Роджер полагал, что кольцо с красивым сапфиром, окруженным мелкими бриллиантами, стоит по меньшей мере сотню луидоров, но рыбаки только качали головами. Один за другим они замечали, что ни золото, ни драгоценные камни не понадобятся человеку, если он гниет на дне морском, и что волны слишком высоки даже для пакетбота, а отплывать на их маленьких суденышках было бы чистым самоубийством.
Незадолго до трех часов Роджер осознал, что дальнейшие усилия бесполезны. Ни просьбы, ни деньги не заставят ни одного шкипера отплыть сегодня из дьеппской гавани. В посещаемых им пивных он выпивал по рюмке коньяку, чтобы поддержать угасавшую энергию, но теперь чувствовал себя полностью истощенным и знал, что если заснет, то не проснется до утра.
К утру местные власти, несомненно, начнут охотиться за ним. Агент месье де Крона наверняка выяснит, что беглец выехал из «Золотого льва» в Нефшателе на чалой лошади, а узнав, что ее нет на почтовой станции, быстро отыщет кобылу в «Бравом моряке», так что проводить там ночь было весьма рискованно. Поэтому Роджер направился в другую маленькую гостиницу – «Жирный каплун», неподалеку от церкви Святого Иакова – и снял там комнату.
Поднявшись наверх, Роджер опустошил свои карманы, снял мокрую одежду и отдал ее горничной высушить на кухне, после чего обнаженным свалился на кровать. Он до того устал, что, несмотря на все тревоги, почти сразу же погрузился в глубокий сон, лишенный сновидений.
Роджер проспал шестнадцать часов и проснулся незадолго до восьми утра. Все его тело одеревенело, но голова была ясной, и он ощущал страшный голод. Однако, не обращая на это внимания, Роджер вскочил с кровати и подбежал к окну. При виде серой пелены дождя он с проклятием отвернулся и, заметив на стуле принесенную горничной высохшую одежду, стал быстро натягивать ее на себя.
Спустившись, Роджер сразу же спросил хозяина о перспективах сегодняшнего отплытия пакетбота, но получил ответ, что за ночь погода ухудшилась и ни один корабль, безусловно, не покинет порт, пока не прекратится буря. Роджеру оставалось только утешиться двумя крутыми яйцами и бифштексом, которые ему подали на завтрак в столовой.
Удивленный хозяин заставил его понервничать, заявив, что он, «должно быть, переодетый англичанин». На момент Роджер подумал, что вызвал его подозрения в связи с описанием, которое за ночь могли передать хозяевам гостиниц; потом он осознал, что спустя несколько лет вновь очутился на побережье, где английские обычаи хорошо известны, и что хозяин просто шутит.
Тем не менее Роджер понимал, что прошедшей ночью курьер месье де Крона должен был добраться до Дьеппа и что полиция утром начнет прочесывать город. Так как он прибыл в «Жирный каплун» без шляпы, пальто и багажа, то, если хозяина начнут расспрашивать, подозрение быстро падет на него. Поэтому после завтрака он расплатился по счету и покинул гостиницу.
Несмотря на дождь и ветер, Роджер отправился в гавань убедиться, что корабли не станут отплывать. Гавань была почти пустой, и старый морской волк, связывавший трос под навесом, сказал ему, что, даже если ветер утихнет, что очень маловероятно, волны будут слишком высоки, чтобы какое-нибудь судно вышло в море ранее чем через двадцать четыре часа.
Проклиная погоду, подвергшую его жизнь опасности, Роджер решил изменить свою внешность. Купив большой полотняный саквояж, он посетил лавку ношеной одежды, где приобрел рваный плащ и матросскую вязаную шапку. Надев их на себя, дабы скрыть свои волосы и одежду, в которой покинул Париж, Роджер отправился в более дорогую лавку, где купил матросские башмаки, синие штаны и бушлат, пальто с тройным воротником и шляпу с низким квадратным верхом и блестящей кожаной лентой, какие часто носили офицеры торговых судов.
Запихнув покупки в саквояж, Роджер понес его к дальней стороне канала, ведущего из гавани в море, где он утром заметил несколько сараев и недостроенных судов. Во время ливня никто не работал, поэтому Роджер зашел в один из деревянных сараев и переоделся в обновки, не опасаясь, что ему помешают. После этого он заплел на затылке волосы в косичку, завязав ее лентой по морскому обычаю. Связав парижскую одежду в узел, Роджер набил его камнями и, подойдя к краю воды, бросил в море.
С величайшей неохотой Роджер расстался с элегантными кавалерийскими сапогами из мягкой кожи и дорогими кружевами на обшлагах и воротнике, но он понимал, что носить их было бы чистым безумием, так как они сразу же выдали бы его.
Вернувшись к городскому участку гавани, Роджер внезапно сообразил, что раз уж ему придется провести в Дьеппе по меньшей мере еще одну ночь, то его увидит меньше людей, если он снимет не комнату в очередной гостинице, а квартиру в частном доме. Завидев табличку с надписью «Улица д'Экосс» 140, он счел это хорошим знаком и свернул туда. Пройдя сотню ярдов, Роджер наткнулся на аккуратный маленький дом с тщательно выведенными буквами на окне первого этажа: «Apartement a louer» 141.
Дверь открыла невероятно толстая женщина, которая, пыхтя и задыхаясь, повела его наверх в скудно меблированные, но чистые спальню и гостиную. Роджер для виду немного поторговался, заставив хозяйку включить в стоимость квартиры завтрак, уплатил задаток и снова вышел где-нибудь перекусить.
Поев в захолустном ресторанчике, Роджер купил бутылку вина и холодные закуски на ужин, вернулся в дом на улице д'Экосс и, так как ему было больше нечего делать, лег в кровать.
Впервые после того, как он покинул улицу Сент-Оноре, отправляясь на дуэль с де Келюсом, у Роджера было время подумать о водовороте событий, захватившем его. Дуэль казалась ему происшедшей по крайней мере неделю назад; при этом у него сложилось смутное впечатление, будто Атенаис, если все прошло хорошо, вышла замуж за виконта де ла Тур д'Овернь только сегодня утром. Но после минутного размышления он осознал, что Атенаис, по всей вероятности, является мадам виконтессой уже не менее тридцати часов. Была среда, 30 августа, – день, когда Атенаис должна была стать женой де Келюса, – и в то время как долгая ночь с понедельника на вторник оказалась наполненной событиями, запечатлевшимися в уме Роджера, вторник прошел для него почти незаметно из-за утренней усталости И сна, занявшего большую часть дня.
Подумав о роковом совещании, Роджер достал письмо, подписанное графом де Монмореном, и перечитал его. Он снова порадовался удаче, предоставившей ему в руки столь важный документ. Несмотря на его переписку с таинственным мистером Гилбертом Максвеллом, британское правительство едва ли без колебаний сочло бы его слова решающим доказательством в столь важном деле. Учитывая торговый договор и значительное улучшение отношений с Францией, сообщение Роджера явилось бы для британских властей величайшей неожиданностью, и сомнения в его правоте могли удержать их от принятия решительных мер, прежде чем изложенные им факты не будут проверены. Но именно в немедленном ультиматуме состояла единственная надежда предотвратить захват Францией голландских портов.
Теперь Роджер понимал, что, прибыв в Лондон без письма, он едва ли мог рассчитывать спасти положение, в то время как содержание послания и подпись министра иностранных дел не требовали дальнейших подтверждений намерений Франции.
Свернув драгоценный пергамент в тугой рулон, Роджер обвязал его веревкой и повесил на шею наподобие медальона, дабы не рисковать выронить его из кармана. Потом он снял с пальца кольцо с сапфиром, так как оно было слишком ценным для простого моряка, и, также привязав его к веревке, повесил на шею.
Около семи Роджер съел холодный ужин и выпил бутылку белого ароматного «Шато Куте» из поместья маркиза де Люр-Салюс. В половине девятого он задул свечу и вскоре заснул.
Роджер проснулся при первых лучах рассвета, просачивавшихся сквозь тонкие занавески, слез с кровати и подошел к окну. Дождь все еще капал, но значительно ослабел, а ветер прекратился. Первым импульсом юноши было немедленно одеться, но, вспомнив, что ни одно судно не отплывет, пока море не успокоится, он вернулся в постель.
