Бруно завертел головой по сторонам, а затем опять с любопытством уставился на меня. Но вот в его глазах забегали огоньки, и он сказал уже совершенно другим тоном:

— Будет красиво. Давайте сложим их рядами — красные с красными, синие с синими.

— Отлично выйдет! — воскликнул я. — И затем... А какие цветы Сильвии нравятся больше всего?

Бруно сунул палец в рот и немного поразмыслил.

— Фиалки, — сказал он наконец.

— Там у ручья как раз есть прекрасная клумба с фиалками.

— Ой, давай нарвём их! — воскликнул Бруно, даже подпрыгнув от восторга. — Идём! Дай мне руку, и я тебя туда проведу, а то здесь трава слишком густая.

Я не мог сдержать улыбки, видя, что он совершенно позабыл, с каким великаном разговаривает.

— Погоди-ка, Бруно, — сказал я. — Мы должны подумать, что нам следует сделать в первую очередь. Ты же видишь, сколько у нас дел.

— Хорошо, давай подумаем, — ответил Бруно, вновь засунув палец в рот и усевшись прямо на какую-то дохлую мышь.

— А что здесь делает эта дохлая мышь? — спросил я. — Лучше закопай её или брось в ручей.

— Нет, она нужна мне для измерения! — закричал Бруно. — Как же тогда размечать садик? Мы делаем каждую клумбу длиной три с половиной мыши и шириной в две мыши.

Тут он ухватил свою мышь за хвостик, чтобы показать мне, как ею пользоваться, но я поспешил остановить его, так как начал опасаться, что моё «наваждение» может улетучиться ещё до того, как мы закончим наведение в садике порядка, и тогда я уже не увижу больше ни Бруно, ни Сильвии.

— Я думаю, лучше всего будет, если ты примешься за прополку клумб, а я в это время разложу голыши по цвету, чтобы потом можно было окаймлять ими проходы.

— Так и сделаем! — воскликнул Бруно. — А пока мы будем это делать, я расскажу тебе про двух гусениц.

— Хорошо, послушаем про гусениц, — проговорил я и начал отбирать голыши, складывая их в кучи разных цветов.

Бруно быстро и едва внятно затараторил, словно обращался сам к себе.

— Вчера я видел двух маленьких гусениц, когда сидел у ручья, там где можно выйти в лес. Они были совершенно зелёные и с жёлтыми глазами, и они меня не видели. А у одной было крылышко мотылька — большое коричневое крылышко мотылька, да? — такое сухое, с прожилками. Она хотела унести его. Мне кажется, она не хотела его съедать, а может, она хотела сделать из него себе пальтишко на зиму?

— Может быть, — сказал я, потому что Бруно взглянул на меня в ожидании ответа. Этих двух слов оказалось малышу достаточно, и он весело продолжал:

— Вот, а так как она не хотела, чтобы другая гусеница увидела, что у неё есть крылышко мотылька, то она когда уходила, то держала его всеми своими левыми ножками, а шла только правыми. Но она сразу же перевернулась после этого.

— После чего? — спросил я, уловив только последние слова, потому что, сказать по правде, я не особенно прислушивался.

— Она перевернулась, — очень серьёзно повторил Бруно, — и если бы ты видел, как гусеницы переворачиваются, то знал бы, как ей трудно, и не смеялся бы сейчас.

— Поверь мне, Бруно, я вовсе и не думал смеяться. Посмотри — я снова совершенно серьёзен.

Но Бруно только скрестил руки на груди и проговорил:

— Не надо мне. Я сам видел, что у тебя в одном глазу что-то мелькнуло — как на луне.

— Почему ты думаешь, что я похож на луну, Бруно? — спросил я.

— Твоё лицо большое и круглое, как луна, — ответил Бруно, пристально в меня вглядываясь. — Только оно не светится так ярко, зато оно чище.

Я снова не смог сдержать улыбки.

— Я ведь иногда умываю своё лицо, Бруно. А луна никогда не умывается.

— Никогда не умывается? — удивился Бруно. Он весь подался ко мне и таинственным шёпотом добавил: — Лицо луны становится каждую ночь всё грязнее и грязнее, пока не сделается совсем чёрным. И тогда, когда оно всё загрязнится, тогда... — тут он провёл ладошкой по своим собственным розовым щёчкам, — тогда она умывается.

— И снова становится чистой, верно?

— Не вся сразу, — сказал Бруно. — Чему только тебя учили! Она умывается понемножку, только начинает мыть с другой стороны, понятно?

Всё это время он преспокойно сидел на своей дохлой мыши, сложив руки на груди, а сорняки ничуть не были потревожены. Поэтому в конце концов мне пришлось ему сказать:

— Сначала работа, а забавы потом. Никаких разговоров, пока не закончим эту клумбу.

ГЛАВА XV. Месть Бруно

Несколько минут мы молчали, в течение этого времени я сортировал голыши и втихаря с интересом наблюдал, как Бруно занимается садоводством. И в самом деле, это был невиданный способ: перед тем как прополоть клумбу, он сначала её вымеривал, словно бы опасался, как бы она не съёжилась от прополки; один раз даже, когда клумба против ожиданий вышла длиннее, он принялся дубасить маленькими кулачками свою дохлую мышь, приговаривая при этом:

— Вот тебе! Опять всё испортила! Почему ты не держишь хвост прямо, как тебе говорят?

Затем он с таинственным видом обратился ко мне:

— Слушай, что я придумал. Ты ведь любишь Фей и Эльфов?

— Конечно, — ответил я, — конечно, люблю, иначе меня бы здесь не было. Если бы я их терпеть не мог, то отправился бы в какое-нибудь другое место, где никаких Фей и Эльфов нет.

Бруно презрительно засмеялся.

— Ты ещё скажи, что отправишься в такое место, где нет никакого воздуха, потому что терпеть не можешь воздуха!

Я не совсем понял, что он хочет сказать. Поэтому я попытался сменить предмет.

— Вообще-то, ты первый Эльф, которого я встречаю в жизни. А вот, скажем, ты — видел ли ты в своей жизни других людей, кроме меня?

— Ещё сколько! — отозвался Бруно. — Мы встречаем их, когда ходим по дороге.

— Но они не могут заметить вас. Как же получается, что они никогда на вас не наступают?

— Они и не могут на нас наступить, — ответил Бруно, очень удивившись моему невежеству. — Сам подумай: ты идёшь... вот здесь... — Он прочертил по земле небольшую линию. — А вот тут Эльф — то есть я... он идёт здесь. Тогда получается, что ты ставишь одну свою ногу сюда, а другую ногу сюда. Поэтому ты никогда не наступишь на Эльфа.

Объяснение вышло на славу, но меня оно не убедило.

— А почему я не поставлю ногу прямо на Эльфа? — спросил я.

— Не знаю, почему, — задумчиво ответило маленькое существо. — Только знаю, что не поставишь. Ещё никто и никогда не наступал на Эльфа или Фею. Теперь я скажу тебе, что я придумал, раз ты так любишь Фей. Я раздобуду для тебя приглашение на званый ужин к Сказочному Королю. Я знаком с одним из старших блюдоносов.

Тут мне снова не удалось сдержать смеха.

— Разве же блюдоносы приглашают гостей?

— Конечно, приглашают, но только не ужинать, а прислуживать! — как ни в чём не бывало разъяснил Бруно. — Неплохо, правда? Разносить блюда и наливать в бокалы вино.

— Неплохо, неплохо, но всё равно это не так здорово, как самому сидеть за столом, верно?

— Эх, — сказал Бруно таким тоном, словно ему стало жаль моего невежества. — Если ты даже не Лорд Чего-нибудь, то, сам понимаешь, нельзя ожидать, что тебя пригласят на королевский ужин сидеть за столом.

Мягко, как только смог, я заметил ему, что вовсе не ожидал, что меня пригласят сидеть за столом, просто это единственный способ присутствовать на званом ужине, который мне по-настоящему нравится. Тут Бруно вскинул голову и обиженно сказал, что если я не хочу, то и не надо — вокруг и так полным-полно таких, которые отдадут всё на свете, чтобы только попасть на ужин к Королю.

— Да сам-то ты, Бруно, бывал на ужине у Короля?

— Они пригласили меня один раз, на той неделе, — с изрядной долей гордости ответствовал Бруно. — Чтобы мыть подносы из-под супа... нет, тарелки из-под сыра, хотел я сказать. Это была большая честь. А потом я прислуживал за столом. И сделал всего одну ошибку.