Синдикат

«Основное кредо гангстера, как, впрочем, и любого другого представителя криминального мира, заключается в том, что все принадлежит человеку

только до тех пор, пока он может это удержать. И тот, кто это у него отнимет,

не сделает ничего дурного, а просто докажет свою сообразительность»

Герберт Осбери «Банды Нью-Йорка»

«В этом мире нет другой свободы, кроме той, что дают сила и богатство»

т/с «Devil's Whore»

Часть I

Плохой человек

Глава 1

«Социализм — есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, только обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией»

Владимир Ленин, октябрь 1917 года

Плакат был очень старый, кажется чуть ли не из восьмидесятых, может быть даже ровесник Третьей Мировой. Рисунок давно выцвел до состояния размытого пятна, однако буквы держались стойко, неся мудрость вождя мирового пролетариата сквозь время и социально-экономические формации.

Пока результат противоестественной связи «Жигулей» и «Ниссана» под названием «Аргунь» выруливал из подземного гаража, взгляд Ки скользнул по артефакту прошлого. И девушка подумала — отчего плакат все еще здесь? Казалось, прямоугольник древней бумаги хранит некая высшая сила. Быть может, все так привыкли видеть его, что и не замечают уже. Возможно, мелихи коалиции не трогали плакат, считая его неким талисманом.

А может быть…

Ки зажмурилась, чувствуя ровную, исчезающе слабую дрожь мотора. «Аргунь» под управлением автоводителя ехал медленно, рулевое колесо на одной спице вращалось будто само по себе. Сквозь обод мерцали зеленоватые строчки цифр на калейдоскопе экранов. Автомобиль двинулся по спиралевидному выезду из подземного гаража. По левому борту осталась эффектная «инсталляция» в виде пучка традиционных петель виселицы из ультрамариновых светодиодов. Они были прицеплены к вентиляционной трубе, символизируя кару за нарушение верности. Одному из руководителей показалась забавной идея встречать гостей базы-кильдюма такой вот композицией. Снять ее поначалу забывали, а потом к связке привыкли, как и к ленинской мудрости.

Так вот, о плакате. А может быть старая агитка видна только ей, девушке по прозвищу Ки?..

Она мотнула головой, словно вытряхивая из ушей бесполезные, вредные мысли. Ночь и так обещала тяжелую работу, скорее всего вплоть до самого рассвета. Нет нужды делать все сложнее.

Бес, как и полагалось, ждал у ворот кильдюма. На нижние уровни телохрана и водилу не пускали, потому что хоть и доверенный, а все же наемник со стороны, не принят по укладу в ряды почтенной коалиции с членским билетом и книжечкой взносов. Как обычно — нанятый боец был какой-то бесформенный в полувоенной одежде и туфлях без шнурков, на молнии. Как обычно — немногословный, собранный, одновременно безликий и выразительный. Таких людей не замечают на улице, взгляд скользит по ним, как рыболовный крючок по стеклу. Но если присмотреться, индивидуальные черты проступают, как острые камни в прибое.

Бес молча открыл дверь, взгляд единственного зрачка прошелся по салону как прицельный луч. Ки пробрало неприятным ощущением, как будто телохран действительно просканировал ее хитрым никелем и увидел девушку изнутри, целиком, от крошечной пломбы в коренном зубе до вживленного алкореактора, позволявшего печени не отстегнуться после возлияний с клиентами.

— Кицунэ, — произнес одноглазый вместо приветствия, усаживаясь в кресло водителя.

— Да, — лаконично отозвалась она.

— По маршруту, — Бес не спросил, а констатировал.

— Да.

Как всегда. Слова одни и те же, мягкие, невыразительные, без тени эмоций. Привычные движения — ремень застегнуть, навигатор включить, автоводитель выключить, оружие под приборной доской проверить. Бес работал на коалицию «Затон» меньше полугода, но девушке уже казалось, что они знакомы, по крайней мере, лет пять, может и больше.

Только неясно, хорошо это или нет. Временами Бес казался обыденным, даже уютным, а иногда наоборот, вгонял в оторопь. Хотя одного не отнять — с ним безопасно. Как «японка» и гейша с хорошим стажем, Кристина по прозвищу Кицунэ повидала многих телохранов, от рядового бычья до неплохо никелированных «сталеваров». Многих… Но только с Бесом она всегда чувствовала себя как за непрошибаемой стеной. Что странно, если подумать здраво и учесть, что наемная «торпеда» — одноглазый калека. А вот, поди ж ты…

Ворота поднялись, открывая выезд из коробки укрепленного форпоста кооператива «Затон». Сторожевой автоматик на гусеничной платформе, купленный по уценке с милицейского склада, зажег зеленые огоньки, сигнализируя, что путь открыт, опустил ствол пулемета с хорошо заметной блямбой разрешительной печати.

— Пристегнись, — сказал Бес. Не попросил, а констатировал, что нужно сделать прямо сейчас.

Ки со вздохом застегнула металлическую пряжку, стараясь не помять тщательно сформированную складку на платье, очень творческой (и соответственно дорогой) фантазии, объединившей мотивы классического кимоно и европейского платья времен Ренессанса. Бес аккуратно вырулил на дорогу, вращая колесо одной рукой. Протезированную он держал чуть на отлете, используя лишь по необходимости, когда нельзя было сразу воспользоваться «живой» конечностью. Привычка, выдававшая долгое и «дефективное» пользование хромом не гостовской, «черной» сборки, без абонемента на обслуживание и гарантии. Хозяин привык на уровне рефлексов беречь ресурс механики и заряд батареи.

За кормой автомобиля осталась пятиэтажка «затоновской» штаб-квартиры, новостройка, которую будто собрали на одном фундаменте из двух разных половинок. По правую руку от серединной линии — строгие офисные этажи, по левую — закрытые ярусы переменной длины, торчащие один над другим зубцами, как перевернутый на бок «тетрис». Правая часть неярко желтела одинаковыми рядами безликих окон, левая сияла прозрачными галереями, на которые проецировалась реклама кооператива.

Ки прикрыла глаза, оберегая их от светового удара — ночной Хабаровск это, конечно, не Московско-Ленинградская агломерация и не Бомбейский гигаполис, но и отстает не намного. Неон, реклама, голограммы, указатели, все перемешивалось в безумную палитру миллиона цветов, которые буквально жгли сетчатку.

Бес аккуратно обогнал трицикл с кабиной в виде призмы. Затем автобус низкой посадки, с корпусом двойной горбатости, а также прозрачными стенами из стеклопластмассы. Третьим стал громадный трехосник, собранный из двух кубов примерно одинакового размера, один — несуразно большая кабина без окон с полосками фотоэлементов и мозаичных камер, другой — что-то вроде контейнера высшей защиты. Машина вызывающе демонстрировала презрение к аэродинамике и гордость за отечественное моторостроение. Судя по эмблемам чудовищный броневик принадлежал Госбанку и отвечал пришедшей из дикой американщины моде выносить банковские машины с использованием армейского вооружения, а также бурильных агрегатов, так что демонстративная прочность была к месту.

От банковского тяжеловоза исходила такая вибрация, что чувствовалась даже в уютном салоне «Аргуни». Хорошо, что звукоизоляция на высшем уровне. Ки надула губы, вспомнив, что она хотела поставить в машину экраны с видеофильтрацией вместо стекол, однако именно Бес не позволил. Причем даже затенение установить не дал. Дескать, небезопасно, ведь чтобы вовремя отреагировать при нападении, нужен постоянный и неискаженный обзор.

Нападение… кому нужна машина с «японкой», да еще под защитой уважаемого кооператива? Тем более, придурок все равно одноглазый! Куда ему в боевку то… Тьфу, «бисенен» недоделанный.

— Включи радио.

Она хотела вернуть ему шпильку и приказать, но голос дрогнул, и получилось недостойно-просительно. Бес молча щелкнул рычажком. Естественно, обычное радио никого не интересовало, и по салону разнесся громкий — на грани визгливой истерики — голос Проныры Бля.

— Что, топики! Бродяги, бычки, мои любимые цефалы! Отбросы корпоративной жизни, объедки чужой халявы!!! Время новостей и щас тут должна бы выступить милая девчушка с напомаженной мордой, в которой — в морде, то есть — железа больше чем у меня гривенников в кошельке, а поверьте, мелочи там хватает, другой то башмалы нет, откуда у меня безнал, жадные твари?!