском свалилась в реку.

Роджера бросило вперед, но он сумел удержаться в седле и, не отпуская поводьев обеих лошадей, соскользнул на землю. Полными ужаса глазами он смотрел на Атенаис. Опасность не угрожала ей, так как река была мелкой, однако не настолько, чтобы не смягчить ее падения. Перепачканная, со свисающими на лицо прядями волос, девушка, борясь с длинными промокшими юбками, пыталась выбраться на отмель.

Роджер понимал, что причиной падения Атенаис были его неуклюжие действия, но не мог даже прийти ей на помощь, опасаясь, что лошади умчатся, бросив их здесь, в нескольких милях от дома.

Все еще держа в руке хлыст, девушка взобралась по откосу. Ее лицо было белым как мел под грязными подтеками, а голубые глаза сердито сверкали.

– Вы жалкий глупец! – напустилась она на Роджера. – Я не раз справлялась с несущейся кобылой и сделала бы это за милю отсюда, если бы она не помчалась быстрее из-за топота вашей лошади! А в результате вы погнали меня к реке! И все из-за того, что вы шпионите за мной! Не отрицайте! Последние недели вы только и делали, что прятались за углами и пялились на меня из окон! Думаете, у слуг нет глаз и они ничего не замечают? Уверена, что на кухне постоянно сплетничают, связывая мое имя с вашим! Это невыносимо! Я умираю от стыда при мысли, что чернь треплет мое имя из-за такого ничтожества, как вы! Я ненавижу вас за это!

Сделав паузу, чтобы перевести дыхание, Атенаис подняла хлыст и ударила им Роджера:

– Несчастный выскочка! Вот вам! Отправляйтесь в замок и покажите всем вашу жалкую физиономию со следами моего неудовольствия!

Хлыст снова и снова опускался на голову, руки и плечи Роджера. Отпустив поводья лошадей, он пытался защищаться, но не мог ни отразить удары, ни избежать их.

Оставалось только одно. Шагнув вперед, Роджер схватил Атенаис за руку и вырвал хлыст.

– Как вы смеете прикасаться ко мне! – Девушка задохнулась от гнева. – Хватать руками женщину благородной крови – преступление! Вас высекут за это! Я добьюсь, чтобы руку, которая ко мне прикоснулась, отрубили до запястья!

– Тогда лучше отрубите мне голову! – крикнул Роджер, потеряв терпение. – Клянусь Богом, я отучу вас бить свободного человека! Более того, маленькая сумасбродка, я преподам вам хороший урок, даже если мне придется умереть!

Обхватив Атенаис за талию, он привлек ее к себе, приподнял левой рукой подбородок девушки и крепко поцеловал ее в губы.

Некоторое время она не сопротивлялась, потом вырвалась и уставилась на него. Ее глаза расширились, но не от страха, а от каких-то эмоций, которые Роджер был не в силах понять.

Медленно проведя по рту тыльной стороной кисти, Атенаис прошептала:

– Вы не должны были этого делать. Со мной так еще не поступал ни один мужчина.

– Тогда есть хоть какой-то шанс, что вы этого не забудете, – хрипло сказал Роджер. Его лицо и руки сильно болели; красные полосы проступили на коже в тех местах, где по ней прошелся хлыст. Но он не испытывал сожалений. – Сколько бы герцогов и принцев ни целовали вас в будущем, вы всегда будете помнить, что первым вас поцеловал слуга, выскочка, ничтожество. Пока вы не осознаете, что, если мы оба порежемся, ваша кровь окажется не более голубой, чем моя, и что нет никакого позора в том, что вас целует человек, который вас любит.

– Если я расскажу об этом отцу, он заклеймит вас раскаленным железом и отправит в тюрьму, – медленно произнесла Атенаис.

Роджер улыбнулся, чувствуя боль в разбитых хлыстом губах:

– Знаю. Я прожил здесь достаточно долго, чтобы понять: аристократы применяют самые зверские наказания к тем, кто посмел коснуться их женщин. Очевидно, моя любовь к вам настолько сильна, что я решился на этот поцелуй.

– В тот момент вас вдохновляла не любовь, а ненависть.

– Может быть, вы и правы. Хотя, возможно, это было презрение к идеалам, которые вы отстаиваете, вкупе с желанием смягчить ваше каменное сердце.

– Помогите мне сесть на лошадь, – внезапно приказала Атенаис.

Роджер покорно протянул руку на высоте двух футов от земли; девушка поставила на его ладонь маленькую ножку и вскочила в седло.

– Мой хлыст, – потребовала она и добавила: – СлеДуите за мной не раньше чем через час.

Оставшись в одиночестве, Роджер спустился к реке и промыл израненные руки и лицо. Когда боль немного утихла, он сел, чтобы обдумать возможные последствия своего опрометчивого поступка.

Вскоре после его прибытия в замок Атенаис велела отхлестать одного из слуг за то, что он пролил чашку шоколада на ее платье, поэтому Роджер счел ее вполне способной заклеймить его и отправить в тюрьму за его куда более серьезный проступок.

В данный момент Роджер являлся свободным человеком и не был обязан возвращаться в замок. Уже наступали сумерки, и у него была хорошая лошадь, на которой за ночь он мог оставить много миль между собой и Бешрелем. Правда, при себе у него было всего несколько серебряных монет, и, если Атенаис потребовала бы у властей его ареста, у него оставалось бы мало шансов спастись.