С западной стороны к дому примыкал маленький фруктовый сад, с северной – огород, с восточной – конюшни и сараи, а с южной – длинная терраса с балюстрадой, украшенной резными каменными вазами. Две лестницы вели с террасы на широкую лужайку, где деревья и кусты образовывали тенистые аллеи. Участок окружала высокая кирпичная стена, делающая его, несмотря на близость к городу, настолько уединенным, как будто он находился в миле от ближайшего населенного пункта.
Роджер, жаждущий поскорее увидеть мать, спешился у ворот сада, предоставив Джиму отвести его кобылу в конюшню, промчался по дорожке и ворвался в дом через боковой вход. Он не сомневался, что мать сейчас в кухне наблюдает за приготовлением праздничного обеда в честь возвращения героя.
Леди Мэри Брук исполнилось сорок шесть лет. Темные волосы, обычно скрытые под кружевным чепцом, уже тронула седина, но, глядя в ее бездонные голубые глаза, любуясь прекрасным профилем, можно было легко представить себе ослепительную красоту, заставившую отважного лейтенанта Кристофера Брука заявить, что он завоюет ее даже ценою собственной жизни. Этого едва не случилось, ибо оба брата леди Мэри вызвали его на дуэль и во время второго поединка он был опасно ранен.
В ту пору якобитские заговоры считались делом обычным, и лейтенант Брук впервые увидел будущую жену, когда во главе группы военных, которых направили отыскать тайные склады оружия, вломился в ее дом в Шотландии. Леди Мэри было всего семь лет, когда ее отец, граф Килдонен, присоединился к злополучному мятежу принца Карла Эдуарда и после битвы при Каллодене был зарублен безжалостными ганноверскими кавалеристами герцога Камберлендского; тем не менее она хорошо помнила горе, испытываемое ее кланом, потерявшим в битве лучших сынов, и последовавшую за этим безжалостную охоту за беглецами. Прошедшие двадцать лет не уменьшили бешеной ненависти, питаемой ею и ее близкими ко всем, кто носит мундир короля-ганноверца, и все же первая встреча с Кристофером Бруком вызвала у нее совсем иные чувства. Первый ее возлюбленный погиб в результате несчастного случая на охоте, и она так глубоко переживала потерю, что отвергала все предложения, однако красивый молодой лейтенант рассеял ее горестные воспоминания так же быстро, как солнце рассеивает туман. Несмотря на все аргументы, просьбы и угрозы, она порвала с семьей, чтобы бежать с ним.
Леди Мэри, не только редкая красавица, но и женщина весьма практичная, хозяйство вела образцово даже для того времени. Ни одному фрукту, овощу или растению из ее сада или огорода не дозволялось пропадать попусту, и полки ее кладовых стонали под тяжестью маринадов, солений и сиропов.
В старой кухне, где она теперь стояла, лично приготовляя пирожные и одновременно пристально наблюдая за пышногрудой кухаркой и двумя служанками Полли и Нелл, потемневшие от времени балки были увешаны окороками, языками и копченой свининой, в то время как столы скрывались под разделанными тушами, дичью, пудингами и овощами.
Увидев Роджера, леди Мэри поспешно стряхнула муку с рук и, радостно приняв сына в объятия, расцеловала его в обе щеки.
Наконец оторвавшись от сына, она воскликнула:
– Вижу, мой дорогой мальчик, что ты чудесно выглядишь и возбужден радостными новостями. Твой отец на террасе с другими джентльменами. Он жаждет тебя видеть, так что беги к нему и дай мне возможность заняться стряпней.
Еще раз поцеловав мать, Роджер повиновался и, проскользнув из старой части дома в новую, вышел через портик с колоннами на террасу.
Отец, высокий загорелый мужчина пятидесяти двух лет, находился там в окружении соседей, пришедших поздравить его с возвращением. Роджер знал большинство из них: старого сэра Гарри Бэррарда, богатейшего человека в округе, который жил в Уолхемптоне, по другую сторону реки; генерала Кливленда из Викерс-Хилл; Джона Бонда из Бакленд-Мэнор; мистера Эдди из Пристлендса и мистера Роббинса из Пайлуэлла. Капитан Бэррард также присутствовал, он разговаривал с Гарри Дарби, мэром Лимингтона, чьим преемником в этой почетной должности, занимаемой десятью годами ранее самим герцогом Болтонским, он надеялся стать. Сэм Овиатт, местный виноторговец, находился здесь благодаря роду своих занятий, который в то время считался настолько важным, что его представители свободно допускались в общество сельских джентльменов, чопорно сторонившееся всех прочих торговцев.
– Ты стал настоящим мужчиной, Роджер! – вскричал капитан Брук, заметив сына. – Не разводи церемоний и подойди сюда.
Роджер собирался отвесить поклон, но вместо этого сбежал по ступенькам и бросился в объятия отца.
– Ну и удивил же ты нас! – воскликнул он, всматриваясь в бронзовое скуластое лицо капитана. – А где «Беллерофонт»? Ты пришвартовался в Плимуте или он на портсмутском рейде?
– Нет, я оставил его в Вест-Индии, а домой приехал пассажиром на фрегате «Амазонка». Я вез депеши, и благодаря попутному ветру мы смогли быстро подняться по проливу и бросить якорь в Норе. Это сэкономило полдня, хотя мне и пришлось трястись вчера в чертовой почтовой карете из Лондона. Ты со всеми знаком, Роджер?
Напрягая память, Роджер отвесил низкий поклон гостям:
– Ваш слуга, джентльмены.
Присутствующие стали отвечать на приветствие, и Роджер впервые заметил среди них незнакомца. Это был маленький человечек с мясистым лицом, двойным подбородком и курносым носом, но с огромными блестящими глазами. Большинство пожилых гостей носили парики, но этот человек, очевидно, предпочитал новую моду, так как его собственные каштановые волосы были аккуратно завиты над ушами и стянуты черной лентой на затылке.
Незнакомец шагнул вперед и заговорил звучным, несколько напыщенным голосом:
– Капитан, окажите мне честь, представьте меня вашему сыну.
– Что вы, сэр, это я польщен тем, что вы обратили на него внимание. Роджер, засвидетельствуй почтение мистеру Эдуарду Гиббону 16, который недавно стал нашим членом парламента, сменив присутствующего здесь сэра Гарри. Но прибереги свою школьную латынь для другой компании, так как это второй его язык, а знания мистера Эдуарда Гиббона из истории древнего мира могут заставить всех нас покраснеть.
Роджер, широко раскрыв от удивления глаза, снова поклонился.
– Я польщен, сэр, – восторженно произнес он. – Мой наставник в Шерборне давал прочесть первый том вашего «Заката и падения», но я не думал, что мне выпадет счастье встретить его выдающегося автора.
Толстая физиономия Гиббона расплылась в улыбке.
– Я тоже не предполагал, юный сэр, что мои скромные труды обрели столь молодых читателей.
– Разрази меня гром, Роджер! – просиял капитан Брук. – Ты обошел всех нас. Я об заклад готов биться, что немногие из присутствующих смогли бы одолеть столь объемистый труд, несмотря на восхищение талантом мистера Гиббона. Ты заслужил бокал вина. Что предпочитаешь – мадеру, малагу или Канарское? Впрочем, я забыл, что ты уже достаточно взрослый, чтобы пить когда и как тебе угодно.
– Благодарю вас, сэр. – Роджер повернулся к столу, который старый слуга Бен, возведенный, судя по черному костюму, в ранг дворецкого, вынес на террасу. На нем стояли три графина и поднос с высокими бокалами, напоминающими по форме трубу. Выбрав мадеру, наиболее сладкое вино, Роджер налил себе бокал, когда услышал возглас мистера Бонда:
– Ты бы проиграл пари, Крис! Я прочел все три тома, которые опубликовал мистер Гиббон, и жажду прочитать продолжение.
– Должно быть, Джон, лисицы знатно повеселились в твоем курятнике, пока ты сидел, уткнувшись носом в книгу, – отозвался капитан.
Его реплика вызвала взрыв хохота среди обожавших охоту на лис сквайров, из которых в основном состояла компания.
– Я также счастлив заявить, что читал труды мистера Гиббона, – сказал Сэм Овиатт.
– Вам я не стану противоречить, – подмигнул хозяин дома. – Вы, очевидно, самый богатый человек среди нас, учитывая скандальные прибыли, которые извлекаете из контрабандной выпивки, и располагающий наибольшим количеством времени для досуга, так как не имеете земель, нуждающихся в присмотре.
16
Гиббон Эдуард (1737-1794) – английский историк, автор трехтомной «Истории заката и падения Римской империи».