— Спасибо, что предупредил, — сказал Гильяно. — Выглядывай Пишотту и сообщи ему об этом. А когда будешь в Монтелепре, зайди к матери и скажи ей, что я благополучно уехал в Америку.

— Позволь старику обнять тебя, — сказал дядюшка. И поцеловал Гильяно в щеку. — Я никогда не верил, что ты сумеешь помочь Сицилии — никто не может ей помочь и никогда не сможет, даже Гарибальди не смог… А сейчас, если хочешь, я запрягу мулов и отвезу тебя, куда тебе надобно.

Свидание с Пишоттой было назначено у Гильяно на полночь. Сейчас было только десять часов. Он намеренно пришел пораньше, чтобы все разведать. А встреча с Майклом Корлеоне, он знал, должна состояться на рассвете. До места, где они должны встретиться с Пишоттой в случае провала первого свидания, было от Кастельветрано два часа ходьбы. Но все же лучше пойти пешком, чем воспользоваться услугами дядюшки Пеппино. Гильяно поблагодарил старика и вышел в ночь.

Запасное место встречи было у знаменитых греческих развалин, известных под названием акрополь Селине. Развалины находились к югу от Кастельветрано, на пустынной равнине, недалеко от берега моря, там, где начинали вздыматься прибрежные утесы. Древний город Селинунт был разрушен во время землетрясения еще до рождества Христова, но мраморные колонны и архитравы его акрополя продолжали стоять. Вернее, были откопаны археологами. Была тут главная улица, правда заваленная осколками древних зданий. Был храм с кровлей, увитой виноградом и просвечивавшей, точно череп, дырами, — ее все еще поддерживали посеревшие, источенные веками каменные колонны. Акрополь, укрепленный центр древнегреческих городов, был, как обычно, построен на самом высоком месте, и сейчас его развалины возвышались над голой равниной.

Весь день дул сирокко, страшный ветер пустынь. А сейчас, ночью, да еще вблизи от моря среди развалин заклубился туман. Гильяно, уставший от долгого форсированного марша, обогнул развалины и вышел к прибрежным утесам, откуда ему видно было, что творится внизу.

Перед ним была такая красота, что он на мгновение забыл о грозившей ему опасности. Храм Аполлона лежал в развалинах — остатки колонн громоздились друг на друге. Другие древние храмы блестели в лунном свете: там — без стен одни колонны; там — на колоннах покоятся остатки крыши, а там — стена крепости и высоко в ней — окно, черная дыра, сквозь которую светила луна. Внизу, где под акрополем лежал город, стояла одинокая колонна — вокруг вся земля была усеяна обломками, а она простояла тысячи лет. Это была знаменитая Il fuso de la vecchia — Веретено Старухи. Сицилийцы привыкли к тому, что весь остров усеян греческими развалинами, и относились к ним с легким пренебрежением. Только чужеземцы восхищались ими.

И это чужеземцы отрыли двенадцать колонн, которые высились сейчас перед Гильяно… У подножия этих двенадцати колонн, стоявших как солдаты перед своим командиром, было возвышение, на которое вели каменные ступени, словно выраставшие из земли. Гильяно сел на верхнюю ступень, спиной к одной из колонн. Он распахнул куртку, отстегнул пистолет-автомат, снял лупару и положил на ступень ниже. Среди развалин клубился туман, но Гильяно знал, что услышит, если кто-то пойдет по обломкам, и легко обнаружит противника прежде, чем тот обнаружит его.

Он прислонился к колонне, радуясь возможности отдохнуть, — тело его обмякло от усталости. Свет июльской луны пробежал по серо-белым колоннам и задержался на прибрежных скалах. А там, за морем, была Америка. И в Америке — Юстина и их еще не родившийся младенец. Скоро Гильяно будет в безопасности, и эти последние семь лет покажутся ему сном. На какое-то время он задумался — что у него будет за жизнь, сможет ли он быть счастлив не на Сицилии? Он улыбнулся. Рано или поздно он вернется и увидит их всех. Он устало вздохнул, расшнуровал ботинки и снял их. Затем снял носки — ногам приятно было соприкосновение с холодным камнем. Гильяно сунул руку в карман и вытащил две дикие груши — их сладкий, охлажденный ночной прохладой сок освежил его. Положа руку на пистолет-автомат, Гильяно ждал Аспану Пишотту.

Майкл, Питер Клеменца и дон Доменик поужинали рано. Если встреча назначена на рассвете, операцию следовало начинать не позднее наступления сумерек. Они еще раз обговорили план действий, и Доменик одобрил его. Он добавил только одну деталь: Майкл не должен иметь при себе оружия. Если что-то не сработает и они попадут в руки карабинеров или Службы безопасности, улик против Майкла не должно быть — тогда он сможет покинуть Сицилию, что бы ни случилось.

В саду им подали кувшин с вином и лимоны, после чего пора было пускаться в путь. Дон Доменик поцеловал на прощание брата. Затем повернулся к Майклу и порывисто обнял его.

— Передай от меня привет отцу, — сказал он. — Я буду молиться, чтобы у тебя все хорошо сложилось, удачи тебе. И если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, дай знать.

Втроем они спустились к причалу. Майкл и Питер Клеменца поднялись на борт катера, где их уже ждали вооруженные люди. Катер отчалил, и дон Доменик помахал им с причала. Майкл и Питер Клеменца спустились в каюту, там Клеменца сразу лег на койку и уснул. У него был трудный день, а в море им предстояло находиться почти до рассвета.

Они внесли изменения в свой план. Самолет, ожидавший в Мадзара-дель-Валло якобы для того, чтобы лететь в Африку, послужит отвлечением, а они доберутся до Африки на катере. Такое решение было принято по настоянию Клеменцы: он сказал, что может обеспечить безопасность пути и охрану катера своими людьми, но он совсем не уверен, что сможет обеспечить безопасность на маленьком аэродроме. К нему ведет слишком много подступов, да и сам самолет — сооружение весьма ненадежное: даже на земле с ним может произойти все, что угодно. Сейчас ставку надо делать не на скорость, а на хитрость, и на море укрыться легче, чем в небе. На худой конец можно ведь пересесть на другое судно, а в воздухе из самолета в другой самолет не пересядешь.

Весь день Клеменца был занят: он послал часть машин и людей к месту встречи на дороге в Кастельветрано; другую часть — в городок Мадзара-дель-Валло, обеспечивать безопасность. Он высылал машины с интервалом в час: ищейкам, следившим за виллой, совершенно незачем было видеть, как из ворот выезжает целая автоколонна. Машины направлялись в разные стороны, чтобы окончательно сбить с толку любую слежку. Тем временем катер огибал юго-западную оконечность Сицилии — он покачается на волнах за горизонтом до зари, а затем стремительно влетит в порт Мадзара-дель-Валло. Здесь их будут ждать машины с людьми. Оттуда до Кастельветрано не больше часа езды, даже если учесть, что им предстоит сделать крюк, чтобы выехать на дорогу к Трапани, где их будет ждать Пишотта.

Майкл тоже лег на койку. Он слышал, как храпит Клеменца, и удивлялся и восхищался тем, что человек может в такой момент спать. Майкл думал о том, что через двадцать четыре часа он будет в Тунисе, а еще через двенадцать — дома с родными. После двух лет ссылки он наконец снова станет свободным человеком, ему не надо будет скрываться от полиции или зависеть от воли своих покровителей. Он сможет жить, как захочет. Но только если следующие тридцать шесть часов пройдут благополучно. Легкое покачивание катера убаюкало его, и, мечтая о том, как он проведет первые дни в Америке, он погрузился в крепкий сон.

Фра Дьяволо спал сном еще более глубоким.

В то утро, когда он должен был заехать в Трепани за профессором Гектаром Адонисом, Стефан Андолини завернул в Палермо встретиться с главой сицилийской Службы безопасности инспектором Веларди. Тот должен был сообщить ему об оперативном плане, намеченном полковником Лукой на день. Эти сведения Андолини передавал Пишотте, а тот в свою очередь — Гильяно.

Утро было чудесное, поля по сторонам дороги утопали в цветах. У Андолини еще было время в запасе, и он решил выкурить сигарету у придорожной часовенки, где под замком находилась статуя святой Розалии; он опустился перед ней на колени и вознес молитву. Она была проста и рациональна: он просил святую Розалию защитить его от врагов. В воскресенье он исповедуется в своих грехах отцу Беньямино и причастится. А сейчас слепящее солнце опаляло его непокрытую голову, и тяжелый, напоенный ароматами воздух вливался в его легкие, очищая их от никотина; Андолини почувствовал, что ужасно голоден. И дал себе слово хорошенько позавтракать в лучшем ресторане Палермо сразу после встречи с инспектором Веларди.